Александр Кикнадзе - Мерано издали и близи
«Ничего, — подумал я, — выиграем и так, пусть не говорит, что я воспользовался зевком». Но потом я почему-то все меньше стал думать о партии и все больше об этом несчастном партнере. Ходят же такие по свету. Как же надо не уважать себя, чтобы так унизиться. А может, он не считает это унижением? Привык к легкой жизни, всегда все ему удается — правдами или неправдами, это для него существенного значения не имеет, главное — достичь цели, а как — дело десятое, а может, и двадцатое. Почему я не настоял на ходе слоном? Теперь он смотрит на меня как на партнера робкого, черт бы его побрал, ходят же такие по свету. Надо как можно быстрее прикончить его и больше постараться с ним не играть. Позиция возникла сложная, а думалось почему-то плохо. Я сделал один не очень хороший ход, потом один просто нехороший, партия покатилась под откос, у нас осталось по три пешки, ладье и коню, но одна моя пешка терялась, а его беспрепятственно проходила в ферзи. Тогда мне пришла в голову идея. Я взялся за коня, потом поставил его на место и сделал ход ладьей. Жора многозначительно кашлянул и, подозвав судью, сказал:
— Мой партнер в присутствии свидетелей дотронулся до одной фигуры, а сыграл другой, вот пожалуйста, она может подтвердить, — показал глазами на зрительницу, не отходившую от нашего столика.
— Это правда?
Та утвердительно кивнула головой.
Стараясь говорить ровным голосом, я спросил партнера:
— Скажите, а не сделали ли то же самое вы ходов пятнадцать назад?
— Сделал, — тотчас ответил тот, — но вы не потребовали от меня сыграть фигурой, до которой я дотронулся, а я вот требую. Научите его правилам, — высокомерно потребовал Жора от судьи.
— Прошу сделать любой ход конем, — ледяным голосом произнес судья.
— А я не прошу, а настаиваю, — Жора сел за столик, написал на бланке букву К и выжидательно уставился на меня для того, чтобы выяснить, куда я пойду конем.
Я «пошел им» в потолок. Вместе с конем взлетели и все другие фигуры, стоявшие на доске.
А вообще-то, я был обязан благодарить Жору за урок и за литературный образ, который он помог мне создать много лет спустя. Эту сцену я почти целиком описал в романе «Королевская примула». Сам же Жора после третьего курса ушел в поездные контролеры.
Потом он попался на взятке и сел на неуютную скамью, правда, намного позже того срока, который я ему когда-то мысленно уготовил. Просто у пройдох редко все кончается гладко. Моя подруга, ставшая женой Жоры (это имя я изменил), аккуратно носила ему передачи, что только делало ей честь.
* * *
До семьдесят шестого года имя Корчного фигурировало среди звезд советского спорта. За десять лет, предшествовавших побегу, он выиграл двенадцать крупных международных турниров: в Ленинграде, Бевервейке, Мальорке, Сараеве, Гастингсе и других городах. На его счету были победы в претендентских матчах на звание чемпиона мира над С. Решевским, Э. Мекингом, М. Талем, Т. Петросяном. Четырежды он становился чемпионом страны. И неизменно играл на одной из первых досок команды СССР, побеждавшей на шести всемирных олимпиадах и пяти чемпионатах Европы.
Считается (возможно, не без оснований), что у таланта свой щит от житейских напастей, повышенная чувствительность и ранимость. Многие знали о цели, которую еще в юношеские годы поставил перед собой Корчной, — стать чемпионом мира. Человек, вынашивающий такую мечту, имеет право на некоторую замкнутость. Он и раньше не искал и не имел друзей — к нему тянулись многие, он недвусмысленно отвергал попытки завязать товарищеские отношения. Делил мир на тех, кто может содействовать достижению цели, и на тех, кто мог стать поперек пути. Первых чтил через силу, подчеркивая дистанцию между ними и собой. Вторых третировал в меру немалых своих способностей.
— Вы спрашиваете меня, как пришел Корчной к роковому решению отказаться от Родины? — говорит В. Д. Батуринский. — Когда я впервые узнал об этом, был удивлен и огорчен. Но после того, как миновал эффект неожиданности, проанализировав свои личные впечатления от встреч и бесед с Корчным, я сделал вывод, что в какой-то мере его поступок, увы, не случайность, что предпосылки были. Корчной давно известен своим эгоцентризмом, несдержанностью, пренебрежительным отношением к коллегам. Переоценивал себя. Вспоминаю, как в семьдесят первом, а может быть, и в семьдесят втором году получил от него письмо; в нем были такие строки: «Вот я испытываю определенные трудности в подготовке к соревнованиям, а ведь вы-то хорошо знаете, что я единственный, кто способен остановить Фишера».
Многие выступления Корчного сопровождались инцидентами. Могу вспомнить, например, его давний полуфинальный матч претендентов с Михаилом Талем, когда впервые проявились навязчивые идеи Корчного. Ему не нравился взгляд врача, приехавшего с Талем из Риги, и он чуть не со скандалом потребовал пересадить его подальше. Или вспомним беспардонные заявления, представителям зарубежной прессы, которые сделал Корчной после проигрыша финального матча претендентов Анатолию Карпову. Сколько было в них желчи, зависти, не случайно ведущие гроссмейстеры страны выступили с отповедью.
Корчной почувствовал себя своим в мире, где в человеке стимулируются отрицательные черты характера — алчность, изворотливость, эгоизм. Так уж устроен этот мир — все, что осуждается у нас, превозносится в западном мире. Разные представления о предназначенности, правах и обязанностях гражданина, обязанностях перед самим собой и обществом (частицу которого он составляет) проявляются и в оценке личности гроссмейстера Корчного.
Это был очень сильный противник. Очень опасный противник.
Был!
* * *
Не так давно в СССР было проведено одно социологическое исследование. Студентов восемнадцати высших учебных заведении попросили назвать наиболее характерные положительные качества, которые, по их мнению, должны быть присущи молодому человеку наших дней. Доктор философских наук, профессор, лауреат премии Ленинского комсомола В. Лисовский писал в «Известиях»:
«На первом месте по значимости оказалась гражданственность, на втором — образованность, на третьем — целеустремленность. Высокую оценку студентов получили и такие качества, как трудолюбие, нравственная чистота, высокая внутренняя и внешняя культура, любознательность, самокритичность, мужество, самостоятельность в суждениях, активная жизненная позиция».
Гражданственность, образованность, целеустремленность — я думаю, что эти три слова полнее всего выражают облик молодого советского шахматиста Анатолия Карпова.
«Истинный человек и сын Отечества есть одно и то же», — писал Радищев. Как сын Отечества Карпов сделал многое для возвеличения его спортивного престижа, он показал всему миру, какие черты характера стимулирует и развивает социалистический строй, как примечает таланты и как их растит. Член Центрального Комитета комсомола, он и словом своим, и примером делает многое для приобщения молодежи к шахматной культуре. Вознесенный шахматами, он отвечает им (а это значит, и бесчисленным их приверженцам и в родной стране, и за ее пределами) так, как обязан отвечать на добро всякий честный человек. Не думаю, что был в истории шахмат другой чемпион, который столько бы сделал для их пропаганды, сколько успел уже сделать Карпов, и который с такой беззаветной смелостью играл бы в крупнейших турнирах. Он поступает благородно, позволяя всем живущим на свете гроссмейстерам — и старым, и тем более молодым — сравнивать свои силы с его чемпионской силой один на один — за доской. Известно хорошо, чем кончаются сравнения. Только в восемьдесят первом году, перед матчем в Мерано, Карпов сыграл в трех крупных международных турнирах более четырех десятков партий и лишь в одной потерпел поражение. Памятный всем нам московский турнир «звезд» чемпион выиграл в истинно чемпионском стиле, как, впрочем, и многие другие «критериумы» после Багио.
Много хороших слов произнес Анатолий Карпов по адресу тех, кто делил с ним заботы, тревоги и радости Багио. Но разве сам он, ненавязчиво и тактично, не помогал им в их шахматном совершенствовании? Разве могли пройти бесследно месяцы каждодневного общения с удивительным этим мастером? Не могли, и жизнь подтвердила это.
Первым «филиппинцем», проходившим самостоятельное испытание, оказался Михаил Таль, выступавший в турнире высшей лиги сорок шестого чемпионата СССР. Результат? Одиннадцать очков из семнадцати, дележ первого места с Виталием Цешковским и звание чемпиона СССР. Вторым выступал Игорь Зайцев — в международном турнире на приз журнала «Наука и жизнь». Результат? Девять с половиной очков из пятнадцати и первый приз. Третьим испытывал свои силы Юрий Балашов — в крупном гроссмейстерском турнире в Мюнхене. Результат? Восемь с половиной очков из тринадцати, дележ первых мест с экс-чемпионом мира Борисом Спасским, Ульфом Андерссоном и Робертом Хюбнером.
