Альфред Мэхэн - Роль морских сил в мировой истории
Тот факт, что Англия является великой, уникальной и поразительно успешной колониальной державой, настолько очевиден, что не нуждается в подробном разъяснении. Причина же этого, как представляется, заключена главным образом в двух особенностях национального характера. Английский колонист оседает на новой территории естественным и благожелательным образом, отождествляет с колонией свой интерес и, при всей трогательной тоске по родине, не проявляет нетерпения в отношении возвращения домой. Во-вторых, англичанин сразу и инстинктивно ищет возможности развития ресурсов новой территории в самом широком их значении. (Опять же можно вспомнить Бенгалию, где грабеж английской Ост-Индской компании вызвал страшный голод 1769–1770 годов, когда погибла треть населения, от 7 до 10 млн чел., в 1780–1790 годах от голода здесь вымерла уже половина населения – 10 млн чел. – Ред.) В отношении первой особенности англичанин, в частности, отличается от француза, который стремится поскорее вернуться к прелестям своей родины. Во втором случае он отличается от испанца, круг интересов и амбиций которого слишком узок для полновесного развития ресурсов новой территории.
Характер и потребности голландцев, естественно, влекли их к основанию колоний. К 1650 году они располагали большим числом колоний в Ост-Индии, Африке и Америке, перечислять которые было бы утомительно. В этом отношении они значительно опережали в то время англичан. Но, хотя появление этих колоний – по чисто торговым соображениям – было естественным, голландцы, видимо, не руководствовались принципом развития этих территорий. «В основании колоний они усматривали не расширение империи, но просто приобретение торговой и коммерческой выгоды. Они предпринимали попытки завоевания новых территорий только тогда, когда их вынуждали обстоятельства. В целом они соглашались на ведение торговли под защитой суверенного правителя территории». Это явное довольствование одной выгодой, не сопровождавшееся политическими амбициями, вело, подобно деспотизму Франции и Испании, к превращению колоний в просто зависимые от метрополии территории для торговли и исключало, таким образом, естественный принцип развития.
Перед тем как закончить этот раздел, неплохо поинтересоваться, насколько американский характер подошел бы для становления великой морской державы в благоприятных обстоятельствах.
Едва ли необходимо, однако, сделать больше, чем обратиться к не столь отдаленному прошлому – для доказательства того, что, если устранить помехи в законодательстве и открыть благодатные сферы для предпринимательства, новая морская держава не замедлит появиться. Коммерческий инстинкт, смелая инициатива в погоне за прибылью и острота ощущения возможностей ее приобретения – все это имеется в наличии в США. И если в будущем появятся новые потенциальные области для колонизации, нет сомнений, что американцы передадут им всю свою врожденную склонность к самоуправлению и независимому развитию.
6. Образ правления. Обсуждая влияние на развитие морской силы страны со стороны правительственных учреждений, необходимо избегать склонности к чрезмерному философствованию. Необходимо сосредоточить внимание на очевидных и лежащих на поверхности причинах и их неизбежных следствиях. Не надо углубляться в поиски отдаленных и конечных влияний.
Тем не менее надо заметить, что конкретные формы правления с присущими им учреждениями и характер правителей в то или иное время оказывали весьма заметное влияние на становление морской силы. Различные свойства страны и ее народа составляют до сих пор, как полагают, естественные характеристики, с которыми страна, как и отдельный человек, начинает свою карьеру. В свою очередь, поведение властей равнозначно действию просвещенной силы воли, которая в зависимости от того, является ли она разумной, энергичной, сдержанной или нет, приносит успех или неудачу в человеческой жизни или истории страны.
Кажется вполне очевидным, что правительство, учитывающее в полной мере естественные предпочтения своего народа, продвинет его развитие во всех отношениях наиболее успешно. А в вопросе о морской силе наиболее яркие успехи приходили там, где осуществлялось просвещенное руководство правительства, учитывающего настроения народа и знающего его подлинные влечения. Положение такого правительства наиболее прочно тогда, когда воля народа или его лучших представителей принимает в правлении значительное участие. Но такие свободолюбивые правительства иногда оказывались несостоятельными, в то время как с другой стороны деспотическая власть, вооруженная знанием и настойчивостью, создавала временами большой торговый флот и великолепные ВМС гораздо скорее, чем это удавалось посредством долговременных усилий свободного народа. Трудность в последнем случае состоит в невозможности гарантировать продолжение этого курса после смерти конкретного деспота. (В России время быстрого создания мощного флота при Петре I сменилось периодом упадка флота вплоть до эпохи Екатерины II (нового расцвета флота), затем очередным упадком при Александре I и т. д. – Ред.)
В первую очередь заслуживают внимания действия правительства Англии, добившейся наивысшего развития морской силы среди современных государств. В общем, эти действия были последовательными, хотя далеко не всегда похвальными. Английские власти постоянно были нацелены на господство в морях. Одно из самых дерзких проявлений этой политики относится к периоду правления Якова I (1566–1625, английский король с 1603 года, шотландский король (под именем Яков VI) с 1567 года. Из династии Стюартов, сын шотландской королевы Марии Стюарт, занял английский престол по завещанию Елизаветы Тюдор. – Ред.), когда у Англии за пределами Британских островов владений имелось относительно немного (еще до того, как появились поселения на территориях Виргинии и Массачусетса).
Вот как характеризует этот период Ришелье: «Герцог Сюлли, министр Генриха IV (один из наиболее благородных рыцарей, когда-либо живших на земле), отправившись из Кале на борту корабля, на грот-мачте которого развевался флаг Франции, едва оказался в Ла-Манше, как встретился с поджидавшим его английским патрульным судном. Капитан этого судна потребовал от французского корабля спустить флаг. Герцог, посчитавший, что его высокое положение несовместимо с подобным оскорблением, отважно отказался подчиниться требованию. Но в ответ на его отказ последовало три орудийных выстрела, которые сделали пробоины в его корабле, так же как в сердцах всех добродетельных французов. Сила заставила герцога подчиниться тому, что запрещало право, и на все свои жалобы он смог добиться от английского капитана не более благоприятного ответа, чем этот: точно так же, как долг обязывал англичанина уважать статус французского посла, долг вынуждал его требовать должного уважения к флагу британского короля как суверена моря. Даже если бы сам король Яков был более вежлив, его слова тем не менее не произвели бы иного воздействия, кроме как вынудить герцога внять благоразумию и сделать вид, что он удовлетворен, хотя нанесенная ему обида сжигала его душу и не поддавалась лечению. Генриху Великому пришлось проявить сдержанность в связи с этим инцидентом. Но он решил в другой раз подкрепить права короны силой, которую, с течением времени, должен был навязать морю».
Этот беспардонный, оскорбительный, по современным понятиям, акт не так уж противоречил настроениям того времени. Он примечателен главным образом тем, что является одним из чрезвычайно поразительных и первых проявлений стремления Англии утвердиться на море ценой любого риска. Оскорбление наносилось во время правления одного из наиболее деликатных английских королей послу, непосредственно представляющему самого отважного и наиболее талантливого из французских государей. Это требование пустой демонстрации уважения к флагу, имеющей значение лишь как формальное проявление намерений правительства, предъявлялось во время правления Кромвеля столь же решительно, как и при королях. Оно было одним из условий мира, на который согласились голландцы после проигранной ими войны 1652–1654 годов. Кромвель, не считавшийся ни с чем, кроме государственных интересов, был чрезвычайно восприимчив ко всему, что затрагивало честь и могущество Англии, он не упускал малейшей возможности подчеркнуть это. Во время его деспотичного правления английский флот, еще не набравшись сил, стал демонстрировать свою боеспособность и активность. Повсюду в мире английский флот требовал признания прав своей державы или компенсации за ее обиды – на Балтике, в Средиземном море, у побережья туземных стран, в Вест– Индии. И при Кромвеле с захвата Ямайки началось расширение силой оружия Британской империи, которое продолжается до сих пор. Не были также забыты и энергичные меры в целях развития английской торговли и торгового флота. Знаменитый Навигационный акт Кромвеля (1651) провозглашал, что все импортные грузы Англии и ее колоний должны перевозиться исключительно на судах, принадлежащих самой Англии или стране, в которой доставляемые продукты выращивались или производились (кроме того, в Англию и ее владения разрешалось ввозить рыбу только в том случае, если она была добыта английскими рыболовными судами, а вывозить рыбу – только на английских судах. – Ред.). Указ, направленный непосредственно против голландцев, обычных перевозчиков европейских грузов, вызвал возмущение во всем торговом мире. Однако выгода этого указа для Англии в то время внутренней борьбы и раздора была настолько очевидна, что он оставался в силе и во время восстановления монархического правления.
