Алексей Сахнин - Опыт Октября 1917 года. Как делают революцию
Поскольку точки зрения Ленина и Каменева были изложены в рамках двух содокладов, то делегатам конференции как бы предлагалось высказываться в пользу одного из них. Однако выяснилось, что есть еще несколько подходов. Так, В. П. Милютин признал правоту Ленина в вопросе о характере текущей революции, которую он также считал социалистической. Однако из этого тезиса он делал совсем не те практические выводы, какие получались у Ленина. Милютин считал, что главной тактической задачей партии должно стать развитие уличной активности («массовых действий»), которая позволит оказывать реальное, а не иллюзорное давление на правительство, вместе с тем, подготовляя массу к дальнейшему углублению революции. Вслед за Милютиным выступил П. Г. Смидович, который вообще призвал не увлекаться борьбой за всевластие Советов, поскольку эти последние являются, с его точки зрения, лишь временной формой, рожденной экстремальными условиями революции, и в будущем должны будут уступить свою роль другим организациям и органам. «И я думаю, что перспектива намечается совершенно иная, чем это рисуется в резолюции… – говорил Смидович – влияние и роль Совета рабочих депутатов ослабнет, власть к нему не перейдет, но могут выработаться совершенно другие органы».
Следом выступал Багдатьев. Характерно, что ему импонировали многие взгляды Каменева, но он не соглашался с его практическими рекомендациями («Доклад т. Каменева в общем предвосхитил мои положения. Я тоже нахожу, что буржуазно-демократическая революция у нас не закончилась, и резолюция Каменева для меня приемлема. Но я сделаю несколько иные выводы»). Его «иные выводы» заключались в том, что Багдатьев считал необходимым бороться за власть Советов сразу же, не дожидаясь того, как они станут на большевистскую точку зрения. Впрочем, Багдатьев предрекал, что захватив власть, Совет по необходимости «большевизируется» под давлением обстоятельств. Таким образом, Багдатьев задним числом как бы оправдывал свое (и своих единомышленников) поведение в дни апрельского кризиса, которое Ленин заклеймил как авантюристическое. Если Ленин считал первой задачей захват Совета для большевизма, а уже потом захват власти для Совета, то Багдатьев выстраивал прямо противоположную логику: сначала Совет отнимает власть у правительства, что, в свою очередь, вынуждает его пользоваться средствами из большевистского арсенала. Эта позиция отражала идейную эволюцию большинства лидеров ПК (которая, как мы видели, находила отклик и среди московских большевиков), которые с правых («каменевских») позиций перешли в оппозицию Ленину слева.
Похожую точку зрения высказал вслед за Багдатьевым и А. С. Бубнов, представитель московского партийного центра: «прежде всего завоевать власть Советам, которые были бы поддержаны голосом масс, массовыми демонстрациями…, как результат этого, – реорганизация временных комитетов в направлении преобладания пролетарских элементов» – говорил он. Такое единодушие Багдатьева и Бубнова говорило о том, что среди руководителей партийного актива обеих столиц были весьма сильны «ультралевые» настроения, опиравшиеся на «правый» (т. е. каменевский) теоретический анализ движущих сил и перспектив революции.
Высказывались и другие точки зрения. Однако, когда речь зашла об окончательном решении обсуждаемого вопроса, то выяснилось, что одни считали, что в ходе дискуссии выявились два течения (вероятно, ленинское и каменевское), а другие говорили о трех наметившихся группах. Каменев категорически высказался за то, что «разногласие сводится к внесению в резолюцию пункта о контроле… и потому третьего предложения не может быть». Он настаивал на том, что точка зрения Бубнова (и, вероятно, Багдатьева – А. С.) отличается от его собственной лишь стилистически или только в нюансах. Но самое интересное заключается в том, что противники Каменева интерпретировали позицию Бубнова точно таким же образом, только в свою пользу. Так, Сталин, который теперь выступал в защиту ленинского доклада, заявлял: «То, что предлагает т. Бубнов, имеет в виду и резолюция т. Ленина»; также как и Каменев, Сталин настаивал, что «разногласие – в вопросе о контроле».
Многим, как среди делегатов Апрельской конференции, так и внешним наблюдателям, действительная разница между взглядами Каменева и Ленина все еще была не ясна. Так, несколькими днями позже, Луначарский, по дороге из Германии в Россию (на месяц позже Ленина в Россию тем же путем, что и он, выехала еще одна группа политических эмигрантов) читал большевистскую прессу и недоумевал, зачем «Ленин толкает к власти большинство Советов рабочих и солдатских депутатов, т. е. тех именно меньшевиков-оборонцев и трудовиков, которые сейчас взяли половину власти». За классовой интерпретацией партийных коалиций Луначарский (и, конечно, далеко не он один) не видел той принципиальной новизны, которая стояла за ленинской программой перехода всей власти Советам. И потому каменевская критика Ленина казалась ему оправданной. Аналогичным образом мыслили многие левые социал-демократы, включая значительное число большевистских активистов.
Впрочем, дальнейшая дискуссия показала, что искусственно заузить спектр взглядов было не так-то просто. В. П. Ногин и В. В. Кураев, вслед за Смидовичем, в своих выступлениях переносили центр тяжести с Советов на учреждения парламентского типа, которые должны были взять на себя роль центра революции (прежде всего речь шла об Учредительном собрании). А. И. Рыков вообще доказывал, что социалистическая революция не может начаться в самой «мелкобуржуазной» стране Европы, и большевикам придется подождать помощи западного пролетариата. Однако Зиновьев, а также выступавшие с заключительным словом докладчики (Ленин и Каменев) вновь подчеркнули, что речь может идти только о двух вариантах резолюции, причем, по словам Ленина, он «с т. Каменевым идет вместе, кроме вопроса о контроле». Кроме того, как Каменев, так и Ленин нанесли удар по «крайне-левому» крылу, которое по словам вождя большевиков, нарушило партийную дисциплину и подлежит осуждению. Таким образом, Ленин идеологическое и политическое расхождение сводил к дезорганизации в партии. «В будущем мы будем все меры принимать, чтобы достигнуть такой организации, чтобы не было пекистов, которые не слушают ЦК» – пообещал он. В вопросе о централизме в партии, об усилении ЦК Ленин и Каменев оказались на одной стороне.
Однако, по главному вопросу – «о текущем моменте» – разногласия сохранялись. «Горячие схватки – по свидетельству очевидца – продолжались и в кулуарах». Причем, некоторые мемуаристы рассказывали позже о том, что сторонники ленинской точки зрения составляли поначалу меньшинство на конференции, или, как минимум, были не организованы. Ситуацию изменил приезд уральской делегации во главе с Яковом Свердловым: «С их приездом сразу повеселело. Они стали организующим центром на конференции и подтянули к себе всех одиночек-ленинцев изо всех других делегаций».
Как бы то ни было, но по итогам дискуссии была избрана резолютивная комиссия, в которую вошли многие из выступавших (не было лишь Багдатьева): Ленин, Зиновьев, Каменев, Сталин, Бубнов, А. Г. Правдин, Ногин, а также И. А. Теодорович и Милютин. Выработанные этой комиссией тексты резолюций о Временном правительстве (без пункта о контроле!) и о текущем моменте были приняты конференцией почти единогласно при 3 против и 8 воздержавшихся, в первом случае и при 71 за и 8 воздержавшихся во втором. Входившие в согласительную комиссию Бубнов, Милютин, Каменев и другие были связаны общей ответственностью за итоговый текст. Таким образом, разнообразие интерпретационных моделей и практических предложений было сведено к компромиссному тексту, устраивавшему абсолютное большинство. Причем ленинское влияние на итоговую резолюцию было определяющим, но не тотальным.
Несколько следующих докладов и соответствующих резолюций – по аграрному вопросу, об объединении интернационалистов (этот вопрос был уже, в целом, разрешен партией в предыдущий период и теперь никаких разногласий не вызывал), об отношении к Советам – особых споров не вызвали и были приняты практически единогласно. Дав бой Ленину на обсуждении вопроса о контроле, Каменев и другие оппоненты вождя во всех этих вопросах были вполне солидарны с ним. Или, во всяком случае, не готовы были вновь вступать в спор с Лениным из-за сохранявшихся разногласий, каковые оставались, например, по вопросу о роли и значении Советов.
Однако оставались еще две сложные дискуссионные проблемы, которые обещали обнаружить серьезные разногласия среди делегатов конференции. Это были национальный вопрос и вопрос о положении в интернационале. Но обсуждение этих важных проблем было отложено на последний момент, а вместо него были проведены выборы в ЦК.
Таким образом, на общероссийском партийном форуме, теоретические и политические разногласия представителей региональных групп аннигилировались, сводились к «общему знаменателю» в рамках тех или иных компромиссных формулировок. В итоге споры по каждому дискуссионному вопросу заканчивались артикуляцией двух-трех текстов возможной резолюции, выбор между которыми определялся путем голосования и/или сводился на нет процедурой согласования в специально выбираемой для этого комиссии (в которую входили наиболее влиятельные сторонники итоговых вариантов резолюции – Ленин, Каменев и т. д.). Таким образом, «лоскутная» структура партии, сформировавшаяся в условиях относительной изоляции региональных групп друг от друга и от общепартийной дискуссии, превращалась в систему более или менее единых внутри себя «фракций», объединенных вокруг той или иной (усредненной) теоретической и политической программы. Борьба этих «фракций» и достижение компромисса между ними и определяли характер итоговых резолюций, а также решений по организационным и кадровым вопросам (прежде всего выбор нового ЦК).
