Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 3
Председатель. — В 1912 году.
Щеголев. — Какое впечатление он произвел на вас как сотрудник?
Виссарионов. — Среднее, особенного ничего не представлял.
Щеголев. — А вы не аттестовали его, как сотрудника сознательного, выдающегося и надежного?
Виссарионов. — Я не знаю, о каком свидании с ним вы говорите?
Председатель. — Это неважно, о каком.
Щеголев. — В период его пребывания в Москве, до Петрограда.
Виссарионов. — Перед тем, как перейти сюда, в Петроград, я, кажется, два раза видел его. Один раз, в начале деятельности…
Председатель. — Это неважно сколько раз, где и когда вы его видели. Отчасти, мы можем сказать, когда, но это неважно. Важен вопрос, который задал член Комиссии: вы продвигали его, как выдающегося сотрудника?
Виссарионов. — Он, видимо, произвел впечатление человека разумного, толкового.
Председатель. — Преданного идее сыска и лицам, сыск производящим?
Виссарионов. — Возможно, что так.
Щеголев. — А вы не совершали специальной поездки в Москву или во время одной из поездок не имели специального разговора с начальником охранного отделения о Малиновском и о возможности его проведения в Государственную Думу?
Виссарионов. — Да, имел.
Щеголев. — Т.-е. в самой первой стадии подымался тогда разговор. От кого исходила эта мысль?
Виссарионов. — Из Москвы.
Щеголев. — Мысль проведения его в члены Думы?
Виссарионов. — От начальника охранного отделения.
Щеголев. — И вы выехали для обсуждения этой мысли?
Виссарионов. — Нет, там было какое-то поручение; в связи с этим я должен был посмотреть на этого Малиновского и сообщить своему начальству результаты свидания.
Председатель. — Но каково было отношение к идее — продвинуть его в члены Думы?
Виссарионов. — Я лично в то время находил это шагом очень опасным и нежелательным.
Председатель. — Это — ваша мысль. А что вы сделали?
Виссарионов. — Да ведь я же не проводил его.
Председатель. — Но ведь вы высказали положительное отношение к вопросу о продвижении его в члены Государственной Думы?
Виссарионов. — Я смотрел тогда с точки зрения, конечно, ошибочной; что такое проведение может быть полезным в борьбе с партией.
Щеголев. — Может быть, в общих чертах вы могли бы вспомнить, какова была общая политика по отношению к с.-д. партии, к работе ее в России?
Виссарионов. — Работа ее в то время не допускалась, при чем в особенности относились опасливо к большевистской партии.
Щеголев. — А чем вы объясняете, что члены Центрального Комитета, которые состояли из большевиков и которые известны по именам, все остались на свободе, а меньшевики, с которыми боролись, арестовывались один за другим? Как это вышло?
Виссарионов. — Я не знаю, кого вы имеете в виду из большевиков.
Щеголев. — Нет, вы же великолепно все знаете.
Председатель (обращаясь к П. Е. Щеголеву). — Припомните, хотя бы из членов Центрального Комитета.
Щеголев. — Я сейчас не могу. (Обращаясь к Виссарионову.) Вам полковник Заварзин представил доклад. Вам было представлено детально положение партии. Был указан Центральный Комитет; два из них было заграницей, пять членов здесь. В числе этих пяти членов был Малиновский. Чем объясняется, что департамент полиции, зная, кто является членами Центрального Комитета, мало того, зная, кто и где находится, не арестовывал их?
Виссарионов. — Вероятно, эти доклады полковника Заварзина, в свою очередь, были доложены товарищу министра и директору.
Председатель. — Да, несомненно, они были доложены товарищу министра, а может быть и министру. Но каково было ваше отношение к тому вопросу, о котором говорит член Комиссии? Т.-е. по вашему мнению, нужно было арестовывать людей, которые совершали преступление, или их нужно было оставить на свободе?
Виссарионов. — По-моему, конечно, нужно арестовать. Несомненно.
Председатель. — Таковы были ваши мысли. Но выразились ли эти мысли в каких-нибудь действиях или словесных докладах?
Виссарионов. — Я сейчас не могу вам это доложить, потому что много времени прошло; кроме того, несомненно, если только подымался вопрос, то другого мнения с моей стороны не могло быть доложено товарищу министра.
Председатель. — Тем не менее, когда это мнение не принималось, если вы его и высказывали (относительно чего нет никаких объективных данных), и когда эти люди, с точки зрения тогдашнего закона, преступные, разъезжали, пропагандировали, ставили типографии и т. д., вы продолжали оставаться при вашем взгляде?
Виссарионов. — Я положительно не помню таких случаев, о которых вы изволите говорить.
Председатель. — Хотя бы случай Малиновского. Не только Малиновского, но членов Центрального Комитета, с ним бывших. Малиновский не станет отрицать. Он говорил — такие-то и такие-то лица. На нужды департамента полиции тратились громадные народные деньги. В вашем распоряжении было внешнее филерское наблюдение, которое, в свою очередь, подтверждало сведения, что они ездили туда-то и тогда-то.
Виссарионов. — Ведь эти сведения были в руках начальника охранного отделения. Я не знаю, какой город вы имеете в виду — Москву или Петроград.
Председатель. — Я имею в виду поездку Малиновского заграницу.
Виссарионов. — Если имеете в виду Москву, то начальник охранного отделения должен был по собственной инициативе сделать. Это входило в круг его обязанностей.
Председатель. — Он этого не сделал. Что же, содействия начальника охранного отделения не было, или, вернее, он не исполнял вашей директивы? Вы не станете же отрицать, что в этой инструкции, которую я огласил, такой образ действий рекомендовался. Вы не могли, не проваливая Малиновского, арестовать членов Центрального Комитета, по крайней мере, некоторых из них. Так что, бездействие начальника охранного отделения и бездействие ваше было основано на инструкции.
Щеголев. — Скажите пожалуйста, когда вам приходилось беседовать с членом Думы Малиновским, вам приходилось принимать от него сведения о тех наказах, которые он получал от Ленина? Различные наказы были. Были наказы по вопросам соединения или, вернее, разъединения отдельных частей фракции, по вопросу о партийной печати, о партийном органе, о литературе, об организации, и т. д. Он вам эти наказы предъявлял; вы говорили, что он вас осведомлял обо всем. Как вы относились к этим поручениям, принятым им от Ленина? Он проводил в жизнь эти наказы с вашего разрешения, или вы ему запрещали проводить эти наказы?
Виссарионов. — Я лично был против проведения.
Председатель. — В чем это выразилось?
Виссарионов. — В том, что я ему говорил.
Председатель. — Он не слушался вас?
Виссарионов. — Я не знаю, проводил ли он.
Председатель. — Не зная, проводил ли он, вы ему платили по пятьсот рублей?
Виссарионов. — Ведь такое было распоряжение.
Председатель. — Но ведь вы не были кассиром; вы были частицей мозга департамента полиции; поэтому мы позволяем себе задавать вам этот вопрос.
Виссарионов. — Ведь руководящая роль не у меня была. Если вы ознакомились с характером деятельности и с личностью директора, то, вероятно, пришли к заключению, что все было у него.
Председатель. — Скажите, пожалуйста, московскому губернатору Джунковскому сообщали о судимости Малиновского за кражи, в связи с кандидатурой Малиновского?
Виссарионов. — Нет, кажется, не сообщали.
Председатель. — Когда Джунковский стал товарищем министра внутренних дел, то докладывали ему, как до него Золотареву, о деятельности Малиновского?
Виссарионов. — Да.
Председатель. — Так что, вам известно, что вами заагентуренный…
Виссарионов. — Не мною был проведен.
Председатель. — Ну, департаментом полиции, будем говорить. Кем бы то ни было, все-таки факт существования среди ваших агентов члена Центрального Комитета и члена Государственной Думы не был тайной для Золотарева и Джунковского?
Виссарионов. — Нет.
Председатель. — И они, выслушав ваш доклад, пользовались сообщениями, которые вы получали от Малиновского?
