Корнелиус Райан - Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев
– Гитлер собирается обсуждать атаку на Кюстрин. Может быть, вам лучше поехать со мной.
Хейнрици отклонил приглашение:
– Если предполагается, что я должен начать эту безумную атаку послезавтра, то мне лучше попасть в свой штаб как можно скорее. – Затем он упрямо добавил: – Гитлер может подождать меня несколько дней.
В приемной Генрих фон Била отмечал время по стопке карт, все уменьшавшейся по мере того, как их уносили в кабинет Гудериана. Оставалось всего одна-две, значит, совещание подходит к концу. Фон Била склонился на столом и лениво взглянул на верхнюю. Это была карта всей Германии, но надписи казались несколько иными. Фон Била уже хотел отвернуться, когда что-то привлекло его внимание. Он всмотрелся попристальнее. Карта действительно отличалась от всех остальных. Надписи на ней были сделаны по-английски. Он наклонился и стал внимательно изучать карту.
Глава 4
Было почти шесть часов вечера, когда усталый Хейнрици добрался до своего штаба в Биркенхайне около Пренцлау. Все два с половиной часа, что они ехали из Цоссена, он молчал. Фон Била попробовал завести разговор, спросив генерала, видел ли он «ту» карту. Он допускал, что Гудериан показал Хейнрици ее копию, и объяснил содержание. На самом деле Хейнрици ничего о «той» карте не знал, и на вопрос адъютанта не ответил, только еще крепче стиснул зубы. Никогда прежде фон Била не видел шефа таким подавленным.
Первый же взгляд на новую штаб-квартиру привел Хейнрици в еще большее уныние. Командный пункт группы армий «Висла» состоял из внушительных размеров особняка и деревянных казарм по обе стороны от него. Главное здание было архитектурным монстром – массивное, аляповатое, с рядом несоответственно больших колонн вдоль фасада. Много лет назад Гиммлер построил его лично для себя. Неподалеку на железнодорожной ветке стоял его роскошный личный поезд, «Штайермарк».
Как и в Цоссене, этот штаб был спрятан в лесах, но на этом сходство заканчивалось. Не наблюдалось ни намека на военную суету, которую Хейнрици привык видеть в штабах действующих армейских группировок. Штаб казался покинутым. Только в холле главного здания обнаружился капрал СС, который спросил их фамилии, указал на твердую скамью и исчез.
Несколько минут спустя появился высокий, безупречно одетый генерал-лейтенант СС. Он представился начальником штаба Гиммлера Хейнцем Ламмердингом и непринужденно объяснил, что рейхсфюрер «занят на очень важном совещании» и «пока его нельзя беспокоить». Вежливый, но сдержанный, Ламмердинг не пригласил Хейнрици подождать в его кабинете и не выказал никаких обычных знаков гостеприимства. Развернувшись на каблуках, он оставил Хейнрици и фон Била ожидать в холле. Никогда еще за все годы пребывания в высших чинах с Хейнрици не обращались так бесцеремонно.
Он терпеливо ждал пятнадцать минут, затем тихо обратился к фон Била:
– Пойдите к этому Ламмердингу и скажите, что я не намереваюсь сидеть здесь ни одной минутой дольше. Я требую встречи с Гиммлером немедленно.
Через несколько секунд Хейнрици провели по коридору в кабинет Гиммлера.
Гиммлер стоял у своего письменного стола. Среднего роста, коротконогий, его ноги были гораздо короче торса (один из его штабистов назвал их «задними ногами быка»). Маленькие ладони, мягкие и женственные, с длинными пальцами. Узкое лицо, скошенный подбородок, прищуренные глаза за стеклами очков в простой тонкой стальной оправе, маленькие усики, тонкие губы. Хейнрици бросилось в глаза, что кожа Гиммлера «бледная, обвисшая и пористая».
Гиммлер подошел к Хейнрици, пожал ему руку и сразу же пустился в длинные объяснения.
– Вы должны понять, – начал он, беря Хейнрици под руку и подводя его к креслу, – что мне было очень трудно принять решение покинуть группу армий «Висла». Однако, как вы безусловно знаете, у меня так много постов, так много работы… и к тому же я неважно себя чувствую.
Усевшись за стол, Гиммлер откинулся на спинку стула.
– Сейчас я обрисую вам ситуацию. Я приказал принести все карты, все доклады.
Вошли два солдата СС – стенографист и посыльный с большой стопкой карт, а за ними два штабных офицера. Хейнрици с радостью отметил про себя, что офицеры в форме вермахта, а не СС: генерал-лейтенант Эберхард Кинцель, заместитель начальника штаба, и полковник Ганс Георг Айсман, начальник оперативного отдела. Хейнрици особенно обрадовался Айсману, которого знал как исключительно компетентного штабного офицера. Ламмердинг отсутствовал.
Гиммлер подождал, пока все рассядутся, и начал трагическую речь, полную самооправданий. Хейнрици вспоминал, что «он начал с Адама и Евы», а потом пустился в такие мутные объяснения, что «ничего из сказанного им не имело смысла».
И Кинцель и Айсман знали, что Гиммлер может говорить так часами. Через несколько минут Кинцель покинул компанию под благовидным предлогом «неотложных дел». Айсман наблюдал за Гиммлером и Хейнрици, мысленно сравнивая их. Хейнрици, «стойкий, седовласый, старый солдат, серьезный, подтянутый, невысокий человек, для которого вежливость – дело само собой разумеющееся», и Гиммлер, штатский выскочка, «который не умел читать карты», дико жестикулирующий, «снова и снова напыщенно упоминавший самые незначительные факты».
Айсман чувствовал, что Хейнрици шокирован и возмущен. Он сам терпел сколько мог, затем тоже извинился, сославшись на неотложные дела. Несколько минут спустя Хейнрици заметил, что стенографист, не поспевавший за шефом, отложил карандаш. Хейнрици, изнывая от скуки, сидел молча, пропуская словесный поток мимо ушей.
Вдруг на столе Гиммлера зазвонил телефон. Гиммлер поднял трубку, послушал с минуту, меняясь в лице, затем передал трубку Хейнрици.
– Вы – новый командующий, и этот звонок касается вас.
Хейнрици взял трубку.
– Хейнрици у телефона, – сказал он. – Кто это?
Звонил генерал Буссе, командующий 9-й армией. Хейнрици слушал, каменея на глазах. Катастрофа уже разразилась над его новой армией. Русские заметили подготовку Буссе к атаке на Кюстрин. 25-я танковая дивизия, одна из лучших дивизий Буссе, которая месяцами удерживала открытый коридор между русскими плацдармами по обе стороны Кюстрина, потихоньку отводилась со своих позиций, готовясь к наступлению. Другая дивизия, 20-я танковая, выдвигалась на позиции 25-й. Русские увидели эту рокировку и напали с севера и юга. Как и боялся Гудериан, клешни сомкнулись. 20-я танковая дивизия оказалась отрезанной, Кюстрин – изолирован, и русские овладели главным плацдармом для штурма Берлина.
Хейнрици прикрыл ладонью микрофон и мрачно пересказал Гиммлеру новости. Рейхсфюрер нервно пожал плечами:
– Ну, теперь вы командующий группой армий «Висла».
– Послушайте, – взвился Хейнрици. – Я ничего не знаю об этой группе армий. Я даже не знаю, какие там соединения и кто где должен находиться.
Гиммлер тупо посмотрел на Хейнрици. Тот сразу понял, что помощи от предшественника не дождется, и приказал Буссе контратаковать, одновременно пообещав, что приедет на фронт как можно скорее. Когда Хейнрици положил трубку, Гиммлер снова пустился в путаные объяснения, как будто ничего не случилось.
Однако терпение Хейнрици уже лопнуло. Он резко прервал Гиммлера и сказал, что должен узнать взвешенное и всестороннее мнение рейхсфюрера о Германии и ее будущем. Как позже вспоминал Хейнрици, его вопрос Гиммлеру «был явно неприятен». Гиммлер вскочил, обошел стол и, взяв Хейнрици под руку, отвел его к дивану в дальний конец кабинета, где их не мог подслушать стенографист. Затем очень тихо Гиммлер доверительно сообщил сногсшибательную новость: «Через нейтральную страну я предпринял необходимые меры, чтобы начать переговоры с Западом… Вы понимаете, что я говорю это вам совершенно конфиденциально».
При воцарившемся молчании Гиммлер выжидательно смотрел на преемника, очевидно надеясь на какой-то комментарий. Хейнрици был потрясен. Это была измена, предательство Германии, ее армий и ее лидеров. Он с трудом контролировал свои мысли. Неужели Гиммлер говорит правду? Или это хитрость? Или провокация? Хейнрици верил: амбициозный Гиммлер способен на что угодно, даже на измену, ради захвата личной власти. Умудренный опытом, фронтовой генерал сидел молча. Гиммлер вызывал у него отвращение самим своим присутствием.
Неожиданно распахнулась дверь, и появился офицер СС. Гиммлер, похоже, испытал облегчение.
– Герр рейхсфюрер, офицеры штаба собрались, чтобы попрощаться с вами, – объявил эсэсовец.
Гиммлер поднялся и, не вымолвив больше ни слова, покинул кабинет.
К восьми часам вечера Гиммлер, его эсэсовцы и телохранители покинули ставку. Они забрали с собой все, включая, как скоро обнаружил Бальцен, ординарец Хейнрици, столовые приборы, тарелки, даже чашки с блюдцами. Их отъезд был настолько бесповоротным, словно Гиммлера вообще никогда не было в этом доме. В своем роскошном личном поезде Гиммлер унесся в ночь подальше от Одерского фронта, на запад.
