Хью Томас - Гражданская война в Испании. 1931-1939 гг.
Начиная с раннего Средневековья каждые два года представители всего мужского населения старше 21 года собирались под дубом в Гернике, в провинции Бискайя. Здесь монарх или, чаще, его представитель приносил клятву, заявляя, что будет уважать права басков. Затем избирался исполнительный совет, которому предстояло править очередные два года. И древний дуб, и город Герника были святынями басков, они привнесли в политическую жизнь древнее почитание дубов. Эти обычаи укоренились еще до вторжения мавров, с которыми баски никогда не воевали. Несмотря на такие отличия, баски всегда оставались неотъемлемой частью Кастилии3. Когда Кастилию отвоевали у мавров, большая часть ее была заселена баскскими поселенцами. Первые реальные попытки национального самоопределения басков датируются началом XIX столетия, когда в силу своего ярого католицизма, а также местного патриотизма баски вступили в армию карлистов, поддержав их в войне против антицерковников-либералов из центра. В результате в 1939 году местные права басков были аннулированы.
Гнев, который это решение вызвало у кастильцев, усилился во второй половине XIX века, подогретый индустриализацией Испании. Баски с давних времен были известны как хорошие кораблестроители, ибо в Бискайе не было недостатка в дереве – там росли густые дубовые леса. К концу XIX века Бильбао стал крупным промышленным городом, поскольку в его окрестностях были обильные и легкодоступные залежи железных руд. В XX веке 45 процентов торгового флота Испании построили в Басконии; почти все производство металла также переместилось туда. В Бильбао образовалось общество, многими чертами напоминающее то, что сложилось у главного торгового партнера басков – Британии. Крупные баскские банки обеспечивали надежную сохранность вкладов среднего класса, их отделения были открыты по всей Испании. Сами финансисты обитали в ухоженных поместьях и проводили время в своих клубах. (Тем не менее рабочий класс Бильбао оставался далеко не столь англизированным, сохраняя свои бытовые привычки.) А баскские и каталонские бизнесмены недвусмысленно поддерживали своим весом и немалым влиянием романтиков, возглавляемых Сабино Арана-Гойри, которые начали требовать восстановления местных прав, отмененных сравнительно недавно. Требования басков о введении самоуправления всегда были выдержаны в достойной манере. Их приверженность римско-католической церкви стала причиной неудачи попыток быстро достичь соглашения с республиканцами или левыми партиями, которых они уговаривали поддержать требования об автономии со стороны любого региона. Так, баскские депутаты покинули кортесы, когда шла дискуссия о клерикальных статьях Конституции. Тем не менее в конечном итоге все же был разработан статут Басконии, который должен был обеспечить ей почти такой же уровень автономии, которого добилась Каталония. В июне 1932 года делегаты четырех провинций встретились в Памплоне. Представители Наварры незначительным большинством (123 голоса против 109) отвергли статут. Но их отношение отличалось от точки зрения большинства басков, и представители трех остальных провинций подавляющим большинством голосов приняли статут. Их точка зрения была одобрена плебисцитом, прошедшим в трех провинциях4. К тому времени все классы и группы провинций Басконии, включая социалистов5, многие из которых были иммигрантами из Астурии, Андалузии или Галисии, поддерживали требование частичной независимости. По сути дела, они одобрили древний баскский лозунг: «За Бога и наши древние права». Тем не менее никакого союза между баскскими националистами и организациями рабочего класса не получилось.
Баскские сепаратисты были еще большими националистами, чем каталонцы. Их движение держалось на противостоянии антиклерикализму республики. Не в пример Барселоне, рынки сбыта и источники сырья басков находились за пределами Испании. Они были убеждены, что смогут прожить на своей древесине и металле. Этот мирный народ не любил споры и терпеть не мог войны. Легко понять, почему они считали, что Испании с них более чем достаточно. Трагическая же ирония заключалась в том, что именно неприязнь к самой Испании вовлекла их в гражданскую войну и в конечном счете уничтожила.
Лидером баскских националистов стал молодой юрист Хосе Антонио Агирре, выходец из среднего класса, из семьи с карлистскими взглядами. Они многим был обязан своей приятной внешности, молодости и спортивными успехами в Атлетическом клубе Бильбао6.
Сравнительные успехи двух сепаратистских партий в Каталонии и в провинциях басков вызвали отзвуки по всей Испании. Сепаратистское движение в Галисии началось еще во времена диктатуры Примо де Риверы. Статут галисийской автономии составлял тот же Касарес Кирога, министр внутренних дел в правительстве Асаньи. Такие же непростые проблемы обсуждались и в Валенсии, и даже в Кастилии. Казалось, что Испания снова расколется, вернувшись ко временам городов-государств. Это была еще одна причина скрытых опасений правительства и желания прибегнуть к силе.
Церковь и многие уважаемые представители среднего класса отстранились от республики из-за антиклерикальных статей Конституции. Землевладельцы были разгневаны аграрным законом. Более всего статутом Каталонии и явным развитием событий в сторону федеративного Испанского государства возмутилась армия.
Остались в прошлом те дни, когда француз Брантом мог испытывать гордость за человечество, видя, как испанцы направляются на войну во Фландрии «подобно принцам с их надменной неподражаемой грацией». В настоящее время возможности испанской армии вызывали серьезные сомнения даже по своей подготовленности. Веллингтон, на чьей стороне дрались испанцы, оценил их как отважных, но совершенно недисциплинированных солдат. Английские наблюдатели во время карлистских войн отмечали то же самое. Первая из этих войн завершилась не победой на поле боя, а компромиссным соглашением, по которому все офицеры карлистов получали право служить в регулярной армии с сохранением полной зарплаты. Так началась долгая эра преобладания офицеров в численном составе испанской армии. Например, в последние годы монархии на 207 000 солдат приходилось 19 906 офицеров (включая 219 генералов) – то есть один офицер на каждые десять рядовых7.
Утверждали, что эти силы созданы не для обороны от зарубежных врагов Испании, а для того, чтобы блюсти порядок в самой стране. Еще со времен Наполеоновских войн офицеры испанской армии привыкли использовать военную силу для руководства политической жизнью страны. Кроме карлистских войн с 1914-го по 1923 год состоялось не меньше сорока трех «пронунсиаменто», успешных и провальных. С 1968-го по 1875 год армия сместила монарха, призвала другого принца из Италии, установила республику, восстановила порядок, а вслед за ним и монархию. Хотя поражение в испано-американской войне 1898 года стоило ей немалой доли престижа, когда в 1905 году какая-то каталонская газета нанесла «оскорбление чести армии», это привело к совершенно удивительному соглашению: все нападки на армию будут караться теперь по законам военного времени. В 1917 году армия сокрушила всеобщую забастовку, хотя в то время она переживала медовый месяц увлечения синдикалистскими идеями. С 1923-го по 1930 год в Испании существовала военная диктатура генерала Примо де Риверы, и он оставил свой пост, лишь получив сообщение, что гарнизоны его не поддерживают. А тем временем совершенно провальные с военной точки зрения марокканские войны, которые длились с 1909-го по 1927 год, дали армии массу возможностей для самовозвеличивания и самовосхваления. Сомнительно, чтобы с такой политической биографией она надолго удержала бы свой престиж в истории республики.
В силу этого Асанья, став военным министром, решил уменьшить власть и влияние армии. Со своей фатальной способностью выдавать фразы, которые надолго оставались в памяти, он заявил, что собирается «растереть в порошок» военную касту. Асанья решил это сделать, отменив особые юридические права армии, обусловленные Законом о юрисдикции 1905 года. Он ликвидировал Высший совет армии (и флота) и поставил военные силы под контроль обыкновенных судов. Асанья снял также с постов восемь капитан-генералов, которые пользовались едва ли не вице-королевской властью в восьми старых провинциях или регионах Испании. Он поставил всех офицеров перед выбором: принести присягу на верность республике или выйти в отставку с полным пенсионом. Многие воспользовались этим великодушным предложением и, подобно генералам Понте и Оргасу, стали проводить время, плетя заговоры против нового режима. Кроме того, Асанья стал сокращать армию, без сомнения имея целью сделать ее более компактной и эффективной. Но другие его меры – например, аннулирование повышения по службе, полученного за отвагу на поле боя, – привели к тому, что Асанья и его правительство стали крайне непопулярными в ортодоксальных офицерских кругах. Хотя он сам постоянно утверждал, что, по его мнению, нет человека более верного республике, чем обыкновенный офицер. И когда генеральный инспектор армии генерал Годед (кстати, весьма политизированный) помог «пронунсиаменто» генерала Примо де Риверы, а потом неудачно выступил против него – арестовал полковника-республиканца Хулио Мангаду за то, что тот выкрикнул: «Да здравствует республика!» в ответ на генеральский клич во славу Испании на общем обеде, – Асанья поддержал его и арестовал Мангаду за несоблюдение субординации. Тем не менее многие из строевых офицеров продолжали выражать свое недовольство.
