Сергей Бабурин - Страж нации. От расстрела парламента – до невооруженного восстания РГТЭУ

И тут же стал звонить в райком партии, выяснять, что происходит и как это может быть. Когда я через день, как было предписано, вновь появился в военкомате, военком смотрел на меня уже без любви и не считал нужным скрывать свое раздражение:

— Вон отсюда! Убирайся! Иди в райком. Разбирайся с ними. Но чтобы я тебя больше не видел. Из-за тебя меня самого тут куда-нибудь отправят.

Пошел в университет, ректору все-таки сказал:

— Хочу идти в армию.

В тот момент я уже год был членом КПСС. Поэтому вопрос обо мне решался очень долго, на разных уровнях. В результате пограничники набрали свою команду и убыли. Меня же проваландали месяц. Я написал текст доклада для своего заместителя, чтобы Лиля на ближайшей комсомольской конференции отчиталась за нашу общую работу, передал ей дела. Все сделал, чтобы долгов не было. И попал в команду 280, которую отправили на Урал. Причем…

Почему я не боюсь 13 числа? В том числе и потому, что нас из Омска отправляли в армию 13 числа. Когда поздним вечером привели на железнодорожном вокзале к поезду № 13, а затем и к вагону № 13, мне ничего другого не оставалось, как найти полку № 13, на нее забраться и постараться уснуть.

Сечение обстоятельств — высший пилотаж! Магия цифр! И, может быть, она сыграла свою роль в том, что отслужил я успешно. Полгода в Уральском военном округе в учебной части, потом год в Афганистане, в ОКСВА. Сделал в армии карьеру — дослужился до сержанта.

Служить рядовым солдатом было трудно, но интересно. Если получать удовольствие от преодоления себя при подъеме и утренней спортивной подготовке, от тренировок со средствами химзащиты или марша по пересеченной местности на 10–20 км.

Конечно, отношение ко мне было очень даже не простое. Солдаты на меня смотрели с почтением и опаской, потому что я был старше большинства из них на целых пять лет, плюс был членом КПСС. Офицеры на меня смотрели с такой же опаской и определенным недоверием, потому что для многих офицеров я был ровесник, а они были еще членами ВЛКСМ.

Конечно, учебная часть — не показатель дисциплины и порядка всех Вооруженных Сил. О нашей камышловской учебной части я не просто сохранил самые теплые воспоминания (за период моего шестимесячного там пребывания я не был свидетелем и не слышал ни об одном проявлении дедовщины), но постарался передавать ее дух товарищества и солдатского братства во все те части, где доводилось служить впоследствии.

Не буду рисовать лубочных картин — проблемы службы бывали, а в Афганистане я сталкивался и с грубыми формами неуставных отношений среди солдат, но это были именно ИСКЛЮЧЕНИЯ, а не правило. Когда я смотрю некоторые современные фильмы об армии, то заявляю, что в той, «киношной» армии не служил, да и в стране жил другой.

Бардак, и не только в армии, бывает от глупости и безделья. Там, где четко организована караульная служба, где реальны парковые дни, а уж, тем более, где идут боевые действия, там помогает служить и выжить только настоящее солдатское братство, основанное на дисциплине и взаимовыручке. Любители помахать кулаком в отношении сослуживца порой погибали даже в мелких боевых стычках. Но это будет в Афганистане! А пока — мирный Урал.

На первом после нашего прибытия в часть партийном собрании я единственный был одет в серо-коричневую солдатскую шинель. Остальные были в светлых офицерских.

Рассматривался какой-то вопрос о коммунистическом воспитании. Поэтому на это собрание были приглашены все офицеры, а не только члены партии. Вопрос близился к завершению и председательствующий спросил:

— Кто еще хотел бы выступить?

Я поднял руку. Председательствующий просиял:

— У нас новый член партийной организации, коммунист Бабурин. Пожалуйста.

Вышел к столу и думаю, как обратиться к присутствующим. Сказать «Товарищи офицеры» — значит сразу поставить себя на ступеньку ниже, потому что я рядовой, и это совершенно сломает мысль, которую я хочу высказать. Твердо начинаю:

— Товарищи коммунисты. У меня только один небольшой вопрос. Я только сейчас прибыл на службу, поэтому еще знакомлюсь с условиями выполнения нами своего солдатского долга. Но я не могу все-таки не сказать о поведении коммуниста Володина.

А коммунист Володин — это командир нашей части. В гробовой тишине продолжаю:

— Нет, товарищ Володин, Вы мне очень импонируете как руководитель, как грамотный командир, как принципиальный человек. Но я все-таки юрист, и я вынужден Вам сказать: когда Вы каждый развод начинаете с того, что обкладываете матом весь личный состав, потом отдельно прапорщиков, а потом отдельно офицеров, Вы каждое утро совершаете мелкое хулиганство.

Надо было видеть лица тех, кто сидел в это время в зале. У основной массы присутствующих глаза полезли на лоб от изумления. На этом фоне выделялись только два лица: багровое лицо командира части и лучащееся счастьем лицо заместителя командира по политической части майора Наумова. Надо сказать, что с того дня у меня с ними обоими сложились, конечно, официальные, но очень хорошие отношения. Замполит у нас был доброй души, действительно соответствующий своей должности человек. А командир был истинным советским офицером, был очень к месту, принципиальный и грамотный.

В момент нашего прибытия он боролся со злоупотреблениями среди прапорщиков, которые разворовывали имущество части, причем имели какого-то покровителя в более высоких инстанциях. В учебку в Камышлов присылали команду за командой, переодевали, а потом большинство отправляли дальше. А далеко не все пришли в армию, одев самые последние обноски, некоторые шли в хороших костюмах и куртках. Вместо того чтобы, как требовал Приказ министра обороны, всю гражданскую одежду упаковать, зашить в мешки и отправить домой, эту одежду упаковывали в мешки и увозили в неизвестном направлении. Выявив эти нарушения, комбат их пресек, что, однако, вызвало у него большие проблемы с карьерой. Нашему комбату было тут же отказано в праве поступить в Академию, возникли другие проблемы с его отдельным батальоном… То есть его было за что уважать. Хотя матерщинник был ужасный.

Я вписался в его команду, наводившую порядок в части. Если бы его воля, я бы, наверное, на все полтора года застрял бы в этой учебке. Но я не собирался, уйдя с комсомольской руководящей работы в Омске, заниматься руководящей работой или воспитанием солдат в Камышлове.

Однажды, воспользовавшись отсутствием командира части, я подошел к своему ротному А. Мясникову:

— Товарищ старший лейтенант, прошу оказать мне содействие, мне нужно побывать в политотделе дивизии.

— А что тебе там надо? — спрашивает настороженно.

— Хочу попросить отправить меня в линейные войска.

У командира роты, энергичного и озорного командира, я тоже был бельмом в глазу — он-то был комсомольцем, моего примерно возраста. Представляете, каково иметь такого солдата? И другая причина. Утром нас ротный строит на зарядку, мы бегаем по городу, тем или иным маршрутом. Иной раз нам сержанты ставят задачу:

— Так, все построились, маршрут такой-то, на таком-то перекрестке все берут по два кирпича из кучи, которая там находится, и при завершении своего двухкилометрового бега кирпичи складываете вон у того забора. Приказ понятен?

— Так точно!

— Бегом!

Естественно, после забега, положив кирпичи у забора, подхожу к командиру и говорю:

— Товарищ старший лейтенант, это все-таки не хорошо. Это кража.

Такие солдаты, конечно, не каждому командиру понравятся. И ротный с радостью довез меня до Елани, где размещалась дивизия. Начальник политотдела дивизии подполковник Ерижоков меня выслушал и уточнил:

— Ну, мы же тебя в Афганистан не пошлем, что ты размечтался.

Настаиваю:

— Пошлите туда, куда посчитаете нужным, я не прошусь именно в Афганистан. Но хочу в линейные войска!

Основную массу выпускников нашей учебки отправляли служить в ГСВГ, (в Германию). Моя военная специальность — химик-дегазатор. Мы готовились к отражению химических атак и борьбе с химическим оружием противника. Поэтому сказал, что я не выбираю место службы, но я не хочу оставаться в учебке на командной должности.

— Ну, посмотрим, вроде бы там у вас приняли еще двух офицеров в члены партии, и у вас парторганизация сохранится, если мы тебя отправим.

В общем, ничего не пообещали, но через две недели я и еще три молодых сержанта из нашей учебки были отправлены в Афганистан. Вернее, нам не сказали куда, но мы втроем были включены в команду, которая поездом отправилась через Свердловск на юг.

Камышловских своих командиров всегда вспоминал с уважением и признательностью. При всех своих чудачествах и недостатках, они задали нам высокую планку воинского служения, которой мы в будущем всегда стремились соответствовать.