Мария Петровых - Избранное
1967
«О, какие мне снились моря!..»
О, какие мне снились моря!Шелестели полынью предгория…Полно, друг. Ты об этом зря,Это все реквизит, бутафория.Но ведь снились! И я не пойму —Почему они что-то значили?Полно, друг. Это все ни к чему.Мироздание переиначили.Эта сказочка стала стара,Потускнели виденья ранние,И давно уж настала пораЗренья, слуха и понимания.
1967
«Что делать! Душа у меня обнищала…»
Что делать! Душа у меня обнищалаИ прочь ускользнула.Я что-то кому-то наобещалаИ всех обманула.Но я не нарочно, а так уж случилось,И жизнь на исходе.Что делать! Душа от меня отлучиласьГулять на свободе.И где она бродит? Кого повстречала?Чему удивилась?..А мне без нее не припомнить начала,Начало забылось.
1967
«Пожалейте пропавший ручей!..»
Пожалейте пропавший ручей!Он иссох, как душа иссыхает.Не о нем ли средь душных ночейЭта ива сухая вздыхает!Здесь когда-то блестела вода,Убегала безвольно, беспечно.В жаркий полдень поила стадаИ не знала, что жить ей не вечно,И не знала, что где-то вдалиНеприметно иссякли истоки,А дожди этим летом не шли,Только зной распалялся жестокий.Не пробиться далекой струеИз заваленных наглухо скважин…Только ива грустит о ручье,Только мох на камнях еще влажен.
1967
«Что толковать! Остался краткий срок…»
Что толковать! Остался краткий срок,Но как бы ни был он обидно краток,Отчаянье пошло мне, видно, впрокИ не растрачу дней моих остаток.
Я понимаю, что кругом в долгуПред самым давним и пред самым новым,И будь я проклята, когда солгуХотя бы раз, хотя б единым словом.
Нет, если я смогу преодолетьМолчание, пока еще не поздно, —Не будет слово ни чадить, ни тлеть, —Костер, пылающий в ночи морозной.
«Одна на свете благодать…»
Одна на свете благодать —Отдать себя, забыть, отдатьИ уничтожиться бесследно.Один на свете путь победный —Жить как бегущая вода:Светла, беспечна, молода,Она теснит волну волноюИ пребывает без трудаВсе той же и всегда иною,Животворящею всегда.
1967
«Сердцу ненавидеть непривычно…»
Сердцу ненавидеть непривычно,Сердцу ненавидеть несподручно,Ненависть глуха, косноязычна.До чего с тобой, старуха, скучно!
Видишь зорко, да ведь мало толкуВ этом зренье хищном и подробном.В стоге сена выглядишь иголку,Стены размыкаешь взором злобным.
Ты права, во всем права, но этойПравотой меня уж не обманешь, —С ней глаза отвадятся от света,С ней сама вот-вот старухой станешь.
Надоела. Ох, как надоела.Колоти хоть в колокол набатный, —Не услышу. Сердце отболело,Не проймешь. Отчаливай обратно.
Тот, кто подослал тебя, старуху…Чтоб о нем ни слова, ни полслова,Чтоб о нем ни слуху и ни духу.Знать не знаю. Не было такого.
Не было, и нету, и не будетНыне, и по всякий день, и присно.Даже ненавидеть не принудит,Даже ненавидеть ненавистно.
1967
«Пусть будет близким не в упрек…»
Пусть будет близким не в упрекИх вечный недосуг.Со мной мой верный огонек,Со мной надежный друг.
Не надо что-то объяснять,О чем-то говорить, —Он сразу сможет все понять,Лишь стоит закурить.
Он скажет: «Ладно, ничего», —Свеченьем золотым,И смута сердца моегоРассеется как дым.
«Я все же искорка тепла, —Он скажет мне без слов, —Я за тебя сгореть дотла,Я умереть готов.
Всем существом моим владей,Доколе ты жива…»Не часто слышим от людейПодобные слова.
1967
«Ни ахматовской кротости…»
Ни ахматовской кротости,Ни цветаевской ярости —Поначалу от робости,А позднее от старости.
Не напрасно ли прожитоСтолько лет в этой местности?Кто же все-таки, кто же ты?Отзовись из безвестности!..
О, как сердце отравленоНемотой многолетнею!Что же будет оставленоВ ту минуту последнюю?
Лишь начало мелодии,Лишь мотив обещания,Лишь мученье бесплодия,Лишь позор обнищания.
Лишь тростник заколышетсяТем напевом, чуть начатым…Пусть кому-то послышится,Как поет он, как плачет он.
1967
«Никто не поможет, никто не поможет…»
Никто не поможет, никто не поможет,Метанья твои никого не тревожат;В себе отыщи непонятную силу,Как скрытую золотоносную жилу.
Она затаилась под грохот обвала,Поверь, о, поверь, что она не пропала,Найди, раскопай, обрети эту силуИль знай, что себе ты копаешь могилу.
Пока еще дышишь — работай, не сетуй,Не жди, не зови — не услышишь ответа,Кричишь ли, молчишь — никого не тревожит,Никто не поможет, никто не поможет…
Жестоки, неправедны жалобы эти,Жестоки, неправедны эти упреки, —Все люди несчастны и все одиноки,Как ты, одиноки все люди на свете.
1967–1968
«Немого учат говорить…»
Немого учат говорить.Он видит чьих-то губ движеньеИ хочет слово повторитьВ беззвучных муках униженья.
Ты замолчишь — он замычит,Пугающие звуки грубы,Но счастлив он, что не молчит,Когда чужие сжаты губы.
А что ему в мычанье том!То заревет, то смолкнет снова.С нечеловеческим трудомОн хочет выговорить слово.
Он мучится не день, не год,За звук живой — костьми поляжет.Он речь не скоро обретет,Но он свое когда-то скажет.
[1967–1968]
«О, ветром зыблемая тень…»
О, ветром зыблемая тень —Не верьте лести.Покуда вы — лишь дальний день,Лишь весть о вести.
Вы тщитесь — как бы почудней,В угоду моде.Вас нет. Вы нищенки бедней.Вы — нечто вроде.
Все про себя: судьба, судьбе,Судьбы, судьбою…Нет, вы забудьте о себе,Чтоб стать собою.
Иначе будет все не впрокИ зря и втуне.Покуда блеск натужных строк —Лишь блеск латуни.
Ваш стих — сердец не веселит,Не жжет, не мучит.Как серый цвет могильных плит,Он им наскучит.
Вам надо все перечеркнуть,Начать с начала.Отправьтесь в путь, в нелегкий путь,В путь — от причала.
«А ритмы, а рифмы невемо откуда…»
