Игорь Прокопенко - Ядерный щит России. Кто победит в Третьей мировой войне?
Свидетельствует Дмитрий Язов, в 1962 году командир мотострелковой дивизии: «Дисциплина была исключительно высокой, туда не брали новобранцев, только солдат второго и третьего года службы, обученных, закаленных, достаточно крепких воинов».
Перед походом на Кубу советские ядерные ракеты и личный состав сначала доставили в шесть разных портов СССР: от Североморска до Севастополя. Уже оттуда корабли двинулись разными маршрутами, чтобы не вызывать подозрений. Все должно было выглядеть вполне безобидно: торговые и пассажирские суда совершают обычные деловые рейсы. Но все понимали: главная опасность советские корабли может поджидать уже на подходе к Кубе, в Северном Атлантическом океане. И, если хотя бы часть секретной информации станет известна американцам, наши корабли встретят отпор.
Когда в зале Совета Безопасности постоянный представитель США при ООН Эдлай Стивенсон впервые начал на экране показывать фотографии аэрофотосъемки, было ясно с самого начала даже непосвященному и неподготовленному человеку: что-то тут не то, это не похоже ни на что, кроме как на строительство каких-то секретных сооружений. Когда Эдлай Стивенсон, обращаясь к Валериану Александровичу Зорину, сказал: «Объясните, пожалуйста, что это такое, что вы завозите на Кубу?» – Валериан Александрович не нашел ничего лучшего, как ответить: «Вы узнаете об этом в свое время». Он ответил так не потому, что играл в секретность. Дело в том, что никто в нашем правительстве и высоком руководстве не удосужился поставить в известность даже наших послов в Америке, Латинской Америке и в Европе о том, что происходит.
Информацию о передвижении кораблей, а главное, их конечный пункт назначения следовало до последнего держать в строжайшей тайне, тем более после клятвенных уверений Хрущева, которые он активно озвучивал на весь мир. В 1960 году на сессии Генеральной Ассамблеи ООН Никита Хрущев заявляет: «Суть наших предложений состоит в том, чтобы в течение четырех лет все государства осуществили бы полное разоружение и не имели больше средств ведения войны. Давайте полностью разоружаться. И это будут приветствовать все народы на земле».
Подобные призывы можно было назвать «визитной карточкой» советского лидера. Казалось, что не поверить ему невозможно. Быть может, именно поэтому всего за несколько дней до начала Карибского кризиса, выступая перед Конгрессом, Кеннеди заявил: «На Кубе нет советских ракет».
Но уже четыре дня спустя в Гаване тайно разгрузили первую партию советских баллистических ракет средней дальности, которые тут же начали устанавливать на стартовые столы. А еще спустя 10 дней, 14 октября, американский самолет-разведчик U-2 сфотографировал готовые ядерные установки, которых не было на Кубе еще неделю назад.
25 октября на срочном заседании Совета Безопасности ООН президент США Джон Кеннеди на весь мир заявляет: СССР разместил на Кубе свои ядерные ракеты. И это – не шантаж и не ошибка, а самая настоящая подготовка к войне.
Вот что звучало с американской стороны в беседах, состоявшихся в Вашингтоне: «Отрицаете ли вы, посол Зорин, факт размещения ракет средней дальности на Кубе? Да или нет?» – задает вопрос американский представитель в ООН.
Представитель Советского Союза Валериан Зорин будет до последнего отпираться… потому, что даже он не знал о проведении секретной спецоперации «Анадырь».
Строгая секретность вокруг операции «Анадырь» сделала свое дело. В ее планы был посвящен лишь ограниченный круг, поэтому многие советские дипломаты действительно не знали подробностей. Призванные к ответу американским руководством и представителями ООН, они попросту не могли компетентно ответить на их вопросы.
Вспоминает Анатолий Добрынин, в 1962 году посол СССР в Вашингтоне: «Хрущев занимался, по существу, дезинформацией правительства США, используя и посла, который не знал об этих ракетах, и Зорина, который был представителем СССР в ООН.
Госдепартамент тогда был похож на встревоженный улей, послы, многих из которых я знал, ходят по коридорам, стучатся в кабинеты. Меня провели к руководству. Вместо обычного разговора на салонную тему и предложения выпить, был сухой и формальный разговор. Об этом свидетельствовало даже обращение «господин посол», хотя раньше меня называли по имени: «Господин посол, я вызвал вас по поручению президента. Через час он выступит по радио и телевидению с обращением к нации».
К этому времени у Кеннеди уже не оставалось сомнений, что ядерный арсенал, направленный в сторону США, вполне реален. Фотографии, сделанные с самолетов У-2, были лучшим тому подтверждением. На страничке личного дневника Кеннеди день 22 октября был расписан по минутам. Если присмотреться внимательно, не остается сомнений: президент искал какое-то важное решение, и никак не мог принять его. Кеннеди вывел слово «decision» – «решение». В свете тех событий очевидно, что президент решает: пускать в ход ракеты или искать какой-то другой выход. Но какой?
Шел яростный обмен взаимными обвинениями. Наши тянули время, не располагая никакими инструкциями из Москвы. Американцы демонстрировали на экранах в Совете Безопасности и в Генеральной Ассамблее те материалы, которые они добыли в результате аэрофотосъемки. Начался Кубинский кризис, который продлился 13 дней, тяжелые и психологически, и политически не только для американцев, но и для нас.
Кажется, что кризис достиг пиковой точки. Но как будут развиваться события? Ведь по логике вещей дальше может быть только война. Вместе с тем очевидно и другое: победителей в ней не будет. Понимая это, Кеннеди не готов принять решение. В глубине души он еще надеется, что ситуация каким-то образом пойдет на спад. Но то, что докладывают из Пентагона, снова неутешительно: на Кубе завершается монтаж стартовых позиций. Милиция и вооруженные силы острова приведены в боевую готовность. В довершение к этому президенту озвучивают очередную информацию: посреди американской эскадры всплыли советские подводные лодки. Их не много, но факт остается фактом.
Командир подводной лодки П-130 Николай Шумков был уверен:
«Четыре лодки против 200 кораблей и базовой патрульной авиации – это авантюра. То есть четыре лодки против всего американского флота! Ну разве это мыслимо?!»
И это – не единственная странность во всем плане «Анадырь». Позже выяснилось, что в Москве перепутали класс советских субмарин и вместо атомных подводных лодок к берегам Кубы отправили дизельные подлодки! Лишь много позже, на совещании у министра обороны Малиновского, открылась вся правда. Впрочем, афишировать ее впоследствии так и не стали. Это были подробности, о которых лучше всего было молчать.
Эти факты подтверждает Виталий Агафонов, командир бригады подлодок: «Оказывается, у министра обороны было впечатление, что к Кубе ходили атомные подводные лодки, хотя на этом же совещании маршал Захаров, начальник Генерального штаба, подтвердил, что в походе принимали участие дизельные лодки».
Ошибка при выборе класса субмарин привела к провалу. Какое-то время спустя подводным судам потребовалось подзаряжать аккумуляторные батареи. Для этого им необходимо было всплывать, а значит, – дать шанс обнаружить себя.
Как поступать в такой ситуации, капитаны советских подводных лодок не знали. Добиться четких распоряжений от командования не удавалось. Морякам пришлось действовать на свой страх и риск. Они подняли субмарины на поверхность, и все четыре подлодки были тут же обнаружены американцами, ведь на слежение за этой территорией было брошено почти 85 процентов американских ВВС и ВМФ. Впоследствии действия капитанов были признаны непрофессиональными. Никакие доводы советским командованием не принимались.
Тем не менее все четыре лодки были дизельными. На каждой помещалась торпеда с ядерной боеголовкой, и запуск всего лишь одной из них мог погубить значительную часть американской эскадры. Поэтому появление советских подлодок вызвало очередной всплеск паники в США. В течение трех дней за субмаринами велось усиленное наблюдение, а о его результатах немедленно докладывалось в Вашингтон.
Рассказывает Анатолий Добрынин, в 1962 году посол СССР в Вашингтоне: «На следующий день, 23 числа, у меня попросил встречи Роберт Кеннеди. Он сказал, что готов приехать хоть ночью, один, для серьезного разговора. Он был страшно возбужден, нервничал, даже заикался, очень сбивчиво говорил. Таким вот взволнованным тоном он произнес: «Я пришел вам сказать, что президент Кеннеди считает себя глубоко обманутым вашим премьером Хрущевым. В этом обмане участвовал и Громыко, и, судя по всему, вы тоже».
Посол Анатолий Добрынин пытался связаться с Москвой. Он отправил шифровку, в которой подробно описывал реакцию Вашингтона, но к этому времени в Кремле и без того осознавали всю серьезность ситуации. По мере развития событий Хрущев все больше нервничал и беспокоился, словно предчувствуя провал.
