Игорь Дуэль - Судьба фантастической гипотезы
Раз ночью мы были разбужены сильным треском. Кох и Фигфус, лежавшие ближе к двери палатки, увидели, как ледяная стена с одной стороны оврага рухнула. Моментально вид на фиорд оказался закрытым. Большой, тёмный, заострённый кверху колосс взгромоздился поперёк оврага и остановился в тридцати метрах от палатки, вздымаясь в холодном ночном небе и угрожая нависшими громадами. Почва под нами зашаталась, палатка наклонилась, охваченные ужасом Фигфус и Кох выбежали из палатки, не одеваясь, босые в одном бельё — при 16 градусах. Я выбежал немного позже, так как вследствие несчастного случая я ещё с трудом передвигался.
Бледный месяц освещал эту великолепную игру природы. Боковые стены нашего оврага исчезли у самой нашей палатки; потом далеко в море вынырнула ледяная стена; шипя и журча, она вздымала свои отмытые водой бока всё выше и выше. Какая-то дикая борьба неизмеримых сил: неприятное гудение, аккомпанировавшее нырянию ледяных колоссов, то утихало, то вновь усиливалось в течение долгих десяти минут. А четыре маленьких человечка находились среди этого опустошения без всякого движения, не испуская ни звука, готовые каждое мгновение исчезнуть.
Когда спокойствие вновь опустилось на это поле разрушения и ночь прошла, мы увидели, что в результате катастрофы образовалось семнадцать айсбергов. Они перевернулись и обратили свои нижние части кверху. Из трёхсот метров, отделявших нас от фиорда, двести пятьдесят метров льда было выброшено в море.
Пострадала даже льдина, на которой находилась наша палатка: наружная половина её была искромсана, огромные ледяные глыбы валялись в трёх метрах от палатки, но сама палатка осталась невредимой. Построенная из ящиков от провианта боковая стена лошадиного стойла провалилась, но лошади остались целы и провиант не пропал. Большая часть нашего багажа опустилась во вновь образовавшиеся трещины, но нам удалось достать его обратно.
Чем ближе мы знакомились с происшествием, тем непонятнее было для нас, как это мы могли уцелеть…»
Итак, первое испытание прошло на удивление удачно. День за днём четверо путешественников создают на краю ледника лагерь, в котором им предстоит провести суровую гренландскую зиму, собирая как можно больше сведений о природе той части побережья Гренландии, которая для науки представляется белым пятном. Но и в этот период — в период осёдлой жизни в стационарном лагере — на них обрушиваются новые испытания. «В начале зимы… Кох упал в расщелину ледника — глубиной в двадцать метров — и сломал себе ногу. До рождества он был прикован к постели. Зато сама зимовка прошла прекрасно в научных и практических занятиях. Не было никакого диссонанса в гармонической общей работе».
С приходом весны путешественники отправляются в дальнюю дорогу через ледяной купол Гренландии. «Когда вернулось солнце, мы бодро приступили к выполнению нашей большой задачи — пересечению материка. Прежде всего нужно было пройти неровную «прибрежную» зону и найти дорогу через горные цепи. Это было тяжёлое, полное приключений, путешествие через изрытый бездорожный лабиринт, глубоко изрезанный образованными таянием потоками вод, путешествие по отвесным ледникам и глубоко занесённым снегом долинам.
В конце концов мы достигли нунатаков (выступов гор над поверхностью ледяного купола. — И. Д.) и стояли у порога обетованного материка, покрытого безбрежной снежной пустыней. Более двух месяцев продолжался путь через снежную пустыню. Наш след отмечен пятью трупами лошадей. В течение всего этого времени мы находились на высоте от двух до трёх тысяч метров над уровнем моря. Наибольшая возвышенность, расположенная немного западнее центра, была несколько выше трёх тысяч метров».
Май сменяется июнем. Однако в глубине полярного острова смена эта почти не ощущается, она не приносит путешественникам долгожданного облегчения.
«Даже лето холодное, как лёд. В полдень температура около –25° градусов Цельсия, ночью же в июне месяце было –35° градусов… Но хуже всего было с ветром. За исключением самой внутренней части, где господствовал штиль, повсюду были сильные штормы, направленные из центра к краю материкового льда, которые превращали движение против ветра в мучение, а часто делали его просто невозможным.
Этот ветер, подхватывая снег и неутомимо угоняя его к периферии, как будто бы специально предназначен для того, чтобы беспощадно пресечь всякие попытки человека проникнуть в эту снежную пустыню.
Но именно сознание того, что речь идёт о жизни или смерти, заставляет человека пробиваться во что бы то ни стало. Конечно, в западной половине, где этот ветер дул нам в спину, он как раз облегчал наше движение, так как мы могли натянуть паруса. Несмотря на это, нам всё же не удалось спасти последнюю лучшую лошадь, чего мы так страстно желали. Незадолго до достижения западного края материкового льда мы вынуждены были отдать пустыне её последнюю жертву».
Путешествие чуть было не обретает трагический финал, когда от желанного берега их отделяют уже считанные километры.
«Суровое испытание предстояло ещё нам прежде, чем мы достигли расположенной на берегу колонии Превен… Мы были застигнуты в горах плохой погодой. Туман лишил нас возможности ориентироваться, а свежий снег затруднял подъём в горы. Без спальных мешков и палатки мы очутились во власти непогоды, а так как провиант вышел, то наши силы стали быстро убывать.
Случайное судно, которое мы застали в фиорде, подобрало нас и доставило в колонию. Достигли ли бы мы своей цели самостоятельно, я не осмелюсь утверждать…»
Но как бы там ни было — цель достигнута! Линия, проведённая Альфредом Вегенером в 1893 году на карте Гренландии, двадцать лет спустя обозначается на картах, публикуемых во всём мире. Вся разница в том, что она не столь пряма, как та, нарисованная в юности, несколько уклоняется с северо-востока на юго-запад. Главное же, что собрано громадное количество сведений о природе центральных областей Гренландии: об их рельефе, состоянии льда, господствующих здесь атмосферных процессах.
Мир узнает об одном из тех событий, которые в двадцатом веке чрезвычайно редки: четверо путешественников прошли тысячу километров по тому району планеты, где прежде не ступала нога человека. Метеорологи на всех континентах с нетерпением ждут публикаций научных результатов экспедиции.
Для всего учёного мира Альфред Вегенер теперь не только «звезда метеорологии», но и мужественный исследователь одного из труднейших районов планеты. Даже геологи легко прощают ему конфуз с прошлогодним докладом во Франкфурте-на-Майне.
Поздней осенью 1913 года Вегенер возвращается на родину. А вскоре происходит весьма оттянувшееся по разным причинам событие — свадьба Альфреда и Эльзы. И опять нарушена традиция — молодожёны отказываются от свадебного путешествия. Вегенер и так по горло сыт странствиями, ему хочется тишины и покоя. И Альфред в полной мере получает то, чего желал, — они отправляются с Эльзой в тихую деревушку.
Ах, как соблазнительно было бы нарисовать здесь буколическую картинку в духе немецких романтиков! Сельская идиллия, несколько крестьянских домиков среди невысоких холмов, поросших лесом. И как бы сама собою вписывается в этот фон супружеская пара, которая, забыв обо всем на свете, наслаждается счастьем и любовью.
Но не было идиллии. И даже в тихой деревне Альфред Вегенер не мог уделять Эльзе много времени. Он привёз с собой материалы экспедиции, которые требовали неотложной обработки. Он желал поскорее с ними покончить, ибо за время путешествия по Гренландии ему пришло несколько весьма существенных соображений, значительно подкрепляющих идею дрейфа материков, которые сами собой рвались на бумагу.
Ни одной из этих работ не суждено было ему в то время завершить. Не прошло года после его возвращения из Гренландии, как пусть не в идиллический, но всё же в спокойный рабочий ритм жизни Вегенера ворвались совершенно чуждые ему звуки — звуки бравурных маршей. Наступило лето 1914 года. Германия развязала войну, которая вскоре превратилась в мировую. Для далёкого от политики Альфреда Вегенера событие это было полной неожиданностью. Всегда увлечённый наукой, он попросту не воспринимал всерьёз вопли иных соотечественников о «Великой Германии», а их речи, в которых постоянно твердилось одно и то же: «Дойчланд юбер аллее», казались ему просто глупостью, не способной влиять на людей. Словом, дух великогерманского шовинизма, которому в то время поддались многие выдающиеся умы немецкой науки, не затронул Вегенера и краем.
И он был очень удивлён, когда вдруг увидел, что набор глупостей, превратившийся в государственную политику, вершит судьбами миллионов соотечественников. В том числе и его судьбой. Ибо в тот момент, когда была объявлена война, в оценке — с государственных позиций — тридцатичетырёхлетнего гражданина Германии Альфреда Лотара Вегенера перестало иметь значение, что он «звезда» метеорологии, исследователь величайшего заполярного острова и прочее, но важным стало лишь одно: этот гражданин — военнообязанный, капитан запаса и, значит, в трудный для фатерланда момент должен встать в строй и чеканить шаг под эти самые бравурные марши.
