Николай Ефимов - Военная контрразведка от «Смерша» до контртеррористических операций
Когда мы осмотрели вещи задержанных, то оказалось, что в ранцах у них была взрывчатка — 100 килограммов на всю группу набралось. Вот для чего, оказывается, ранцы-то они с собой носили! «Офицер» — это был кадровый сотрудник абвера, родом из поволжских немцев — на допросе признался, что они имели задание взорвать эшелон с боеприпасами на том важном железнодорожном узле и подорвать стрелочные коммуникации на железной дороге, чтобы затормозить движение войск. Остальные диверсанты, кстати, были из числа изменников Родины, ранее служившие в полиции и карательных отрядах на нашей территории, временно оккупированной гитлеровцами.
Конечно, тут же было решено найти вчерашнего «офицера-железнодорожника» — мы поняли, что это была разведка. Начали интенсивные его поиски, которые вскоре увенчались успехом — диверсант был обнаружен в двух километрах от объекта, где он замаскировался в кустах. При задержании он оказал сопротивление, и его расстреляли…
Таким образом была обезврежена разведывательно-диверсионная группа и предотвращена диверсия на важном железнодорожном узле. А вскоре затем наша 47-я гвардейская стрелковая дивизия перешла в наступление.
Генерал-лейтенант в отставке Александр МАТВЕЕВ
46 часов с Антонеску
В августе 1944-го мне, подполковнику военной контрразведки «Смерш», было приказано принять задержанных — Иона Антонеску и его подручных, в том числе брата маршала министра иностранных дел Михая Антонеску, — на станции Бельцы, что в 500 километрах от Бухареста, и доставить в Москву живыми и невредимыми. Все тогда понимали: Гитлеру было крайне невыгодно, чтобы его ближайший подручный оказался в распоряжении Советского Союза, — он мог предпринять какие-то контрмеры.
По приезде в Бельцы я срочно разыскал уполномоченного транспортного отдела НКВД и через него стал выяснять возможности для оформления спецпоезда. До нашего приезда не поступило об этом никаких указаний. Пришлось немедленно установить связь по селектору с наркомом внутренних дел Молдавии, который сообщил, что где-то к 14.00 из Кишинева прибудет паровоз с подобранной для такой поездки бригадой и вагоном-салоном, которым пользовались немцы при оккупации Молдавии.
По рекомендации уполномоченного транспортного отдела станции Бельцы было решено оформить спецпоезд из пяти вагонов: товарного (у паровоза для смягчения толчков), вагона-кухни, салона, спального для «гостей» и оперработников, а также пассажирского для охраны. Вопрос о «зеленой» улице для нашего поезда я решил с начальником транспортного управления НКВД СССР, которому должен был при остановках доносить о состоянии «груза».
Пятерых румын доставил на станцию армейский конвой. Когда поезд отправился, «гости» были приглашены в салон-вагон на ужин. Мне пришлось выступать в роли «хозяина», которому они представились. Каждый назвал свои имя, фамилию и должность, а военные — и звание. Переводчик указал им места. Мы с Антонеску расположились друг против друга.
Румынский диктатор был в маршальском повседневном кителе мышиного цвета с многочисленными орденскими планками и одним орденом. Роста был небольшого, худощав, рыжеват. За ужином, продолжавшимся около двух часов, разговаривали о трудностях и бедах, принесенных войной, — виновники ее, понятно, не назывались. «Гости» пили мало, но ели вдоволь.
Когда я предложил всем идти отдыхать, Антонеску задержался и начал разговор — так мы остались втроем: он, переводчик и я. Маршал попросил меня честно ответить на волнующий его вопрос: «Куда нас везут, и правда ли, что руководители Советского государства будут вести в Москве переговоры об условиях перемирия?» Я ответил, что везут их действительно в Москву, а что там будет, не знаю.
После этого Антонеску несколько приободрился и сразу же начал говорить — очень медленно, видимо, желая, чтобы переводчик понял каждое слово. Он сказал, что многие его считают фашистом, а он им стал поневоле, в силу «сложившихся обстоятельств». Поинтересовался, знаю ли я царских генералов Брусилова, Иванова и Рузского. И далее сказал: «Очень сожалею, что их нет в живых, а то они бы могли прояснить, являюсь я другом русских или другом немцев».
Далее он говорил, что в войну 1914–1918 годов Румыния воевала на стороне России, а он был начальником штаба румынской армии. А вот теперь он оказался в противостоящем России лагере, и причиной тому — ввод в 1940 году на его родину немецких танковых войск. «Гитлеру была нужна Румыния как стратегический плацдарм и как поставщик нефти, — сказал маршал. — Поэтому он и оккупировал ее до начала войны». Он так и заявил — «оккупировал». И он,
Антонеску, как глава румынского правительства тогда якобы ничего не мог сделать против этого.
Но маршал, видимо, полагал, что подполковнику не известно и то, как развивались отношения между Германией и Румынией накануне войны, когда он, Антонеску, по желанию фюрера пришел к власти в стране: стал премьер-министром, объявил Румынию фашистским государством, а себя — его «вождем», что в сентябре 1940 года именно он просил Гитлера ввести немецкие войска в Румынию, заявив, что «хочет сотрудничать с Германией целиком и полностью», а в январе 1941 года говорил о «большом желании участвовать в войне против СССР».
Я не вступал в дискуссию, давая Антонеску возможность выговориться. До Москвы мы ехали 46 часов, и бесед было несколько. Я не задавал вопросов, слушал, в отведенное для отдыха время кое-что из значимого записывал, чтобы потом доложить руководству ГУКР «Смерш».
На следующий день после завтрака Антонеску начал разговор о том, как в конце 1942-го советские войска нанесли немцам и румынам «страшный удар» под Сталинградом, где Румыния потеряла 18 дивизий — почти две трети своих боевых соединений. Уже тогда, сказал бывший диктатор, он понял, что войну страны гитлеровского блока проиграли. И якобы тогда же, в начале 1943 года, предложил королю Михаю и его матери попытаться выйти из войны. Они втроем приняли решение: поручить министру иностранных дел тайно установить контакт с представителями США и Англии в Испании или Швейцарии.
Одновременно решили предложить Гитлеру назначить его, маршала Антонеску, Верховным главнокомандующим румынскими войсками на Восточном фронте. Якобы лишь для того, чтобы румынские «боевые соединения выполняли его приказы, а не немецкого командования». Однако из этого ничего не вышло.
А вот о том, как в августе 1941 года Гитлер наградил его Рыцарским крестом за вступление румынских войск в Одесскую область, Антонеску не вспоминал.
В Москву мы прибыли вечером. Нас встретили руководящие работники ГУКР «Смерш». Своих «подопечных» мы доставили на одну из дач в Подмосковье. Затем я доложил генерал-лейтенанту Н. Н. Селивановскому о поведении румын в пути и зачитал выдержки из своих записей, сделанных после бесед. Мне было предложено продиктовать их стенографистке. О доставке Антонеску в Москву, разумеется, было сразу доложено Сталину.
…По решению народного трибунала Румынии в 1946 году Ион Антонеску был расстрелян.
Генерал-майор в отставке Михаил БЕЛОУСОВ
(Записал Б. Сыромятников)
Это было в Эстонии
В конце сентября 1944 года в только что освобожденном от фашистских захватчиков Таллине мне поручили возглавить оперативно-разыскную группу и обследовать столицу Эстонии. В первую очередь нас интересовали многолюдные места. Одним из них, несомненно, был Таллинский базар, куда приезжали крестьяне с окрестных хуторов. После изгнания фашистов торговля здесь шла весьма оживленно.
Мы присматривались, приценивались, наблюдали. В базарной толпе бывали и военнослужащие. От нашего внимания не ускользнуло: группа — лейтенант, младший лейтенант, несколько старшин, сержантов и рядовых подошли к пожилой крестьянке, которая разложила куски сливочного масла домашней выработки. Один берет кусок масла, передает второму как бы попробовать, тот третьему — и в считаные минуты группа, не расплатившись, стала уходить с добычей. Крестьянка начала кричать, звать на помощь. Я решил задержать последнего из уходящих. Дал указание подчиненным ко мне не подходить, в конфликт не вступать. Зато все подозрительные военнослужащие оказались тут как тут. Схватили меня, подняли на руки и понесли в скверик, за базаром. Я успел пальцем описать в воздухе круг, дав этим понять, что группу следует окружить.
Как потом выяснилось, это была банда, переодетая в форму наших военнослужащих. Оставив меня, они расположились в скверике на обед, достали колбасу, шпиг, хлеб, только что украденное масло, самогон. Бандитов было 8, все вооружены. Один подал мне кусок хлеба с салом и кружку самогона: «Угощайся с нами». Я взял кружку, но, отпив глоток, решил закашляться — кашель получился естественным. Я поднялся, чтобы уйти. «Нет уж, будешь с нами, пока не пообедаем», — повелел бандит. Прошло минут двадцать, и у скверика остановились две крытые машины, откуда выпрыгнули наши солдаты во главе с подполковником Веселовым. Он скомандовал: «Ни с места! Предлагаю сдаться без кровопролития!» К моему удивлению, бандиты сдались безропотно…
