Короткая память - Александр Борисович Борин
Вы скажете: но это же и есть чистый формализм. Да, конечно. Но вот какое обстоятельство. Председатель крупного областного суда однажды мне признался, что порой приходится ему рассматривать в день до ста дел, поступающих в порядке надзора. До ста! И в один день!
Сколько же из них попало на поток, потому что когда-то, на первых стадиях, не было достаточно изучено и правильно решено? И есть ли гарантия, что в конце концов при десятом или двадцатом рассмотрении эту допущенную вначале судебную ошибку обязательно выявят и устранят? А может, наоборот, чем дольше гуляет дело по разным инстанциям, тем труднее бывает переломить устоявшееся к нему отношение?
Конечно, единых правил на все случаи жизни нет. Статистика знает немало примеров, когда закон в итоге торжествует. Пробивается, преодолевает прошлые заблуждения и ошибки. Определение коллегии Верховного суда РСФСР, отменившее прежние решения по делу Шичкова, подписал именно тот юрист, который три года назад отвечал Шичкову, что решения эти вполне законные и обоснованные. К, счастью, человеку хватило мужества и принципиальности не держаться за честь мундира. А вдруг бы — не хватило? Вдруг бы — и он заслонился стеной уже готовых, сложившихся мнений и суждений, среди которых и его собственное?
* * *
Итак, первый круг завершился. Шичков одержал победу. Дело возвратилось на доследование. Попало оно к следователю Заволжского района города Калинина В. Е. Павлову.
За минувшие годы ситуация, видимо, сильно изменилась. Когда-то необходим был громкий показательный процесс, нарушителей техники безопасности требовалось немедленно призвать к порядку. Сегодня же, судя по документам, которые я читаю, следователь Павлов озабочен совсем другим: как бы поскорее отделаться от этого невыносимого, этого настырного, этого назойливого жалобщика Шичкова.
Дело против него следователь прекращает. Мотив? Уже имеются, мол, вступившие в законную силу судебные решения. Чепуха, анекдот, полнейшая юридическая безграмотность. Никаких судебных решений по делу Шичкова, как известно, нет. Все они только что отменены Верховным судом республики. Но ему-то, Шичкову, должно быть все равно, как прекратил следователь его дело. Раз прекратил, судебного приговора нет и не будет, значит, преступником Шичков, строго говоря, не считается. Живи и радуйся.
Но Шичков, понимаете, опять не хочет довольствоваться компромиссом, радоваться только потому, что следователь Павлов слабо знает законы. Ему, Шичкову, все подавай, все или ничего. И он опять пишет. Опять требует. Чего? Как чего! Возобновления следствия. Не иначе, снова желает стать обвиняемым.
Он пишет, и ему отвечают.
Из прокуратуры Заволжского района: «Оснований для отмены постановления следователя Павлова не имеется». Из прокуратуры Калининской области: «Нарушений закона... не установлено». Еще из прокуратуры Калининской области: «Ваша жалоба... рассмотрена... Другого решения по вашей жалобе принято быть не может».
Ясно и убедительно: принято может быть только безграмотное решение. Грамотное — никогда!
Три с половиной года понадобилось в прошлый раз Шичкову, чтобы его наконец услышали. Теперь он уложился значительно быстрее, всего за два года.
Дело попало к заместителю прокурора РСФСР, и Шичков получил наконец нормальный человеческий ответ: «Ваши жалобы... рассмотрены. Постановление следователя... отменено как вынесенное незаконно. Дело направлено на дополнительное расследование, за ходом которого Прокуратурой РСФСР установлен контроль».
Третий следователь — З. И. Комаровская. Она назначает компетентную экспертизу, выясняет все обстоятельства дела и выносит мотивированное постановление: в действиях Шичкова состава преступления нет.
* * *
Мы сидим у меня в гостинице.
Шичков рассказывает о себе:
— Вообще-то по характеру я копун, медлительный. Во всем люблю ясность. Тогда, когда суд шел в красном уголке, я не переставал удивляться...
— Удивляться?
— Ну да. Мне судья говорит: «Ваше последнее слово». А я все ведь уже объяснил. Как божий день все ясно. Что я еще могу сказать? Встал и повторил: «Я не виноват». А потом, в тюрьме, когда напряжение схлынуло, так мне стало горько, так обидно, вы даже представить себе не можете.
Слушая Шичкова, я украдкой его разглядываю. Рослый, крупный. Резкие черты лица. Густые черные брови. Вид мрачноватый. Но человек он, судя по всему, не мрачный. Скорее, даже общительный, словоохотливый. Хотя предупреждает, что «на сведения о себе он обычно скуп».
— ...Начнешь говорить, а кому-то, может, и неинтересно. Чужое, оно ведь мало кому интересно, у всех своя жизнь... А высказаться иногда очень хочется. Вот я с вами и пооткровеннее немножечко. Вы ко мне специально из Москвы приехали, работа у вас такая... Поговорить с вами для меня одно удовольствие.
Читая настойчивые заявления Шичкова в разные инстанции, я представлял себе совсем другого человека. Не тот взгляд, не та улыбка, слова не те... Что-то в нем меня явно обескураживает. Только — что?
— ...Обиднее всего было: я правду говорю, а мне не верят. Что же надо было сделать, чтобы мне в конце концов поверили? Потом, в камере, некоторые люди смеялись: «А когда это на суде верят правде? Вот если бы ты врал, хитрил, тогда бы тебе, может, и поверили». Но скажите: зачем мне было врать, когда врать мне было совершенно невыгодно. А?
Вот что, пожалуй, обескураживает меня в нем: простодушие. Детское, не по годам, не по возрасту простодушие. А может, маска у него такая? С виду — душа нараспашку. А копни поглубже — из тех, о ком принято говорить: человек себе на уме.
— Алексей Васильевич, сколько вам лет?
— Много. Шестой десяток.
— А когда началась эта история, сколько было?
— Сорок четыре. Самые годы!.. Хорошая, знаете, была у меня жизнь. Не то чтобы легкая, но благополучная. Я всегда был уверен в себе...
В юности Шичков захотел стать педагогом. Полтора года проучился в педагогическом и понял: нет, ошибка. Его призвание — энергетика. Окончил индустриальный техникум. Потом — политехнический институт. Не пропускал ни одного журнала, ни одной книжки по энергетике. Всегда был в курсе.
— А работаете кем?
— Электромонтером. С тех пор как освободили из тюрьмы, я все время электромонтер.
— Отчего сразу же не вернулись на свою