Aлексей Буяков - Отряд Асано. Русские эмигранты в вооруженных формированиях Маньчжоу-го (1938–1945)
Претворением в жизнь великого принципа ван дао (императорского пути) как основы объединения под «японской крышей» народов, проживающих на территории Маньчжоу-го, занималась созданная в 1932 году полуправительственная организация Киовакай (китайское название – Сехэхуй). Русские эмигранты были включены в состав Киовакай в 1939 году как один из «коренных народов» Маньчжоу-го. В это же время появилось русское подразделение молодежного отдела Киовакай, а летом 1940 года начали действовать Высшие курсы Киовакай для русской молодежи, включавшие в себя и начальную военную подготовку.
Русский женский отдел Киовакай – Кокубо фуцзинкай – нес своеобразное шефство над бойцами отряда Асано, ежегодно собирая пожертвования на подарки военнослужащим и выезжая время от времени на Сунгари-2 с театральными постановками.[161]
Летом 1940 года на западной линии СМЖД (станция Хакэ в 30 км от Хайлара) и в Трехречье (поселок Драгоценка) под эгидой Киовакай прошли военно-учебные сборы, в которых приняли участие молодые эмигранты практически из всех русских населенных пунктов западной линии. Занятия на сборах вели японские офицеры и резервисты из отряда Асано. В качестве наблюдателей на сборах присутствовали командующий 10-м военным округом Маньчжоу-го генерал-лейтенант У. Гармаев, а также представители Военной миссии и Бюро эмигрантов (начальник Захинганского БРЭМ – генерал Бакшеев).[162] В дальнейшем многие из молодых людей, проходивших военные сборы на станции Хакэ и в поселке Драгоценка, отправились служить в отряд Асано.
Своеобразным финалом военных сборов 1940 года стал строевой смотр казачьих учебных подразделений в составе Хакинской учебной пешей полусотни (станция Хакэ), Чжаромтинской пешей полусотни (станция Чжаромтэ), Якешинской конной сотни (станция Якеши), Хайларской пешей полусотни, Хайларской конной полусотни, Хайларской пехотной роты. В распоряжении о проведении смотра генерал Бакшеев отмечал: «…Порабощенный русский народ лишен возможности собственными силами порвать цепи рабства. Российская эмиграция материковой Азии и казачество, объединенные вокруг Бюро по делам Российских эмигрантов, готовы по первому зову своего Атамана Семенова придти на помощь порабощенным братьям! В этот ответственный момент наша готовность к любой жертвенности должна быть доведена до совершенства, а потому ваша строевая подготовка… необходима вам, как воздух!».[163]
В марте 1940 года большая часть русских военнослужащих отряда Асано, призванных на службу в тридцать восьмом году, была демобилизована и зачислена в резерв. Из первого набора в отряде остались только часть русских младших командиров и солдат, пожелавших продолжить военную службу. Каждый увольняемый в резерв давал подписку о неразглашении сведений об отряде.
Перед отъездом демобилизованных отрядников начальство отряда организовало для них прощальный банкет.
Эмигранты, прошедшие военную службу в отряде Асано, оказались на особом счету у японского руководства, которое стремилось их использовать и после окончания военной службы. Известно, что весь первый состав резервистов, получив документы о демобилизации (они были нужны, в частности, для оформления резервистами новых видов на жительство, так как срок действия старых за время их службы истек), прошел собеседование с сотрудниками харбинской ЯВМ. Резервистам была предложена служба в специализированных японских учреждениях.[164] Те, кто изъявил такое желание, в дальнейшем работали в подразделениях Военной миссии, Киовакай, Главного Штаба японской армии. Так, все бывшие члены фашистской партии, уволенные из армии, работали в дальнейшем в различных отделах и территориальных отделениях Военной миссии. Тем, кто отказался работать в японских учреждениях, была оказана помощь в трудоустройстве на частные и государственные предприятия. При этом резервистам вменялось в обязанность следить за политическими настроениями русских рабочих и служащих этих предприятий.
Для поддержания боеготовности и осуществления переподготовки резервистов были учреждены ежегодно проводимые в расположении гарнизона отряда Асано военные сборы. Первые десятидневные сборы, на которых присутствовали резервисты численным составом до роты, были организованы уже в августе сорокового года.[165]
В связи с увольнением в резерв значительной части личного состава отряда Асано в феврале-марте 1940 года был организован новый, третий набор русской молодежи в отряд. Офицеры отряда во главе специальных комиссий отбирали молодежь в разных районах Северной Маньчжурии. Например, командир отряда, подполковник Асано, возглавлял призывную комиссию в станице Онэнорская.[166] В Южной Маньчжурии специальных наборов на военную службу вплоть до начала 1944 года не проводилось, только отдельные эмигранты из этого района поступали в качестве добровольцев на службу в отряд.
Весенний набор сорокового года осуществлялся под лозунгом военной службы как священной обязанности для всех русских эмигрантов, являющихся пятой равноправной нацией Маньчжоу-го.
15 апреля 1940 года в Маньчжоу-го была введена всеобщая воинская повинность («Закон об обязательной воинской повинности») для представителей пяти национальностей, проживавших на территории этого государства: китайцев, монголов, корейцев, японцев и русских. Как отмечалось в Законе, его основными задачами являлись должное обеспечение государственной обороны; создание из призываемых военных кадров; внедрение в население путем военного воспитания на основах Духа основания государства здоровых государственных идеалов, тем самым обеспечивая наибольшую пользу государству.[167]
Теперь военную службу должны были отбывать все русские эмигранты, достигшие полных 19 лет, «имеющие полную достоверность личности, твердые убеждения и преданность»,[168] годные по состоянию здоровья и не имеющие отсрочки в связи с обучением в вузе или по причине сложных семейных обстоятельств.
После введения всеобщей воинской повинности для русских юношей призывного возраста выехать за пределы Маньчжоу-го стало крайне сложно. Иногда у призывников за несколько месяцев до очередного набора в армию изымали паспорт, и человек становился «невыездным».
Здесь стоит отметить, что служба в армии Маньчжоу-го русской эмигрантской молодежью воспринималась весьма неоднозначно. Некоторая часть молодежи и их родители не видели ничего дурного в военной службе. Это была если не священная обязанность, то, по крайней мере, необходимая повинность в отношении государства, предоставившего приют для эмигрантов. Молодые люди, прошедшие армейскую службу, приобретали своего рода статус «настоящего мужчины», на что нам указывают документы биографического характера. Например, один из бывших асановцев, Михаил Павлов, вспоминая ситуацию, предшествующую его призыву на военную службу, отмечал, что «вся русская молодежь, служившая раньше меня [в отряде Асано] и приезжавшая в отпуска, чувствовала себя значительнее нас, которые еще не служили в этом отряде. Они рассказывали, что ничего страшного и непосильного в службе нет: форма, казармы хорошие и питание отличное».[169]
С другой стороны, для значительной части русской молодежи, особенно городской, служба в маньчжурской армии, которая воспринималась чуждой, где русские парни, может быть, ценой своей крови, будут отстаивать интересы японцев, была очень непопулярна. Молодые люди, чтобы избежать призыва, поступали в вузы (с 1941 года в Харбине остался только один русский вуз – Северо-Маньчжурский университет), шли на курсы ЯВМ, симулировали различные заболевания, всеми правдами и неправдами стремились покинуть Маньчжурию.
По воспоминаниям бывшего студента Северо-Маньчжурского университета, в 1940 году наплыв абитуриентов в университет был очень высок, так как «молодых людей, которые нигде не учились, забирали в военный отряд Асано на станции Сунгари-2».[170] В книге воспоминаний Виктора Санникова, несколько лет прожившего на концессии Чол, есть несколько сюжетов, посвященных военной службе русских эмигрантов в армии Маньчжоу-го (сам он, по его мнению, ее счастливо избежал). Как пишет Санников, во время призывной кампании «у каждого [из призывников] было на языке то, что на уме: как бы не попасться… Подходящих для военной службы ребят подбирали из нашей среды и увозили в военные школы… Некоторые из служащих нередко приезжали на побывку… Они производили впечатление своей выправкой и военной формой с японской саблей на боку. Но внешний вид никого не соблазнял».[171] Санников приводит один из случаев, когда вызванный на медкомиссию призывник съел перед осмотром целую пачку сухого чайного листа, симулируя сердечное заболевание».[172]
