Лариса Миронова - Детский дом и его обитатели

.. И всё же в те времена я была по-человечески очень счастлива – как никогда больше в жизни. Даже собственные дети, хоть и были для меня огромным счастьем, всё же не были для меня более значимы, любимы, чем детдомовцы. Я уже знала, что с моими всё будет в порядке, они у ж е на ногах, несмотря на свой нежный возраст. И у них есть хорошо защищенные тылы – дом и мама. Мы с ними были одной командой.

У этих же детей в головах царил полный кавардак, тылов никаких, а мамы, если и были, то вообще бог знает чем занимались, но только – не своими детьми.

Потому и радость, которая меня переполняла, когда что-либо вдруг получалось, была несоизмеримо ярче. Это было настоящее блаженство – видеть, как отогреваются эти ледышки, как открываются души, скомканные, израненные ранним тяжелым опытом жестокой и несправедливой жизни. Они начинали улыбаться – ясно, чисто по-детски. А я просто катастрофически глупела от всего этого счастья.

Да, тогда я была счастлива – абсолютно и безоговорочно.

А от счастья, случается, и слепнут.

Глава 8. Бить при свидетелях?.. Ребятки, я на минуточку…

Бывшие – полновластные правители этого дома. И все молчаливо принимали этот негласный правопорядок. Расстановка акцентов была такой: педагогами заправляла, конечно, Людмила Семёновна, а в среде воспитанников верховодили бывшие. Воспитатели, особенно новенькие, поначалу никакой заметной роли в жизни детдома не играли. А если вдруг начинали «высовываться» – немедленный укорот… В иерархии детдома, и так велось испокон веку, бывшие – высшая каста. За ними следовали те, кому скоро выпускаться, затем те, кому через год. И так далее. Особое положение занимала группа воспитанников, уже побывавших в местах заключения – в детприёмниках (куда помещали без проблем, для устрашения чаще всего), в спецшколах для малолетних преступников и колониях. Несколько отдельно от них, но тоже особо, стояли те, кто уже прошел «курс лечения» в психиатрической больнице… Однако бывшими назывались далеко не все подряд выпускники. В эту касту входили непристроенные и бесхозные, а потому особенно агрессивные подростки и молодежь, те, кому ещё рано семью заводить и жить самостоятельно, но и сидеть на шее у сердобольного родственника уже как-то негоже. Учиться или работать никто из них не рвался. В ПТУ их, конечно, направляли. Но по принципу – лишь бы спихнуть. Вот они оттуда и смывались при первой же возможности. А воспитатели бегали по всей Москве и её окрестностям в поисках беглеца – таков был порядок: за нетрудоустроенных выпускников по-прежнему несли ответственность воспитатели детдома. Кроме того, детдомовцы, привыкнув жить на всём готовом, не могли правильно распределять свой небогатый бюджет так, чтобы хватало на весь месяц. Их, конечно, кормили, когда они приходили в детский дом с необъявленным визитом, и даже одежду давали из бэ-у, хотя и в ПТУ им в бесплатном питании не отказывали и тоже давали одежду – форму. За ними, как правило, закреплялась жилплощадь – двенадцать квадратных метров родительской квартиры, или авали место в общежитии, если у родителей своего жилья почему-то не было (к примеру, они жили в общежитии). Однако стипендия улетучивалась уже в первые два-три дня, а пойти и подработать в голову приходило немногим. Понятно, трудненько было им переходить на режим полного самообслуживания, особенно тем, кто сразу пошёл работать. Ведь привыкли есть сытно, разнообразно, одевались что ни год, то в новое. Донашивать одежду за старшими, как это делали домашние дети, здесь считалось «заподло».

Наш детдом был в этом смысле очень и очень благополучным – добрые шефы с небедного часового завода буквально заваливали детей подарками – игрушками, книгами, вкусной едой, новой одеждой, ну и – путёвками в Артек (куда не очень-то охотно ездили старшие – дисциплина отпугивала) и даже на свою дачу отдыха в Сочи. Домашним детям в большинстве семей такое и не снилось. Помимо часового завода, у детдома было ещё с десяток шефов помельче, но – таких же щедрых. Так что поживиться тут было чем – и ворам и прочим «товарисчам». И вот бывшим детдомовцам надо было начинать заботиться о себе самолично. Рассчитывать каждую копейку, экономить, если вдруг что сверх обычного надо купить. Так что и голодали частенько. Бывшие обычно приходили в детдом к началу очередной кормёжки и, сидя перед входом в столовую, нетерпеливо ждали, когда шестерка «стырит» и вынесет чью-либо порцию. Некоторые так и жили годами, кормясь «скраденными» ужинами и обедами.

Одежду тоже здесь себе добывали. В день выдачи новых вещей жди шмона – это уже традиция. Налётчики уносили куртки, сапоги, шапки, кроссовки, спортивные костюмы. Районная милиция знала об этом, и по рынок тоже знала, где всё это продавали, но особо рвения в борьбе с воришками не проявляла, вероятно, давным-давно отчаявшись побороть это зло и относясь к выходкам бывших как к неизбежному стихийному бедствию. А может, были и другие причины… Но справедливости ради надо сказать, что наш участковый не раз выручал воспитателей.

Так было и с Олей Тонких. А дело было так. Прошла первая, «осенняя» полоса краж. Только-только разобрались с одеждой, вдруг новое дело – пропала малогабаритная мебель. А это уже странно: без фургона её не вывезешь, значит, где-то здесь поблизости наши стульчики, тумбочки, полочки да журнальные столики обретаются.

Поблизости жила только одна бывшая – Ольга Тонких. Вожак женской половины бывших. В своё время была Валиной правой рукой – держала в страхе весь детский дом. Очень хитрая и жестокая, она умудрялась выскальзывать из самой отчаянной ситуации и… жестоко отмстить тем, кто её пытался подставить. Жила она в детдоме как настоящая королева притона – еду ей подавали в постель, собирая дополнительно, если что вкусненькое, с тарелок тех, кто зазевался и вовремя не пришёл к еде. Но вот уже второй год Оля, в статусе «бывшей», обитала отдельно, в небольшой комнатке за выездом неподалеку от детдома. И вместо послушных шестёрок рядом с ней проживала смутная соседка, которая не только еду в постель не подавала, но и всякий раз грозилась милицию позвать, когда Олины гости, слегка перебрав, начинали на головах ходить. Её стразу же после выпуска устроили работать на АТС, но ей, видно, не очень там понравилось. Рано вставать, «корячиться» за девяносто рублей в месяц – зачем? Ведь всегда можно взять, что плохо лежит. А «плохо» лежало много чего. При таких обстоятельствах покупать вещи за деньги для Оли было делом почти что безнравственным.

Когда надоел неуют скромного жилища, ей спонтанно пришла в голову мысль: а не благоустроиться ли за счёт детдома? Она быстро организовала на это лихое дело шестёрок, ещё не успевших забыть силу Олиных кулаков и жестокость побоев, и… проблема с мебелью была решена. Теперь, кроме тахты, обеденного стола и платяного шкафа, у неё были застекленные книжные полки, журнальный столик, две тумбочки (одну она поставила в коридоре) и четыре стула. Всё почти новенькое и вполне стильное – шефы из «Метрополя» как раз списание проводили, вот и подкинули в детдом, что самим не надо. О том, что мебель «ушла» к Ольге Тонких, я узнала от Фроськи, тоже бывшей воспитанницы (та вдруг зачастила в детдом прямиком с первого сентября), и получилось это элементарно: Фроська, помимо своих многочисленных достоинств, имела также некоторое количество «минусов», и главный из них – привычка фискалить. Никто её за язык не тянул, сама пришла и настучала, сказав в заключение весьма удовлетворённо – «вот!». А может, у неё на Олю Тонких был давний зуб…

Итак, отлов начался. Долго мы не могли застать её дома. Соседка охотно показывала комнату Оли – дверь почему-то не запиралась впрочем, я тоже свою комнату в коммуналке не запирала, даже когда уезжала – просто ленточкой прихватывала ушки для навесного замка, и запирательство готово. Квартирное воровство было экзотикой. Вошли. Как всё знакомо! Да, точно, всё наше, детдомовское. Как раз то, что и пропало из нашего отряда. Но трогать вне Олиного присутствия ничего нельзя. Трое суток караулили её за полночь. Соседка предупредила, что в последнее время она приходит очень поздно. Трое добровольцев-ловцов устроились неподалёку от автобусной остановки. Следующий пост метрах в ста от них, Пост номер три – засел непосредственно в подъезде. На финишной прямой – лестничной площадке у входа в квартиру – обосновалась я.

С Олей лично мы не были пока знакомы – на этом и строился расчет. Условный сигнал – два раза чихнуть – должны были подать с первого поста, как только Оля выйдет из автобуса и пройдет метров пять-десять. После чего пост номер два должен был смачно сплюнуть. На третьем тут же хлопала дверь и выключался свет в подъезде. Это и должно было послужить сигналом для связных, которые наблюдали за всем из соседнего скверика и должны были по этому знаку тут же нестись в милицию за подмогой. Мне же полагалось завести с Олей абстрактный разговор о неких жильцах, которые якобы ранее проживали то ли в этой, то ли в соседней квартире… И забалтывать её до тех пор, пока не прибудет наряд милиции с ордером на обыск. Вот таков был план поимки с поличным злостной расхитительницы казенного имущества – почти гениальный в своей простоте. Главное – не спугнуть воровочку раньше времечка.