Юрий Гейко - Дураки, дороги и другие особенности национального вождения
В конце этой важной главы хочу посоветовать: не экономьте на качественных маслах, свечах, колодках, фильтрах, дисках, шинах, высоковольтных проводах и т. п.
Это экономия кажущаяся: качественное масло, например, стоит дороже отечественного, но служит гораздо дольше. И еще – с ним меньше изнашивается ваш двигатель. Вот и получается, что в итоге оно значительно выгоднее.
И последнее: стоит вам начать делать что-то в своем автомобиле собственными руками, как вы станете получать во много раз больше удовольствия от езды на нем.
САМАЯ ТРУДНАЯ ДОРОГА В МОЕЙ ЖИЗНИ
Задание в командировке было простое: на заводе РТИ (резинотехнических изделий) ВАЗа в Саратовской области в городе Балаково провести испытание уплотнителей дверей для «Москвича», выпуск которых там налаживался. Срок командировки десять дней, материальное обеспечение – «Москвич-2137» (универсал), напарник – Сергей Регентов, инженер и водитель, высоченный, здоровенный молодой парень, недавно отслуживший в «десантуре», к тому же сын заместителя генерального директора АЗЛК по капитальному строительству. У Сергея чрезвычайно белая кожа и красные яблоки румянца на щеках, голос высокий, распевный. Он прекрасный рассказчик и не менее прекрасный слушатель, хохотун, заходится смехом при небольшом поводе, но главное – этот парень мне нравился: исполнительный, надежный, легкий.
Была зима, снежная, морозная. Бросили мы в багажник цепи для колес на случай буксовки, пару канистр с бензином, «джентльменский набор»: лампу фары, ремень вентилятора, свечу, бегунок и крышку трамблера.
Доехали нормально, поселились в местной гостинице, ездили на завод РТИ, как на работу, каждый день, сдружились там с мастером участка уплотнителей, сорокапятилетним Виктором Петровичем.
Однажды, было это в пятницу, он подошел к нам сильно расстроенный и сказал, что у него умер отец, похороны послезавтра, а доехать туда он не может – рейсовые автобусы отменены из-за метели, а на попутках – ненадежно, заводские шофера говорят, что стоят там грузовики в сугробах десятками, трактора вязнут. До деревни отца всего восемьдесят километров, жил он в деревне Подлесное, что на берегу Волги.
Впереди маячили два пустых выходных, молодые души требовали приключений, и мы, не сговариваясь, предложили Виктору свои услуги и «Москвич». Он поначалу даже испугался, а потом махнул рукой: «А... пропади все пропадом, едем!»
Как доехали, не помню, но доехали. Помню, действительно буксовали, стояли по обочинам грузовики. Помню, долго-долго пилили за бульдозером по снежному коридору, стены которого были намного выше крыши нашего «Москвича». В общем, доехали, и с тех пор к цепям на ведущих колесах легкового автомобиля я преисполнен глубочайшего уважения.
В Подлесном, отрезанном от «материка», встречали нас как героев. Водили по избам, не знали, куда усадить, чем угостить. Помню, замер я перед старинными черными досками-иконами, а хозяйка любопытствует:
– Нравится?
– Да.
– Увлекаетесь?
– Как же этим не увлекаться?
Тут же мне была подарена целая наволочка таких же икон, только совсем черных, хранящихся по чердакам изб.
В общем, похоронили отца Виктора, вернулись в город, и Виктор в благодарность сунул нам в багажник связку тормозных жигулевских шлангов (огромный был по тем временам дефицит) и четыре замороженные стерлядки – заядлый был рыбак Виктор, и браконьер, конечно. Ну а мы в благодарность подарили ему весь инструмент с машины вместе с домкратом – чего нам осталось до Москвы-то? Докатимся.
Выехали мы после обеда. Мело и морозило. Где-то за Саратовом, идя под сотню, догоняем милицейский «уазик». Он идет, как положено, по знакам – шестьдесят. Несколько секунд думаем: обгонять или не обгонять? За рулем – Сережка. «Да делай ты его, – говорю я. – Если и рванет за нами, то хрен догонит».
Серега элегантно «уазик» обходит, но тот вдруг резко прибавляет, висит на заднем бампере. Мы, конечно, смеемся и прибавляем еще. На ста пятнадцати фары «уазика» исчезают в метели, а мы...
Дорога круто уходит направо, и – железнодорожный переезд с торчащими рельсами. Серега тормозит, но мало – одного качка тормозной педали не хватает нам, чтобы спокойно переехать эти рельсы. Скорость наша в повороте так высока, что зад сильно подскакивает на первом рельсе, передок приседает, и мы балкой передней подвески бьемся в рельс второго пути.
Удар вообще-то лобовой. И такой сильный, что мы оба достаем головами лобовое стекло. Оно трескается, а машина по инерции пролетает рельсы и замирает.
Не успеваем мы осознать происшедшее, как рядом встает «уазик». Менты – двое – выскакивают из него, один из них выхватывает из замка наши ключи зажигания, второй открывает мою дверцу и за шкирку выволакивает меня на свет божий, а вернее – в темень и метель непроглядную. То же собираются делать и с Серегой.
Но Серега выходит из-за руля сам. И когда он встает во весь свой двухметровый рост, преследователи наши успокаиваются и суетиться перестают. К тому же они под крепким градусом, мы это ясно чувствуем, но силы все равно неравны. «Хорошо, – говорит один из них, – сейчас мы позвоним в отделение, приедет наряд, и вот тогда мы разберемся».
Чего они от нас хотят, мы не знаем: документы наши и ключи от машины у них, и тогда я догадываюсь – денег. Но денег у нас – в обрез, только на пропитание до Москвы. Я начинаю лихорадочно вести переговоры, объясняю им ситуацию, отдаю всю наличность и талоны на бензин.
Серега такого соглашательства не понимает. Улучив момент, он предлагает мне:
– Давай этих ментов уложим, свяжем, а на их машине поедем в Москву.
– Ты идиот?! И далеко мы на ней уедем?
– Ну хорошо, пусть наряд приезжает, чего ты боишься? Они пьяные, а мы-то трезвые!
– Ну и что, что трезвые? Приволокут нас в участок, сунутся в машину, а там иконы, шланги, стерлядь! Во-первых, отметелят нас там от души, а во-вторых, посадят по статье, как пить дать, понял? Молчи, не мешай...
В общем, через полчаса милиционеры, обобрав нас до нитки, скрылись в черноте ночи, а мы уселись в свой недвижимый и уже холодный автомобиль.
Удар был такой сильный, что мысль завести двигатель нам в голову даже не приходила. Посидев, мы вышли из машины, подняли капот, заглянули под днище, но без домкрата ничего толком не увидали – лужа черного масла под коробкой, и все.
Завели двигатель. Как ни странно, он заработал. Кабина наполнилась теплом. За рулем сидел я. Выжал сцепление, включил первую передачу, отпустил педаль – с диким грохотом под днищем машина дернулась, проехала пару метров и заглохла. Ясно было, что ехать она не может. Значит, надо искать помощь. Где?
Мы стояли где-то между Саратовом и Борисоглебском. За тот час, что мы здесь, на переезде, проторчали, мимо не проехало ни одного автомобиля. Допустим, проедет, остановится, довезет до Борисоглебска, что дальше? Есть ли там сервис? А может, звонить в Москву?..
В общем, сидим мы в унынии в машине, греемся, ожидаем попутки, и я спрашиваю Серегу, поглядывая на его подсвеченное приборной доской лицо:
– Серега, а есть у тебя настоящий друг, которому вот так можно ночью позвонить откуда угодно, хоть отсюда, за семьсот пятьдесят километров? И этот друг тут же сядет за руль, приедет и дотащит нас на веревке?..
Серега недолго молчал.
– Нет. Такого нет. А у тебя?
– А у меня... был. Погиб, на ралли. – Я имел в виду, конечно, Витьку Глазунова. (Читайте главу «Друг мой, Витька».)
С той ночи прошло много-много лет. И много-много раз, поднимая рюмку в каком-нибудь застолье, я вспоминал эту ночь, метель, наш диалог и пил за то, чтобы у каждого из нас такой друг был...
Ситуация с машиной к тому времени была нам ясна: от лобового удара в рельс балка передней подвески сместилась назад сантиметров на шесть-семь. Естественно, сместились и двигатель, и коробка, в результате чего передняя крестовина кардана уперлась в днище кузова, напольный механизм переключения передач – «лапоть» – раскололся вдоль пополам, оставив нам только первую и вторую передачи. Нижнее ребро балки отогнулось от удара, и гнезда нижних сайлент-блоков разорвались, но не до конца, держались они на честном слове. Рычаги подвески сместились, передние колеса смотрели в разные стороны, а поскольку рулевые тяги на «Москвиче» проходили сразу за картером двигателя, то сместившийся картер зажал их, и руль крутился очень туго, всего градусов на девяносто в каждую сторону, то есть ехать по шоссе мы худо-бедно могли, но поворачивать, хотя бы перпендикулярно к дороге, – никак.
Однако ехать мы в тот момент и не помышляли, сидели в тепле, ждали попутку. Метель продолжалась. Минут через десять я обнаружил, что Серега спит, и разозлился на него: вот толстокожий! Сейчас я тебе посплю... Злость подвигла на поступок – включаю первую и с грохотом трогаюсь с места. Ощущение такое, что по днищу бьют молотками несколько озверевших людей.
