Гении разведки - Николай Михайлович Долгополов
И, наконец, существует еще и пятая, классическая версия. Ее в мягкой форме озвучили в России только в 1995 году, ссылаясь на бывших непосредственных руководителей Зорге из военной разведки. По этой версии на Рамзая вышли случайно. Его никто не выдавал и не предавал. Просто группа работала очень долго. И лишь цепь случайностей, а вовсе не допущенные ошибки или предательства, на девятом году активнейшей деятельности привела Зорге к неизбежному концу.
Хочется в это верить. Уж очень славных, достойных людей собрал Рихард Зорге под красные знамена, которые сам считал коминтерновскими. А японцы признания Зорге в служению именно Коминтерну с удовольствием приняли. Война с набравшей в военные годы огромную мощь Красной армией в их планы не входила. И чтобы лишний раз не злить СССР, называли Зорге не советским шпионом, а именно коминтерновцем. Не забыли об этом напомнить даже при казни 7 ноября 1944 года.
Аресты начались с Мияги. Когда пришли за художником, он, все поняв и стремясь избежать неминуемых пыток, совершил харакири. И опять версии. Первая — с помощью самурайского меча, с которым ему позировали натурщики. Версия вторая — воткнул в живот старинный нож.
Совершить харакири Мияги не сумел. Его мигом доставили в тюремную больницу и откачали. Он тут же ухитрился, обманув охрану, выброситься с третьего этажа. Но и на этот раз самоубийство не удалось. Не суждено было ему умереть относительно легкой смертью.
Наверное, после этого следователи поняли, что Мияги будет молчать, и все равно допрашивали его с неимоверной жестокостью. Он ничего не сказал. Тюремщики прозвали художника «фанатиком». Мучили на допросах. Етоку терял сознание, его обливали водой, снова били. Говорил только в бреду. Звал умершего отца и жену.
Во время следствия Мияги сделал заявление. Вот часть его: «Понимая, что главная задача заключается в том, чтобы избежать войны между Японией и СССР, я принял решение вступить в организацию как простой солдат. Я принял участие в ней, отдавая себе отчет, что в военное время буду приговорен к смерти». Мияги проявил себя стоиком. Да, фанатичным, верным, преданным. Неизлечимо больной, страдающий от туберкулеза в последней его стадии, он скончался в тюрьме 2 августа 1943 года.
Если бы японцы знали, кто первым сообщил Советскому Союзу о подготовке их нападения на озере Хасан, они бы обращались с Мияги поаккуратнее. Не дано им было докопаться до того, что сигнал тревоги, тотчас в СССР принятый, подал именно этот смертник.
Не вступая в бессмысленный спор с Гудзем, замечу: существует и другое объяснение возвращения Мияги из Соединенных Штатов в Японию. Американцы еще в 1932 году собирались арестовать художника-японца, казавшегося им подозрительным. И чтобы не потерять ценного агента с необычной профессией, Мияги решили вывести из Америки. Сам он был не прочь поехать в Москву. Больше-то некуда. Мияги даже обратился с просьбой отправить его в Советский Союз. Ему не отказали, сообщив лишь, что «такая возможность изучается».
Но в это время в Японию отправился Рамзай, которому требовалась поддержка. И с согласия художника Берзин перебрасывает того в Токио. Следует встреча с Зорге и с Вукеличем в музее. Говорящий по-английски Мияги выступает в качестве гида, знакомит Рамзая и его спутника с секретами современной японской живописи. Прикрытие надежное, объясняющее общение с иностранцами. К тому же Зорге убеждается, что его потенциальный помощник хладнокровен, умен и уже неплохо знаком с разведывательной работой. Где еще найдешь такого среди японцев? И он уговаривает Мияги стать его другом. Живописец сомневается. И все же не может отказать советскому резиденту. Его «да» становится началом долгого и плодотворного для советской разведки сотрудничества. И началом конца группы Рамзая осенью 1941 года.
Никакой вины Зорге здесь нет. Конечно, важную роль художника понимал еще один помощник Зорге — югославский журналист Бранко Вукелич. С Мияги общался и Одзаки, но знакомство двух японцев подозрений до поры до времени не вызывало.
Все документы, попадавшие в руки Рамзая после обработки, моментально уничтожались. Законы конспирации соблюдались. Что можно было еще предпринять, чтобы обезопасить группу Рамзая? К тому же Мияги с давних американских времен тяжело болел туберкулезом. Сомнительно, чтобы человека обреченного заподозрили в работе на иностранную разведку. Полиция была осведомлена о его доходах от продажи собственных картин и чтения лекций о японской культуре на приличном английском.
Из США он привез три тысячи долларов — деньги по меркам 1941 года немалые. И Мияги об этих сбережениях иногда «пробалтывался». Уж не знаю, накопил ли их сам художник, или советская разведка заранее обеспечила агента этой суммой. Ее обладатель, человек свободной профессии, мог и не ходить каждый день на работу. Это устраивало не только его — главным образом Зорге. К тому же Мияги всегда отличало немногословие.
Супруга Одзаки не подозревала, чем занимается ее супруг. Профессионал Вукелич, разведясь, по предложению или приказу Зорге отправил жену на родину, в далекую Австралию. Новая спутница жизни — японка — ждала ребеночка, не до разведки ей было. А русская жена Макса — Анна Клаузен — работала на советскую разведку еще с шанхайских времен.
Так что выскажу свою точку зрения, которая
