Пол Фишер - Кинокомпания Ким Чен Ир представляет
И при этом он был очень-очень осторожен. Примерно в этот период он решил, что станет преемником отца и встанет у руля Северной Кореи, – однако у него имелась слабость, брешь в обороне: его личная жизнь. Как выяснилось, путь на вершину прост: чтобы выжить в этой стране, надо угождать Ким Ир Сену, и значит, сын должен угождать Ким Ир Сену больше всех. И добиться цели Ким Чен Иру вскоре поможет величайшая его страсть, которая обернется его мощнейшим оружием. Ему поможет кино.
7. В пхеньянском кинотеатре
Киномир Ким Чен Ира несомненно был одним из радикальнейших образчиков сюрреализма в мире – и влиятельнейшим фактором национальной политики.
Задачей кинематографа в Северной Корее всегда было внушение народу надлежащего образа мыслей. В отличие от советского кино, которому полагалось «просвещать» массы, северокорейские фильмы не пытались учить, информировать или расширять народное понимание истории классовой борьбы и важности равенства и коллективной собственности. Кино – особенно при Ким Чен Ире – существовало для того, чтобы втемяшивать населению ключевые понятия: великий вождь Ким Ир Сен – исполин из исполинов в истории планеты; верность великому вождю и национальной «семье» – добродетель из добродетелей; корейский народ – чище, нравственнее и вообще превыше всех прочих народов. Лишь кореец мог стать великим вождем, Солнцем Всего Человечества, а поскольку великий вождь – самый наикореец из всех корейцев, он достоин исключительно слепого послушания – а иначе ты предатель народа, расы и самой крови своей. Если же ты пойдешь за вождем, рай трудового народа воплотится в жизнь.
Первые годы после основания КНДР в 1948 году корейское общество оставалось аграрным и подвижным. Идеология доносилась до людей не через книги или дебаты в кафе, а через экран кинопередвижки. Кино обходилось дешево, его легко было контролировать, в период проката повсюду показывали одну и ту же копию одного и того же фильма. Кино было популярным новшеством – не только искусством и просвещением, но и развлечением. Люди ходили на сеансы толпами и вряд ли замечали, что им промывают мозги, – а если и замечали, вероятно, в процессе хотя бы получали удовольствие. Чтение книг и газет – личное переживание, кино – публичное и коллективное; в социалистическом обществе не было удобнее инструмента для насаждения коллективного сознания. Книга написана одним человеком, кино – совместный труд: ниже вероятность того, что автор собьется с пути истинного, и к тому же – во всяком случае, в Северной Корее – не будет никакого проката, если фильм не одобрило государство. Кино требует сложной логистики, а значит, государство может контролировать его как никакое другое искусство.
Но после окончания Корейской войны в 1953 году Ким Ир Сен не просто избавился от всех соперников, но отослал прочь всех иностранных агентов влияния – в том числе в области искусства и культуры. Следующие пятнадцать лет северокорейское кино, изолированное от зарубежных инноваций и заключенное в рамки пропаганды, одиноко пережевывало одни и те же тоскливые истории про самоотверженных рабочих и образцовых колхозниц.
Под началом Ким Чен Ира техническое качество резко повысилось. Северокорейские кинематографисты ничего не знали о кино за рубежом, а Ким Чен Ир смотрел все премьеры последнего десятилетия. Он возглавил северокорейские студии в 1968-м, когда вышли «2001 год: Космическая одиссея», «Ребенок Розмари» и «Однажды на Диком Западе»[8], а самыми кассовыми кинозвездами были Клинт Иствуд и Стив Маккуин. Любимый руководитель, как теперь рекомендовалось величать отпрыска Ким Ир Сена, не жалел никаких денег на модернизацию: заказывал аппаратуру за границей, ремонтировал студии и между тем просвещал сотрудников касательно современной стилистики (хотя не желал – или не мог – разрешить им самостоятельно смотреть иностранное кино).
Ким Чен Ир располагал безграничными ресурсами и обширными зрительскими познаниями, однако не имел ни малейшего практического опыта. Его предшественник на посту главы студии Чхве Ик Кю таким опытом обладал, а потому стал правой рукой и главным соратником Ким Чен Ира. Он был старше на семь лет, худ и выше ростом – плоский нос, торчащий кадык, высокий лоб с залысинами. Он носил большие желтовато-дымчатые очки и походил на серьезную собаку – типаж в духе киношных негодяев эпохи Шона Коннери в роли Бонда, вполне мог бы похищать портфель с секретными документами государственной важности в «Живешь только дважды»[9]. Он стал ближайшим творческим партнером – даже, по некоторым отзывам, «наставником» – Ким Чен Ира. Тот вырос, неразборчиво и неограниченно пожирая мировое кино. Чхве получил формальное кинематографическое образование в строгой сталинской системе. Они идеально дополняли друг друга. Чхве до самой смерти Ким Чен Ира мелькал на официальных портретах – стоял за спиной любимого руководителя и аплодировал ему вместе со всеми.
Их первые совместные проекты – Ким Чен Ир выступал продюсером и контролером, Чхве режиссировал – пользовались огромным успехом у зрителей и стали ключевыми событиями северокорейского кино. Эта так называемая «бессмертная классика» открылась эпосом «Море крови» и достигла кульминации драмой 1972 года «Цветочница». «Цветочница» была возлюбленным детищем Ким Чен Ира: он участвовал в написании сценария, взял на главную роль никому не известную девочку-подростка, надзирал за монтажом и чуть ли не каждый день торчал на площадке, следя за съемками и решая, как построить кадр или мизансцену. В фильме – экранизации оперы, опять же якобы написанной Ким Ир Сеном в 1930 году в японском плену, – повествуется о жизни деревенской девушки-котпун (цветочницы) в период японской оккупации. Героиня продает цветы и тем кормит семью: отец умер, больная мать изо дня в день вкалывает на деспотичного землевладельца, брат в японской тюрьме, а сестра ослепла, потому что жена землевладельца плеснула ей в лицо кипятком. Весь «сюжет» – череда жестоких поворотов судьбы героини и ее семьи; в конце концов, когда она уже готова опустить руки, ее спасает освобожденный брат и Корейская народно-революционная армия Ким Ир Сена. Корейцы, как на подбор образцовые, сливаются в едином порыве солидарности и сострадания, все поголовно японцы и их приспешники – ухмыляющиеся садисты. Снова и снова персонажей охватывает тоска по «чему-то драгоценному, как из древних сказаний», по мессии – Ким Ир Сену.
Значение «Цветочницы» в культурной истории Северной Кореи переоценить практически невозможно. Фильм был невероятно популярен и на родине, и в Китае – первый случай, когда северокорейское кино обрело широкую зарубежную аудиторию. Он получил специальную премию на Международном кинофестивале в Карловых Варах. Звезда фильма Хон Ён Хи так прославилась, что ее лицо рисовали на стенах по всему Пхеньяну и изобразили на банкноте в одну вону. В 2009 году в Пхеньян прибыл китайский премьер Вэнь Цзябао, и в аэропорту его встречала Хон Ён Хи. Известная китайская писательница Те Нин в своей книге «Всегда – это сколько?» описывает, как смотрела «Цветочницу»: «В кинотеатрах крупных городов по всей стране шла северокорейская картина „Цветочница“. Зрители обливались слезами… Передо мной сидел взрослый мужчина – он так рыдал, что позвоночником больно бился о спинку сиденья. Он истерически захлебывался, ужасно шумел, но никто не жаловался, потому что все были заняты: они тоже плакали».
После «Цветочницы» место Чхве Ик Кю подле Ким Чен Ира было вырублено в камне. Отныне любимый руководитель доверял Чхве не только фильмы, но и организацию серьезных общественных мероприятий – например, дней рождения Ким Ир Сена и парадов на День освобождения. Чхве участвовал в создании умопомрачительных исполинских демонстраций единства и синхронности, которые превратились в знаменитые «массовые игры». Современная Северная Корея – сама по себе государство-постановка, показательное выступление – обязана талантам Чхве Ик Кю не меньше, чем Ким Чен Иру.
Спустя год после премьеры «Цветочницы» Ким Чен Ир опубликовал трактат «О киноискусстве», написанный по мотивам речей, которые толкал режиссерам и сценаристам предыдущие пять лет. («Маркс работал над „Капиталом” сорок лет, – проинформировали народонаселение партийные СМИ. – А товарищу Ким Чен Иру для написания „О киноискусстве” понадобилось всего два-три года».)
В книге Ким Чен Ир обобщил свою кинематографическую и продюсерскую политику Он опроверг гипотезу о том, что шедевры – это непременно крупные эпопеи, «нечто огромное по форме и масштабу». Напротив, он учил, что «есть только одна характерная особенность крупного произведения – философская глубина идейного содержания», и призывал режиссеров со сценаристами больше внимания уделять персонажу, а не сюжету, «обстоятельно рисовать внутренний мир героев в соответствии с логикой жизни и характеров», а не «изображать жизнь исключительно как цепь событий». Он твердил о необходимости реализма («Поскольку кино является зрительным искусством, нужно показывать предмет, не отступая от привычки, утвердившейся в жизни… Если при съемке в погоне за глубинным отражением сущности жизни [кинооператор] отступит от действительности и реальности, то не сможет перенести в кадр саму жизнь в ее исконном облике и, следовательно, никто не поверит в искренность событий, показанных на экране») и при этом требовал, чтобы эмоции и события в кинематографе обострялись до мелодраматического накала. Он рекомендовал снимать кино по мотивам историй из повседневной жизни эталонных представителей народа или даже по мотивам популярных песен (спустя сорок лет после того, как продюсер Артур Фрид выпустил «Поющих под дождем», выросших из популярной песенки[10]). Но самым важным вкладом Ким Чен Ира в кинокритику – которым, как внушали северокорейским школьникам, он поднял культуру и искусство на новые высоты, – было, по его выражению, «зерно». Зерно фильма – это «семя жизни… идейное ядрышко… Лишь те писатели пожинают прекрасные плоды успеха, которые не жалеют ни времени, ни энергии, ни напряженной работы мысли для верного отбора зерна и рачительного ухода за ним». Зерно – пропагандистский посыл, который фильму надлежало продвигать в массы и внушать зрителю; зерну посвящены каждая сцена, каждая реплика и каждый аспект актерской игры. У Ким Чен Ира этот термин всплывает постоянно, применительно ко всем стадиям кинопроцесса, от замысла до проката. Голливудский продюсер Сэмюэл Голдвин якобы утверждал, что у его фильмов скрытой программы нет: «Вы мне только напишите смешную комедию, – говорил он, – а если у вас посыл, посылайте через „Вестерн Юнион”», – но у Ким Чен Ира был совсем другой подход. Во всех до единого своих фильмах он транслировал одно и то же: Ким Ир Сен – великий вождь, Маршал Могучей Республики, Солнце Нации, освободитель и защитник народа; народу жизни без него нет; не бывает выше добродетели, нежели покоряться и служить ему, как отцу родному, а любое слово, сказанное ему поперек, глубинно, исподволь превращает тебя в антикорейца. Все этапы съемочного процесса, от поиска талантливых операторов до отбора сюжетов и написания сценариев, диктовались тем, насколько эффективно все это служит мифу о Ким Ир Сене. Некогда персонаж мог вершить подвиги «ради партии»; теперь реплики того же персонажа переписывались, и он геройствовал «ради вождя». Действие почти всех фильмов разворачивалось в период между 1920-м и 1953-м, дабы глазам зрителя снова и снова представал сумеречный мир страданий – а затем, точно всадники в вестерне, на помощь примчались партизаны Ким Ир Сена. Самое главное – подчеркнуть общее благо; популярные на Западе сюжеты о личных достижениях и доблести оказались под запретом.
