С. Максимов - Нечистая сила
Кровоподтеки, в виде синяков на теле, раны и царапины, замечаемые на трупах вынутых из воды утопленников, служат наглядным свидетельством, что эти несчастные побывали в лапах водяного. Трупы людей он возвращает не всегда, руководясь личными капризами и соображениями, но трупы животных почти всегда оставляет для семейного продовольствия.
Хорошо осведомленные люди привычно не едят раков и голых рыб (вроде налимов и угрей), как любимых блюд на столе водяного, а также и сомовину за то, что на сомах, вместо лошади, ездят под водой эти черти.
Как и вся бесовская сила, водяные любят задавать пиры, и на них угощать родичей из ближних и дальних омутов, и вести сильные азартные игры. Так известен рассказ о том, как куштозерский водяной князь связался на азартной игре в кости с могучим царем таких больших владений, как озеро Онего. Для этого богача и риск был нипочем, и в игре он был искуснее, и потому захолустный царек-князек проигрывался всякий раз, как только снимался играть с могучим царем на крупных ставках. Все такие ставки обыкновенно кончались тем, что проигрывал он и воду, и рыбу, а затем и себя самого кабалил. Проигравшись в пух, он и уходит к царю Онегу зарабатывать проигрыш и живет у него в батраках, пока не очистится. Когда же исполнится договорный срок, он возвращается в свое логовище с водой и обзаводится новой рыбой.
По известиям из черноземных мест Великороссии (губ. Калужской, Рязанской, Тульской и др.), водяные, для своих пиров, имеют хрустальные палаты. Орловцы прибавляют еще, к прочим украшениям хрустального дворца, золото и серебро из потонувших судов, и камень «самоцвет, ярче солнца освещающий морское дно.
Никогда не умирая, водяные цари, тем не менее, на переменах луны изменяются: на молодике они и сами молоды, на ущербе превращаются в стариков. Около Орла поговаривают о библейских фараонах, потопленных в Черном море; им тоже указано жить в воде, мо, в отличие от бесов, они должны умирать, а при жизни неизменно оставаться в одном и том же образе: в человеческом туловище, но с рыбьим хвостом, «место ног. Наоборот, водяные северных холодных лесов, чумазые и рогатые, вместо всяких хрустальных палат с серебряными полами и золотыми потолками, довольствуются песчаным полом обширных водоемов.
Подобно тому, как плотникам не мешает дружба с домовым, а для охотников обязательна связь с лешими, с водяным также приходится людям входить в ближайшие сношения, находиться в подчинении у них и заискивать.
От водяных чертей доводится терпеть и всего больше страдать, конечно, мельникам, хотя шутки шутят они и над рыбаками, и над пчеловодами. Привычные всю свою жизнь иметь дело с водой, мельники достигают таких удобств, что не только не боятся этих злых духов, но вступают с ними в дружеские отношения. Они живут между собой согласно, на обоюдных угождениях, руководясь установленными приемами и условленными правилами.
Пословица говорит, что «водой мельница стоит, да от воды и погибает», а потому-то все помыслы и хлопоты мельника сосредоточены на плотине, которую размывает и прорывает не иначе, как по воле и силами водяного черта. Оттого всякий день мельник, хоть дела нет, а из рук топора не выпускает и, сверх того, старается всякими способами ублажить водяного по заветам прадедов. Так, например, упорно держится повсюду слух, что водяной требует жертв живыми существами, особенно от тех, которые строят новые мельницы. С этой целью, в недалекую старину, сталкивали в омут какого-нибудь запоздалого путника, а в настоящее время бросают дохлых животных (непременно в шкуре). Вообще, в нынешние времена умиротворение сердитых духов стало дешевле: водяные, напр., довольствуются и мукой с водой в хлебной чашке, и крошками хлеба, скопившимися на столе во время обеда и т. п. Только по праздникам они любят, чтобы их побаловали водочкой. Сверх этих обычных приемов задабривания водяных, многие мельники носят при себе шерсть черного козла, как животного, особенно любезного водяному черту. Осторожные и запасливые хозяева, при постройке мельницы, под бревно, где будет дверь, зарывали живым черного петуха и три «супорыжки», т. е. стебля ржи, случайно выросших с двумя колосьями; теперь с таким же успехом обходятся лошадиным черепом, брошенным в воду с приговором. В тех же целях, на мельницах все еще бережно воспитываются все животные черной шерсти (в особенности петухи и кошки). Это — на тот случай, когда водяной начнет озлобленно срывать свой гнев на хозяев, прорывая запруды, и приводя в негодность жернова: пойдет жернов, застучит, зашепчет да и остановится, словно за что-нибудь задевает.
Удачи рыболовов также находятся во власти водяных. Старики до сих пор держатся двух главных правил: навязывают себе на шейный крест траву Петров крест,[32] чтобы не «изурочилось», т. е. не появился бы злой дух и не испортил всего дела, и из первого улова часть его, или первую рыбу кидают обратно в воду, как дань и жертву. Идя на ловлю, бывалый рыбак никогда не ответит на вопрос встречного, что он идет ловить рыбу, так как водяной любит секреты и уважает тех людей, которые умеют хранить тайны. Некоторые старики-рыболовы доводят свои угождения водному хозяину до того, что бросают ему щепотки табака («на тебе, водяной, табаку: давай мне рыбку») и, с тою же целью подкупа, подкуривают снасть богородской травкой и т. д.
А затем и у рыбаков, как и у охотников, сохраняется множество рассказов о неудачных встречах с водяными, о шутках, проказах этих духов и т. п.
Пчеловоды поставили свое чистое дело — уход за прославленной «Божьей угодницей»-пчелкой — также в зависимость от водяного и исстари придерживаются обычая кормить его свежим медом и дарить воском, понемногу из каждого улья, накануне Спасова дня (Преображения Господня), ночью, до петухов. Точно так же об ту же пору пчеловод несет первый рой или «первак» в пруд или болото, и там его топит. При этом он судит так, что когда водяному станет в воде душно, — он ломает лед, вода прибывает, делается разлив. Такой разлив, хотя, быть может, и не затопит пчельника, да худо уже то, что накопляется в воздухе излишняя сырость, а она-то и составляет для пчелок сущую погибель, неустранимое несчастье: ко всему выносливо божье созданьице, но нескольких капель косого дождя достаточно для того, чтобы погиб целый улей. Опасливые суеверы из пчеловодов не задумываются бросать водяному сот с медом первой нарезки фунтов по 5-10 зараз. В награду за такие подарки водяной дает кукушку и приказывает хозяину пчел посадить эту птицу в отдельный улей и поставить его где-нибудь в сторонке, чтобы никто не видал и не открывал. Если кто этот улей откроет, то птица улетит, а за нею улетят и все пчелы. При этом знающие люди толкуют, что мед от таких пчел, которых напускает водяной, будет плохой на вкус и не столь сладкий, и соты не такие, как у настоящих пчел: у этих луночки в сотах выходят крестиками, а пчелы водяного строют соты кружочками.
Кроме услуг профессионального характера, водяные бывают полезны и в некоторых других случаях. Так, например, для того, чтобы отыскать местонахождение тела утопленника и исхитить его из объятий водяного, достаточно пустить на воду деревянную чашку с тремя восковыми свечами, прикрепленными по краям: погрузившись, она останавливается — и всякий раз над тем местом, где лежит утопленник. Это поверье лишний раз доказывает, насколько еще существенна и жива в народе вера в водяного и могуществен беспричинный страх, порождаемый этой верой. Водяной, подобно всем духам из нечисти, не только «дедушко», как привычно зовут его, но и подлинный «пращур», каковым имеет он бесспорное право считаться.
Впрочем, подобно тому, как с истреблением лесов, ослабевает вера в леших, и за справками о них приходится обращаться уже на далекие окраины, в темные вологодские сюземы и непролазные костромские раменья, — так и с высыханием рек и осушением болот, постепенно тускнеет образ водяного: начавшиеся среди водяных предсмертные беспокойства выражаются пока в переселениях, или переплывах из святых озер в поганые. Но для них все же еще много остается приволья и простора в громадной озерной олонецкой стране и в тех неодолимых болотах, которые разлеглись во множестве мест громадными площадями, составляющими целые страны, подобно белорусскому Полесью, вятскому Зюздинскому краю, и т. д. Здесь, в удобных местах, живут не по одному, а даже по нескольку водяных вместе. Кругом же и около, вблизи и вдали, остаются все те же мыслящие живые люди, неспособные в своих верованиях отрешиться от тех вещественных и материальных образов, которые рисует им воображение, ограниченное лишь пятью чувствами.
X. РУСАЛКИ
Поэтический образ фантастических жилиц надземных вод, вдохновлявший поэтов всех стран и соблазнявший художников всех родов изящных искусств, еще живет в народном представлении, несмотря на истекшие многие сотни лет. В качестве наследства от языческих предков славян, принесенного с берегов тихого Дуная на многоводные реки славянского востока и на его глубокие и светлые озера, этот миф значительно изменился в Великороссии. Из веселых, шаловливых и увлекательных созданий западных славян л наших малороссов, русалки, в стране угрюмых хвойных лесов, превратились в злых и мстительных существ, наравне с дедушкой водяным и его сожительницами, вроде «шутовок» и «берегинь». Таким образом, между малороссийскими «мавками или майками» и «лешачихами» лесной России образовалась большая пропасть, отделяющая древние первобытные верования от извращенных позднейших. Русалок, поющих веселые песни восхитительными и заманчивыми голосами, заменили на лесных реках растрепы и нечесы: бледнолицые, с зелеными глазами и такими же волосами, всегда голые и всегда готовые завлекать к себе только для того, чтобы без всякой особой вины защекотать до смерти и потопить. При этом следует заметить, что в Великороссии даже не всегда про них знают. В редких местностях, вообще, о них вспоминают и рассказывают, как о существах живых и действующих, подобно прочей злой и уродливой нечисти. Но зато повсеместно сохранилась, так называемая, «русальная неделя» и «русалкино заговенье» (на Петровки, или апостольский пост). И эти празднества ясно показывают, насколько северная лесная русалка не похожа на ту, которая пленяла и вдохновляла, между прочим, и наших великих поэтов.
