Эпсли Джордж Беннет Черри-Гаррард - Самое ужасное путешествие
Метеорологический журнал и обсервации, проводившиеся в невероятно сложных условиях, отнимали у Боуэрса так много времени, что он лишь на обратном пути смог вести дневник. Вот принадлежащее ему описание семи последующих дней.
«19 января.
Великолепное ясное утро с лёгким юго-западным ветром. Во время завтрака пришил к моей зелёной шапке лоскут — чтобы на марше ветер не задувал сзади под воротник. Поставили на сани мачту с парусом и направились на север, на гурий Амундсена, а затем по нашим собственным следам, но в обратную сторону. По ним дошли до следующего гурия и наконец до чёрного флага, где у нас был лагерь 58. После этого с чувством облегчения оторвались от следов норвежцев и до самого ленча шли по своей старой колее. Сделали восемь миль.
После полудня миновали гурий 2 по маршруту англичан.
Благодаря свежему попутному ветру скольжение приличное.
Правда, мне, пешему, идти тяжело, но что усталость — пройти бы побольше. Всего за день сделали 16 [миль], завтра после ленча должны добраться до Последнего склада. Вскоре после полудня небо нахмурилось, в конце дня пошёл довольно сильный снег, спустилась дымка, вызванная ледяными кристаллами, появилось ложное солнце.
20 января. Утром снова свежий попутный ветер, наполняющий наш парус. Насколько лучше, когда ветер дует в спихну, а не в лицо! Позднее видимость ухудшилась, но после часа дня мы увидели Последний склад, а в 1.45 были около него. Красный флаг на бамбуковом древке, весёлым трепыханием приветствовавший наше возвращение с полюса, обещал в изобилии жизненные блага, зарытые под ним. Наша жизнь на плато целиком зависит от складов, поэтому мы с радостью приветствуем одинокие маленькие гурии. Из этого склада, называемого Последним, мы вынули еды на четыре дня, бак с керосином, немного метилового спирта [для лампы] и кое-что из оставленных личных вещей. Бамбуковое древко флага приладили к полу палатки: оно теперь будет нашей мачтой взамен временной — подобранной на полюсе сломанного полоза от амундсеновских саней.
Утром шагали очень долго — хотелось добраться до склада, поэтому после ленча шли меньше обычного. Ветер усилился до крепкого с отдельными могучими порывами, метёт позёмка.
Будь он встречный, идти было бы прескверно. Через час ходьбы я перевязал мои постромки ближе к „корме“ — так легче управлять санями. К сожалению, под конец поверхность была песок да и только, но всё же мы одолели 16,1 мили; лагерь ставили при холодном ветре, который через несколько часов превратился в пургу. Хорошо, что наш склад цел и невредим.
21 января. За ночь ветер усилился до 8 баллов, сильный снегопад. Утром пуржило так, что и думать о выходе нечего.
Ветер был бы нам кстати, но при таком снегопаде почти невозможно ориентироваться из-за плохой видимости. Решили выжидать и выйти при первых признаках прояснения. К счастью, пурга оказалась непродолжительной, вместо обычных двух дней она длилась лишь до полудня, и в 3.45 мы уже мчались под раздутым парусом. Бежать на лыжах было хорошо, а я, пеший, увязал в рыхлом снегу. Как бы я был рад дорогим моим стареньким лыжам! Но до них — увы! — ещё около 200 миль. Потом ветер улёгся, и я занял моё прежнее место посередине упряжки. Прошли 5,5 мили и поставили лагерь. Очень помогают находить дорогу старые гурии и наши следы, кое-где занесённые снегом и закрытые застругами, но всё же легко различимые.
22 января. Утром наткнулись на сапоги Эванса из овчины.
С тех пор как они упали с саней [11 января], их чуть не полностью занесло снегом. Дул сильный юго-юго-западный ветер, но вскоре стал успокаиваться. К ленчу сделали 8,2 мили. После ленча ветер и вовсе стих, под действием солнца поверхность превратилась в настоящие опилки. Пятеро мужчин тянули лёгкие сани — а они не то что скользить, податься вперёд чуточку и то не хотели, не сани, а настоящая борона. Мы были счастливы, когда в 7 часов вечера стали на ночлег. По-моему, мы все здорово вымотались. Всё же за день сделали 19,5 мили.
До склада Полутора градусов всего лишь 30 миль, если повезёт, за два перехода доберёмся. [Минимальная температура ночью была -30° [-34 °C] (нескорректированные данные).]
23 января. Выступили при небольшом ветре, который нам немного помогал [температура -28° [-33 °C]. Через два часа юго-юго-западный ветер набрал силу до 4 баллов, парус надулся, мы весело понеслись вперёд и до ленча сделали 8,75 мили. Во второй половине дня он усилился ещё больше, мне пришлось стать позади саней — рулить и тормозить.
Мы даже были вынуждены чуть приспустить парус, но и после этого летели как птица.
Очень легко находим старые гурии. Эванс отморозил нос, поэтому стали лагерем без четверти семь, сделав 16,5 мили.
Палатку натянули с большим трудом — такой дул ветер»[294].
В ту же ночь Скотт записал:
«Двигались мы очень быстро и могли бы оказаться в небольшом расстоянии от склада, если б Уилсон вдруг не заметил, что у Эванса отморожен нос. Нос побелел и затвердел. Мы сочли за лучшее в 6.45 остановиться на ночь. Не без труда поставили палатку, но теперь, хорошо поужинав, чувствуем себя довольно сносно. Сомнений нет, что Эванс сильно изнурён. Пальцы у него в пузырях и нос серьёзно повреждён частыми обмораживаниями{207}. Он сам сильно хандрит, встревожен за себя, а это недобрый знак. Думаю, что Уилсон, Боуэрс и я здоровы и бодры, насколько это возможно при существующих обстоятельствах. У Отса очень зябнут ноги. Я буду рад, когда уберёмся с этих возвышенностей… Погода как будто проясняется»[295].
Передаю слово опять Боуэрсу:
«24 января. У Эванса пальцы покрылись пузырями от обморожений, а мы все здоровы, хотя исхудали и с каждым днём всё острее ощущаем голод, несмотря на хорошие рационы. Иногда на ходу я долго предаюсь мечтам о том, как наемся до отвала при первой же возможности. Но до неё ещё добрых 700 миль пути, рановато я размечтался. Вышли при крепком ветре, который усиливался. Один человек шёл всё время впереди, показывая путь, Титус и я придерживали сани сзади, и всё же, несмотря на спущенный наполовину парус, они то и дело переворачивались. Пурга разыгралась не на шутку, и, сделав всего лишь семь миль, мы после полудня встали. Ставить палатку было адски трудно, весь день буря неистовствовала. Сейчас, в 9 часов вечера, она, кажется, утихает. Нам всего семь миль до склада, и эта задержка вызывает отчаяние»[296].
[Скотт:
«Это второй шторм с того дня, как мы ушли от полюса. Всё это не нравится мне. Неужели погода портится уже для поворота к осени? Если так, да помилует нас Бог! Впереди у нас ужасный переход по вершинам при скудном рационе. Одна опора моя — Уилсон и Боуэрс. Не нравится мне и то, что Отс и Эванс так легко поддаются обмораживанию»[297].]
Вернёмся к дневнику Боуэрса.
«25 января. Подниматься в обычное время (5.45 утра) не было нужды — по-прежнему свирепствовала пурга. Решили завтракать попозднее, а ленч съесть перед самым выходом. Провианта осталось только на три дня, если пропустим склад, нам несдобровать. Мешки и одежда всё больше отсыревают. Погода, похоже, понемногу проясняется, если будет на то воля Господня, мы всё же сегодня пойдём. Ем без всякого удовольствия; у нас кончилась соль, а без неё кусок в горло не лезет. Виновата партия Аткинсона, которая по ошибке захватила с Верхнего ледникового склада лишнюю банку соли. К счастью, там в складе у нас есть ещё, так что мне страдать недолго — ещё две недели.
10 часов вечера. В конце концов мы всё же выступили, и с Божьей помощью благодаря попутному ветру быстро пробежали расстояние до склада Полутора градусов, который встретил нас большим красным флагом, рвущимся под ветром в облаках крутящегося снега. Взяли один с четвертью бачка керосина, недельный рацион на пятерых, кое-какие личные вещи. Флаг на бамбуковом древке оставили на гурии. Какое счастье, что мы нашли склад, теперь бы нам только не потерять на этих бескрайних снежных высотах склад Трёх градусов, находящийся на широте 86°56′. После полудня сделали 5,2 мили. Идти было страшно трудно, сани то и дело застревали в застругах, то выкатывались вперёд, опережая везущих. Пришлось приспустить парус, и мы с Титусом пошли сзади, удерживая сани. Работа не из лёгких, да ещё мёрзнешь значительно больше, чем когда в упряжке везёшь сани. Большую часть времени мы были вынуждены тормозить изо всех сил, чтобы сани не перевернулись. У Билла сильный приступ снежной слепоты из-за того, что он, стараясь разглядеть старую колею, снимает светозащитные очки. В этот день ровно год назад мы вышли в поход по устройству складов. Тогда я никак не предполагал, что так быстро стану опытным полярным путешественником и, тем более, что буду возвращаться с самого полюса»[298].
