Леонид Мацих - Легенды таинственного Петербурга
Александр взошел на престол в атмосфере всеобщего ожидания перемен. Молодой царь искренне жаждал реформ. Он был воспитан в весьма либеральном, даже республиканском духе, был убежден в необходимости принятия конституции и отмене крепостного права. Однако Александр обладал натурой весьма противоречивой. Он был умным, обаятельным, добрым, прогрессивно мыслящим интеллектуалом, но в то же время и двуличным, лживым, самовлюбленным и мнительным деспотом. Сложный, в общем, был человек. Среди его недостатков современники отмечали прежде всего отсутствие цельности и склонность к постоянным колебаниям. Александр был одним из тех «умов мятущихся, ни в чем не твердых», о которых писал Грибоедов. Вяземский говорил, что все хотели его любить, но любить его было трудно. Пушкин дал ему уничижительную характеристику в десятой главе «Евгения Онегина»:
Властитель слабый и лукавый,Плешивый щеголь, враг труда,Нечаянно пригретый славой,Над нами царствовал тогда.
Но он же написал в «19 октября»:
Ура, наш царь!Так, выпьем, за царя!<…>Он взял Париж, он основал Лицей.
И, пожалуй, самое точное определение:
Он человек! Им властвует мгновенье…
Искусство влияния на царя заключалось в умении «уловить благоприятное мгновенье».
В 1803 году братья-каменщики решили обратиться к государю за разрешением о возобновлении деятельности ордена. У них были все основания надеяться на это. В качестве полномочного представителя на аудиенцию к Александру отправился видный ученый И.В. Бебер. Иван Васильевич (Иоганн Якоб) Бебер был персоной, единодушно почитаемой всеми российскими масонами. Человек просвещенный и образованный, Бебер состоял членом множества лож Москвы и Петербурга, в том числе занимал пост Великого префекта капитула «Феникс». Он был профессором физики и математики, а кроме того, прекрасно разбирался в ботанике и энтомологии, что давало ему дополнительные преимущества в разговоре с Александром. Царь с молодости любил гулять по лугам, собирать гербарии и коллекции, умиляясь и любуясь, «цветочки собирал, букашку всяку, быв в точности по мудрости Жан-Жака», как язвительно писал о нем современник. Конечно, имелся в виду властитель дум галантной эпохи «мудрый чудак» Ж.-Ж. Руссо.
Александр принял Бебера чрезвычайно любезно и якобы попросил его подробно рассказать о целях, философии и задачах вольных каменщиков, как будто ему ничего о них не было известно. Это представляется сомнительным, поскольку, во-первых, к масонам принадлежал наставник юности Александра, его обожаемый учитель, швейцарский философ Фредерик-Сезар Лагарп, а во-вторых, есть сведения, что сам Александр, будучи цесаревичем, вступил в ряды братьев в Европе. Утверждают, что он был принят в знаменитую ложу «К трем глобусам», в которой состоял прусский император Фридрих Великий. Беседа Александра с Бебером продолжалась более трех часов. По воспоминаниям самого Бебера, их разговор оказал на царя столь сильное впечатление, что по окончании его Александр встал, обнял Бебера, прослезился и сказал: «То, что вы говорите мне о масонстве, обязывает меня не только оказать ему покровительство, но и просить принять меня в число франкмасонов». Бебер отвечал ему так: «Ваше Величество, предложение сие весьма лестно для нас, однако, следуя уставам и обычаям ордена, я должен собрать всех масонов Вашей столицы и объявить им монаршую волю». Трудно сказать, какова доля правды в этом рассказе. Справедливости ради надо заметить, что масоны иной раз любят преувеличивать свое влияние на сильных мира сего. В одном мы можем быть уверены: Александр наверняка прослезился. Царь отличался редкой чувствительностью и никогда не упускал возможности всплакнуть…
Вступил ли Александр после этого разговора в ряды российских масонов? Мнения исследователей расходятся. Некоторые полагают, что это масонская легенда. Другие, напротив, уверены, что молодой государь был принят в ряды братства, причем вступил он в ложу «Владимира к порядку», возглавлявшуюся Бебером. Иные же говорят, что посвящение произошло на общем собрании всех масонов Петербурга, причем совершено оно было по особому ритуалу. Есть и такие, которые утверждают, что церемония действительно проходила по особому обряду, но не на собрании лож, а в Зимнем дворце. Руководил обрядом якобы все тот же Бебер, а посвящены вместе с государем были и его ближайшие соратники, до того не состоявшие в братстве: обер-прокурор Святейшего синода А.Н. Голицын и сенатор Г.Г. Кулешов. Есть еще версии, что Александр был принят в одну из польских лож, а значительно позднее, в 1818 году, в Париже вступил во франко-русскую (это через шесть лет после войны!) ложу.
Масонство в России вновь было разрешено, но точная дата этого события неизвестна. Дело здесь не в стремлении братьев к секретам, а в характере царя. Александр обожал таинственность, молчание, недомолвки и иносказания. Он даже приказы государственной важности любил скрывать или передавать намеком. Достаточно вспомнить историю с завещанием Александра, по которому трон передавался Николаю в обход Константина. Оно было написано и передано на хранение в Синод (впоследствии оно хранилось у митрополита Московского Филарета), но не было оформлено официально. Никто не только не знал содержание этого завещания, но даже сам факт его существования являлся государственной тайной.
Впрочем, о принадлежности императора Александра к масонству стали спорить лишь потомки. Для современников это представлялось само собой разумеющимся. Об этом красноречиво свидетельствует один курьезный случай. В 1818 году государь посетил «с братским визитом» собрание ложи «Трех добродетелей», одной из крупнейших в Петербурге. Мастер ложи Александр Николаевич Муравьев рассказывал потом, что во время оживленной, подогретой шампанским беседы с императором он решил обратиться к самодержцу по-братски на «ты», как того требует масонский обычай. Это произвело на царя самое неблагоприятное и тягостное впечатление. Видимо, заключает Муравьев, принадлежность к Ордену не делала других каменщиков в глазах государя братьями, они все равно оставались для него подданными.
Как бы там ни было, все ограничения на деятельность лож были сняты. Братья возобновили свои собрания, наладили выпуск литературы, стали принимать в свои ряды новичков. В начале царствования Александра I российское масонство переживало поистине свой серебряный век.
Вот лишь несколько примеров. В первые годы после коронации было отменено коллегиальное управление государством и его функции перешли к восьми министерствам. Четыре важнейших из них возглавлялись масонами. Министром военных и морских дел был Н.С. Мордвинов, министром иностранных дел – А.Р. Воронцов, министром внутренних дел – В.П. Кочубей, министром финансов – А.И. Васильев. Канцлером был назначен Воронцов (при сохранении за ним должности министра).
По настоятельным рекомендациям братьев при императоре был создан особый орган: Непременный совет из 12 (апостольское число!) человек. Совет мог обсуждать любые государственные дела, причем не только по воле самодержца, но и по инициативе любого из «мудрых мужей», в него входящих. В случае согласия всех членов Совета он мог оформлять свои решения как именные указы. Это был первый предпринятый в России шаг по ограничению самодержавия.
Александр учредил еще один совещательный орган, так называемый Негласный (он же Тайный) комитет, куда входили самые доверенные лица, ближайшие друзья императора. Это были родовитый польский аристократ Адам Чарторыйский, упоминавшийся выше превосходный администратор Виктор Кочубей (племянник А.А. Безбородко), богач, любитель искусств и меценат А.С. Строганов и блестяще образованный интеллектуал Н.Н. Новосильцев (внебрачный сын сестры А.С. Строганова). Все они были масонами.
Первые годы царствования Александра Россия была одной из наиболее динамично развивающихся стран Европы. Это было «дней Александровых прекрасное начало». Братья были полны надежд и планов, казалось, еще немного – и сбудутся самые смелые мечты о свободе, братстве и справедливости. Однако до «самодержавного царства Астреи», то есть торжества Закона, было еще далеко.
«Чтобы настало торжество Закона в вечности, надобно учредить хорошие законы на каждый день», – писал В. Кочубей. Создание и утверждение таких законов стало делом жизни самого выдающегося государственного деятеля эпохи – Михаила Михайловича Сперанского.
Михаил Михайлович прожил очень долгую жизнь, успел послужить трем императорам: Павлу I, Александру I и Николаю I. Но, конечно, звездный час его пришелся на царствование Александра, который относился к Сперанскому как к соратнику, первому советнику, конфиденту. Они проводили вместе очень много времени. Никакой фаворит при Екатерине не пользовался столь огромным, всеобъемлющим влиянием на царствующую особу, как Сперанский на Александра.
