Наталия Лебина - Мужчина и женщина. Тело, мода, культура. СССР - оттепель
Несмотря на четко соблюдаемый ритуал «красной свадьбы», в нем не предусматривались особые наряды новобрачных или последующая праздничная трапеза. Лишь в отдельных случаях гости и новобрачные пили вместе чай. В художественной литературе 1920-х годов существуют упоминания об особых нарядах «красных» женихов и невест. В рассказе Н. Брыкина «Собачья свадьба» (1926) можно прочитать следующее: «Молодые со значками, шарфами красными опоясаны, цветы в красном, гости с черемухой, перевязанной красными ленточками…» (Брыкин 1927: 160). Но такая детализация носит метафорический характер. Двойной метафорой выглядит и сатирическая картинка якобы «красной свадьбы» в феерической комедии В.В. Маяковского «Клоп»:
Присыпкин:
Товарищ Баян, я за свои деньги требую, чтобы была красная свадьба и никаких богов! Понял?
Баян:
Да что вы, товарищ Скрипкин, не то что понял, а силой, согласно Плеханову, дозволенного марксистам воображения я как бы сквозь призму вижу ваше классовое, возвышенное, изящное и упоительное торжество!.. Невеста вылазит из кареты – красная невеста… вся красная, – упарилась, значит; ее выводит красный посаженный отец, бухгалтер Ерыкалов, – он как раз мужчина тучный, красный, апоплексический, – <…> весь стол в красной ветчине и бутылки с красными головками (Маяковский 1941: 455).
Одновременно ряд фольклорных источников зафиксировал отрицательное отношение сторонников и организаторов «красных свадеб» не только к церковным приемам совершения таинства венчания, но и к традиционной одежде новобрачных и аксессуарам:
Мать венчать меня хотелаПо старинке с кольцами.По-другому вышло дело:В клубе с комсомольцами.Платья белого не надоИ фата мне не нужнаИ в платочке я нарядна,Комсомольская жена (Песенник 1924: 43).
Эксперимент в сфере брачной обрядности был приостановлен принятием в 1926 году нового брачно-семейного Кодекса, приравнявшего фактические браки к зарегистрированным. Частным делом стал не только вопрос о юридическом закреплении брака, но и сам брачный ритуал. Внешняя индифферентность власти, то есть отсутствие каких-либо нормативных документов, регламентирующих обрядную сторону и атрибутику гражданской церемонии бракосочетания, легко корректировалась общими постулатами советской социальной политики и жесткими контурами повседневности времени первых пятилеток. Нормированное снабжение населения продуктами питания и товарами в конце 1920-х – середине 1930-х годов осложняло не только организацию свадебных торжеств, но и обыденную жизнь. Пыльные помещения загсов, где за одним столом регистрировали и браки, и смерти, не предполагали особых ритуалов.
На рубеже 1920–1930-х годов из повседневной жизни горожан исчезли обручальные кольца. Их не надевали не только молодожены, но и старались не носить супруги со стажем. В эпоху «красных свадеб» отказ от колец был результатом влияния нормализующих суждений в первую очередь комсомольских организаций. Показательной является фраза из протокола собрания комсомольского коллектива петроградской фабрики «Красное знамя» от 1 августа 1923 года. Комсомольцам предлагалось быть «дальше от разных ношений драгоценностей» (ЦГА ИПД К-778: 26). Популярной в молодежной среде стала частушка со словами:
Выньте серьги, бросьте кольца:Вас полюбят комсомольцы.
В начале 1930-х годов у большинства семей возникла необходимость сдавать оставшиеся золотые и серебряные ювелирные изделия в систему магазинов Торгсина для покупки продуктов питания. Кроме того, в 1932–1934 годах в крупных городах прошла кампания по «выколачиванию золота». Академик И.П. Павлов с возмущением писал В.М. Молотову: «Люди, которые подозревались в том, что у них есть сбережения в виде золота, драгоценностей и валюты, хотя и незначительные, если они не отдавали их прямо, лишались свободы, заключались в одну комнату и подвергались, конечно, пыткам, должны были стоять, днями и неделями голодали и даже были ограничены в свободе пользоваться уборной… А отнимут каких-то пустячков, золотой крестик, которые верующие носят на груди, серебряный подарок покойного мужа» (Советская культура 1989).
Сведения из письма И.П. Павлова подтверждаются устными рассказами о специально созданных для этих целей жарко натопленных помещениях – «парилках», где арестованные стояли, тесно прижавшись друг к другу. Больше суток выдерживали немногие. Боясь попасть в парилку, многие отдавали золото добровольно. Об этом, в частности, вспоминала литературовед Е.А. Скрябина. Ее начальник, комендант завода, неоднократно намекал молодой женщине, что ношение обручальных колец – буржуазный предрассудок и драгоценность следует сдать государству (Скрябина 1994: 79). Чудом сохранившиеся украшения в 1930-е годы рядовые горожане старались не носить.
Казенность атмосферы, сопровождавшей вступление советских людей брак, в годы предвоенного сталинизма усугубилась изменением ведомственного подчинения загсов. В июле 1934 года ЦИК СССР принял постановление «Об образовании общесоюзного Народного комиссариата внутренних дел СССР», в состав которого вошел и Отдел записи актов гражданского состояния, а в октябре 1934 года появился законодательный акт «Об установлении штатов органов ЗАГС НКВД и о порядке функционирования этих органов». Размещение загсов в зданиях местных отделов милиции не придало советскому обряду бракосочетания дополнительной торжественности, если не считать штампа в паспорте.
Однако во второй половине 1930-х годов в сфере нормализующих суждений власти произошли существенные изменения. В моралистической риторике довоенного сталинизма превалировала теперь ориентация на моногамный официальный брак и осуждение добрачных и внебрачных половых связей. Поменяли свою позицию и советские теоретики брачно-семейных отношений. Академик С.Я. Вольфсон, в 1920-е годы активный противник семейно-брачных отношений в советском обществе, в 1937 году объявил моногамную семью базовой ячейкой нового общества, которая будет существовать и при коммунизме (Вольфсон 1937: 233–234).
Законодательно сталинскую модель брачно-семейного союза оформил Указ Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 года. Документ закрепил так называемый «традиционалистский откат» в брачно-семейных отношениях. Юридически действительным признавался лишь зарегистрированный брак. В данном контексте сталинская позиция совпадала с религиозно-патриархальной. Это становилось важным в ситуации начавшегося в сентябре 1943 года государственного примирения с православной церковью, породившего надежды на либерализацию отношения власти к церковному браку или хотя бы к традиционной брачной обрядности.
Поздний сталинизм со свойственным ему тяготением к чертам имперской монументальности вполне располагал к проведению свадебных торжеств, хоть никаких нормативных суждений власть и не продуцировала. Об этом свидетельствуют художественные фильмы того времени: «Свинарка и пастух», «Кубанские казаки» и в особенности «Свадьба с приданым». В самом названии кинокартины закодирована инверсия старого традиционного атрибута брака в новую социалистическую форму. Фильм представлял собой экранизированную версию спектакля Московского театра сатиры по пьесе Н.М. Дьяконова, премьера которого состоялась в конце 1949 года. Перенесенная на киноэкран «Свадьба с приданым» стала доступна массовому зрителю и явилась своеобразной презентацией новых представлений о брачной обрядности. В фильме-спектакле, вышедшем в прокат в декабре 1953 года и сразу продемонстрированном советским телевидением, невеста появляется в белом платье и в накинутом на голову тонком шелковом шарфе – аналоге фаты, а жених – в черном костюме, в белой рубашке с галстуком.
Корректировка политического курса после смерти Сталина оказала влияние и на обрядовую составляющую брачно-семейных отношений в СССР. Этому предшествовала череда законодательных инициатив власти. В октябре 1953 года был отменен указ, запрещающий браки с иностранцами. С 1954 года согласно Указу Президиума Верховного Совета РСФСР от 21 января браки между иностранцами и советскими гражданами регистрировались на общих основаниях (Советская жизнь 2003: 689; Кодекс законов о браке, семье и опеке РСФСР 1961: 39). В июне 1957 года Совет министров РСФСР принял постановление «Об организации руководства ЗАГСами». С этого времени они полностью подчинялись местным советам. В Ленинграде, например, в структуре Исполнительного комитета городского Совета депутатов трудящихся появился специальный сектор ЗАГС. С 1958 года стал меняться распорядок работы органов регистрации актов гражданского состояния. В утреннее время они фиксировали и выдавали соответствующие документы по поводу разводов и смертей, а в вечернее – браков и рождений, что можно расценивать как своеобразную гуманизацию советских обрядов перехода. Располагавшиеся ранее в одних помещениях с районными отделами милиции, загсы стали переезжать на новые места. Одновременно власть сочла необходимым структурировать по-новому и саму процедуру заключения брака. Уже в феврале 1957 года пленум ЦК ВЛКСМ принял постановление «Об улучшении идейно-воспитательной работы комсомольских организаций среди комсомольцев и молодежи». В документе отмечалась необходимость: всячески поощрять… значительные события в жизни юношей и девушек (окончание школы, получение специальности, поступление на работу, свадьба, рождение ребенка (курсив мой. – Н.Л.), учитывая при этом хорошие народные традиции» (Товарищ комсомол 1969б: 175).
