Александр Зиновьев - Русская трагедия
Но почему меня так волнует судьба страны , народа и даже целой эпохи? Объяснение банально: потому что моя личная судьба и судьба близких мне людей оказалась на сто процентов связанной с судьбой страны, народа, эпохи. Они для меня совпали. Я стал субъективным носителем судьбы страны, народа, эпохи.
Зримые черты западнизма
Позвонила Дочь. Сказала, что приедет к нам, надо поговорить по очень важному делу. Дело оказалось действительно важным. Муж пьет. Имеет посторонние связи. Придется, очевидно, разводиться. Ей предложили неплохо оплачиваемую работу в русско-английской фирме. Как быть с детьми? Не согласится ли мать какое-то время пожить у нее, приглядеть за детьми? Не хочется нанимать постороннюю женщину, да и слишком дорого теперь.
Перспектива распада семьи Дочери меня не удивила. И в советские годы такие явления были обычными. Но тогда это не было катастрофой. С работой и с детьми было проще. Теперь же распад семей усилился, а последствия стали ужасающими. В особенности – для детей. Беспризорность, преступность, моральное падение с детства. Что касается просьбы, чтобы Жена пожила у Дочери какое-то время, пока обстановка не прояснится и не стабилизируется, я усмотрел в этом даже какой-то плюс: может быть, житейские тревоги и заботы вернут ее к реальности». Жена обещала подумать.
Потом зашел Сын. Он оказался в нашем районе по делам «своей» фирмы. Жалуется на условия работы. Сравнивает с советскими. Говорит, тогда был настоящий рай. Все то, на что жаловался раньше, забыто как второстепенное.
– Раньше был месячный отпуск, теперь две недели. И не тогда, когда удобно тебе, а когда удобно хозяину. Раньше бюллетени оплачивались. Болей сколько влезет! Теперь о болезни и думать не смей. Раньше на работе пофилонить можно было, с коллегами поболтать. Теперь ни на секунду полениться нельзя. Раньше сверхурочные оплачивались. Теперь рабочее время фактически не ограничено. Не нравится – проваливай. Желающих занять твое место полно. Раньше с начальством ругаться можно было. Теперь босс – бог. Никакого намека на критику. Одним словом, полжизни отдать готов, лишь бы вернулись прошлые условия работы. Пусть со всеми их недостатками.
– Зато производительность труда повысилась!
– Сказки! Ничего подобного!
– Раньше об этом говорили иначе.
– Идиоты были.
– Может быть, найдется место в государственном секторе? Ты же первоклассный инженер!
– Место найти можно. Но не по профессии. Как инженер я не нужен. Платят в пять раз меньше. И надолго ли? Эпидемия приватизации захватывает все! Нет, надо приспосабливаться к новым условиям. Это пришло навечно. Мы прошляпили наш исторический шанс. Между прочим, в нашей фирме работает один бывший генерал. Шофер босса – бывший полковник. Началось новое расслоение населения. Я не хочу оказаться в низах. Не хочу, чтобы твои внуки опустились в низшие слои.
– Как ты мыслишь избежать этого?
– Становиться частным предпринимателем. Самому становиться боссом!
– Ничем не оправданный риск.
– Ты отстал от времени, – говорит Сын. – Если есть шанс, его надо использовать. Риск, конечно, есть. Но...
– Какой шанс? – возражаю я. – Основные богатства, накопленные за советские годы, уже разворованы. Осталось их перераспределение, причем теми же воровскими методами. Бизнес западного типа у нас невозможен.
– Я это знаю лучше тебя. И тем не менее я вынужден пойти на риск. Другого выхода все равно нет. Ты говоришь о государственном предприятии. Покажи мне такое, в котором еще сохранились советские принципы! А если и найдешь какие-то остатки, то зарплаты не хватит оплатить обучение твоего внука.
– Еще есть бесплатные советские школы.
– А ты знаешь, что в них творится? И куда он денется после нее? Ты представляешь, что творится в среде молодежи на этом уровне? В армию пойдет? В Чечню?..
У меня нет аргументов. Я действительно не знаю о новой реальности больше того, что испытал на своем опыте и что узнаю из средств массовой информации. Похоже на то, что я так и не узнаю как следует эту новую чужую и чуждую мне реальность.
Мой сын точно выразил суть одного из важнейших явлений современности: формирование новой социальной структуры народов и всего человечества. Мы жили по принципам коммунистического структурирования. При этом решающую роль играли личные способности, образование, деловые качества, поведение в коллективе. Играли роль, конечно, и другие, некоммунистические факторы: семейное происхождение, знакомства, карьеризм, стяжательство, коррупция и даже этническая принадлежность. Но они официально порицались и скрывались. Вертикальная динамика населения (переход из низших слоев в более высокие) была очень высокой. Она постепенно снижалась. Сила коммунистических принципов ослабевала. Но они тем не менее оказывали сильнейшее воздействие на общественное сознание. В результате антикоммунистического переворота произошел резкий перелом. Доминирующую роль захватили западнистские принципы: принадлежность к слою и к группе, собственность, связи, предприимчивость на грани преступности и даже преступность и т.д. Люди почувствовали, что происходит социальное расслоение (имущественное прежде всего), причем на все будущее, и ринулись хватать кто сколько может. Появился панический страх остаться внизу и сзади не только самим, но и потомкам. Население страны разделилось на две категории: 1) обреченные («утопающие») и 2) выживающие («барахтающиеся»). Вторые в свою очередь разделились на тех, кто вылезает наверх с ориентацией на Запад (прислуживая Западу), и тех, кто претендует на служение якобы национальным интересам России. Я и моя семья принадлежим к первой категории.
Критик
Я всегда интересовался социальными проблемами, как и многие представители интеллигенции, занятой в естественных науках и в технике. Почитывал социологическую литературу. Читал, конечно, «самиздат» и «тамиздат». Но делал это от случая к случаю, просто как потребитель модной разоблачительной литературы, формально запрещенной, но фактически ненаказуемой. В горбачевские годы в Россию устремился поток такой литературы, и она утратила роль полузапретного соблазна. Зато события самой жизни стали все более и более возбуждать интерес к социальной проблематике. Началось повальное превращение людей моего типа и положения в социальных мыслителей. Захватила эта эпидемия и меня. А после увольнения из института я стал большую часть времени отдавать размышлениям о том, что происходит в России и вне ее в связи с ситуаций в России. Я остро почувствовал недостаток профессионального образования. Стал просматривать десятки философских и социологических книг и журналов, какие самыми различными путями попадались мне на глаза. Но не находил в них ничего такого, на что я мог бы опереться как на основу и на наставление по методологии социального мышления. Встреча с Критиком, беседы с ним и ознакомление с его работами резко изменили мои умонастроения. Однако чего-то не хватало для полной ясности на этот счет. Чего? Я рассказал Критику о моем состоянии.
– Я вас понимаю, – сказал он. – Я сам пережил нечто подобное в свое время и до сих пор иногда переживаю. Я убил полжизни, прежде чем выработал свой способ понимания социальных явлений, свой «поворот мозгов», свою способность видеть мир таким, каков он на самом деле. А для чего? Только для себя? Это, конечно, основное. Но все-таки этого мало. Нужно, оказывается, еще поделиться своими мыслями с другими. Нужна публичность. Общение. Единомышленники. Сопереживатели.
После этого разговора у меня появилась идея организовать семинар. Можно на первое время взять за основу «Русский коммунизм». Критик идею одобрил. Все дело теперь за мной: найти энтузиастов для семинара.
Русский коммунизм
Юность реального коммунизма. После урагана разоблачений ужасов сталинского периода, который (ураган) начался со знаменитого доклада Хрущева на XX съезде КПСС (1956 год) и достиг апогея с появлением не менее знаменитого «Архипелага ГУЛАГ» Солженицына, прочно утвердилось представление о сталинском периоде как о периоде злодейства, как о черном провале в русской истории, а о самом Сталине – как о самом злодейском злодее изо всех злодеев в человеческой истории. В результате теперь в качестве истины принимается лишь разоблачение язв сталинизма и дефектов его вдохновителя. Попытки же более или менее объективно высказаться об этом периоде и о личности Сталина расцениваются как апологетика сталинизма. И все же я рискну отступить от разоблачительной линии и высказаться в защиту... нет, не Сталина и сталинизма, а лишь права на объективное их понимание.
Рассматривать сталинскую эпоху как эпоху преступную есть грубое смешение понятий. Понятие преступности есть понятие юридическое или моральное, но не историческое и не социологическое. Оно по самому своему смыслу неприменимо к историческим эпохам, к обществам, к целым народам. Сталинская эпоха была трагической и страшной эпохой. В ней совершались бесчисленные преступления. Но сама она как целое не была преступлением и не является преступным общество, сложившееся в эту эпоху, каким бы плохим оно ни казалось с чьей-то точки зрения. Трагичность сталинской эпохи состояла в том, что в тех исторических условиях сталинизм был закономерным продуктом великой революции и единственным способом для нового общества выжить и отстоять право на существование. Трагичность сталинской эпохи состояла в том, что она похоронила надежды на идеологический земной рай, построив этот рай на самом деле.
