Жак Бержье - Секретные агенты против секретного оружия
Только что начал выходить подпольный листок, который был назван «Германский солдат на Средиземном море».
В нем была помещена статья, подготовленная к печати нашей группой. В статье были точно названы города, которым в ближайшие дни предстояло подвергнуться массированным налетам союзной авиации, и это произвело на читателей огромное впечатление. Можно было подумать, что автор статьи был заранее осведомлен о предстоящих бомбардировках, а на самом деле все было лишь удачной угадкой.
Из переговоров с группой баварских сепаратистов становилось ясным, что гитлеровский режим был далеко не таким прочным, каким казался. Все его надежды возлагались на новое, сверхмощное оружие, и, в случае если оно этих надежд не оправдает, режим мог бы развалиться.
Мы обязаны были доказать объединенному штабу верховного командования, что оружие существует и немцы рано или поздно приведут его в действие, если не будут приняты энергичные контрмеры.
Это стало для нас задачей № 1, но предварительно надо было еще решить задачу под нулевым номером — убедить в том же нашего начальника, полковника Сен-Гаста.
Сен-Гаст в свое время сталкивался с изобретателями и привык относиться к ним с недоверием. Он склонен был недооценивать возможности науки.
Однако в марте 1943 года донесения, полученные непосредственно с острова Пеенемюнде, заставили Сен-Гаста поколебаться.
Он немедленно собрал военный совет, на котором присутствовали Эшкенази и Верн.
— Вы болваны и мальчишки, — начал отчитывать нас Сен-Гаст. — Запроси вы огромную сумму за свои сведения, вам поверили бы с самого начала.
— Почему вы сами не запросите с них гору золота? — перебил его Эшкенази.
— Мы стали официальной воинской единицей сражающейся Франции, — ответил Сен-Гаст. — Я могу передавать сведения, но торговать ими не имею права. Я настаивал на том, что новое немецкое оружие — серьезная опасность, но ответ Лондона ясно показывает, что генерал Эйзенхауэр настроен скептически.
— Наш друг Эльброннер передал личное письмо президенту Рузвельту, — сказал Эшкенази. — Мы просим вас быть как можно настойчивее и держать нас в курсе ваших усилий. Союзники должны атаковать, пока не поздно!
— Пеенемюнде должен быть разрушен! — перефразируя Катона, подтвердил Верн.
В Лондон немедленно были переданы несколько радиограмм и два подробных донесения, чтобы обратить на это внимание верховного командования.
Ожидая решения союзников, наша группа предприняла одну из самых рискованных операций в истории лионского Сопротивления. Ее шифрованным названием было: «Операция Антикай». (Луи Арагон написал новеллу «Барашек», вошедшую в книгу «Рабство и величие французов», положив это происшествие в основу сюжета.)
Французской полиции удалось после длительных усилий арестовать двоих видных лионских деятелей Сопротивления.
Это были Валлэ, начальник боевого сектора (то есть ядра тайной армии Сопротивления), и знаменитый полковник Раванель.
Арестованных должны были перевезти из полицейского комиссариата в форт Монлюк и там передать в руки гестапо.
Нам удалось это отсрочить следующим образом. Арестованным была вручена ипекакуана [27] в количестве, достаточном для того, чтобы понадобилось срочно поместить их в госпиталь Антикай.
Было решено: опережая гестапо, вывезти арестованных из госпиталя с помощью французов, переодетых в форму эсэсовцев.
Предварительно телефонные провода госпиталя были отведены таким образом, что мы могли контролировать все телефонные разговоры.
Таким образом, передав извещение о прибытии поддельных гестаповцев, мы были полностью в курсе дела и смогли бы своевременно предупредить о прибытии гестаповцев настоящих, если администрация госпиталя попыталась бы вызвать их по телефону.
Наш аппарат для подслушивания был совершенно неуловим и не мог быть засечён никаким способом.
(Для этого пришлось сконструировать новый высокочастотный преобразователь, но вдаваться в подробности конструкции здесь я не собираюсь: при случае этот аппарат еще вполне может пригодиться).
Сама операция была назначена на «день Жи».
Незадолго до этого из немецких эсэсовских частей к нам перебежали трое украинцев бандеровцев.
Они сдали нам свои эсэсовские мундиры, и мы поместили беглецов в укромном домике на улице Вэз. Небольшая группа, состоящая из Верна и людей прикрытия, должна была достать для перебежчиков штатскую одежду, которую обычно получали от одного портного армянина.
Экспедиция чуть не попалась в ловушку: накануне армянин был арестован и расстрелян. Немецкое командование зверски карало все попытки поощрения дезертирства.
Благополучно ускользнув и возвратившись на улицу Вэз, Верн увидел, что украинцы, зарядившись основательной дозой спиртного, высунули головы из окон и во все горло распевают по-русски «Интернационал».
В тихом лионском предместье такое зрелище было чересчур впечатляющим. Усмирив дезертиров, мы кое-как одели их и переправили в маки.
После этого подготовка «операции Антикай» двигалась быстро и беспрепятственно.
В «день Жи» грубый и отрывистый голос на безупречном немецком языке передал администрации госпиталя по телефону приказ подготовить арестованных к отправке. Вмешался второй голос, еще более отрывистый и грубый, кое-что добавил и подтвердил, что говорят действительно из гестапо.
Спустя несколько минут перед госпиталем остановилась машина странного оттенка, перекрашенная из черной. Из нее вылезли трое эсэсовцев, которые без церемоний проникли в палату и начали поднимать людей с коек, пиная их кулаками и ногами. Инспектор полиции Виши, карауливший арестованных, возмущенно заметил, что так не обращаются с больными.
— Французская собака, — провозгласил один из эсэсовцев и дал инспектору пощечину. Его товарищи молча вытащили свои маузеры.
Доказав таким образом эсэсовскую принадлежность, они без всяких задержек увезли арестованных.
Спустя некоторое время в госпиталь явились полицейские Виши и были немедленно арестованы гестапо, — там успели получить сообщение об этой дерзкой выходке.
Пока партнеры разбирались в этой сумятице, арестованные были укрыты по надежным убежищам.
Спустя сутки «Централь» передала в Лондон подробное донесение обо всей этой истории.
Повседневная жизнь нашей «Централи» представляла удивительную смесь тайной дипломатии и скаутизма, непрерывной смертельной опасности и мальчишеских выходок.
Люди одновременно воспитывали неполноценных детей и вели бесконечные переговоры с агентами-двойниками и безусловными предателями.
Эти крайности создавали удивительную, единственную в своем роде атмосферу, не имевшую ничего общего с обычной атмосферой разведывательной службы.
Тем не менее, сотрудники классической, профессиональной разведки смотрели на полученные нами результаты с завистью и восхищением.
Наши ежемесячные восемнадцать килограммов информации создавали довольно верную картину жизни Европы.
Наша группа постепенно оказалась в силах самостоятельно создавать вопросники, тем самым облегчая работу нашим агентам.
Привожу такой вопросник, составленный нами в применении к оружию «фау».
99001
ВСЕМ АГЕНТАМ
Январь 1943.
Немецкий самолет-снаряд
1. Собирать всевозможные указания относительно пусковых площадок, оборудованных гидравлическими приспособлениями и находящихся в северной запретной зоне.
2. Представить расписание поездов с жидким воздухом и жидким кислородом, изготовленными на заводах X во Франции и Линде в Германии, проходящих в северную запретную зону.
3. Что изготовляется на заводах У в секретной мастерской В.?
4. Передавайте все разговоры между немцами, касающиеся оружия «фау-1, «фау-2», «фау-3», а также оружия «бич Израиля».
5. Идет ли набор французских инженеров и техников, специалистов по реактивному движению?
6. Каковы немецкие заказы сверхлегких элементов типа «зет»?
Все данные, собранные по этому вопроснику, должны быть сообщены «Централи» немедленно какими фантастическими они бы ни казались.
Ответы, которые мы получали, неизменно свидетельствовали, что немцы готовят нападение на Лондон и английские порты.
Площадки для запуска строились по всей линии побережья Ла-Манша и Северного моря.
Отсюда должны были осенью 1943 года начаться систематические бомбардировки — немцы таким образом хотели ликвидировать всякую возможность создания второго фронта в Европе. Ежедневно получали мы новые сведения, подтверждавшие, что площадки продолжают сооружаться.
Ежедневно наши радиограммы (и ежемесячно — наши посылки) призывали союзные штабы к немедленным и решительным действиям. Теперь мы знаем, что в Лондоне сведения, добытые нами, обсуждались очень тщательно и изучались лично г-ном Уинстоном Черчиллем. 6 июля 1944 года Черчилль упомянул о наших донесениях, выступая в палате общин.
