Илья Шор - Дорога в будущее
— Ты шутишь? — недоверчиво проговорил приятель. — Больно высоко замахнулся…
И потом таинственным шопотом добавил:
— Ведь это же Субботин, мастер, — да еще какой! Не нам с тобой ровня. Да и то он работал над своей ручкой двадцать дней. А у нас экзамен на носу…
После этого разговора Павлик еще больше загрустил. Не вышел, видать, из него мастер. Не сделать ему такой ручки, как Субботин…
Но нельзя было отогнать навязчивую мечту, которая запала глубоко в душу и корни там пустила. С корнем мечту не вырвешь…
До государственных экзаменов оставалось 10 дней. Ученики с волнением подходили к мастеру, и каждый показывал четкие рисунки давно продуманной работы. Одних он хвалил за удачный замысел, другим советовал переделать рисунок, выбросить лишнее или добавить необходимое. И когда проекты экзаменационных работ были утверждены, мастер заметил стоявшего подле него необычайно серьезного Павлика Дементьева.
— Иван Ильич, — начал взволнованно Павлик, — помните нашу первую экскурсию на завод?.. А помните ту ажурную ручку Субботина?..
Мастер проницательным взглядом посмотрел на своего воспитанника. Он догадался о причине необычайной взволнованности Дементьева. А Павлик все более крепнувшим голосом продолжал:
— Я долго думал об этой ручке… Да что говорить, все два года моей мечтой было повторить исполнение этого мастера… Эта ручка не давала покою мне, как только я брался за резец… Я знаю, вы поймете меня… Вот мои чертежи, набросок, — торопливо положил он на стол листы ватмана.
Иван Ильич с минуту молча смотрел на Павлика, как будто видел его впервые, а потом, точно обращаясь к самому себе, заговорил неторопливо:
— Субботин, искусный мастер, потратил целых 20 дней… До экзаменов осталось 10… Да… Трудновато, трудновато… Но ведь Субботин — самоучка. Если его и учили мастера, то, пожалуй, одному: как надуть лавочника, у которого он покупал водку для них… А ведь тебя учили два года настоящему мастерству, ты познал и теорию и практику своего дела…
И потом уже твердо, обращаясь к самому Павлику, добавил:
— Что ж, Паша, попытайся. Я думаю, что получится. Смелее берись. Обещаю тебе помочь. Но помни, дорогой: спокойствие, неторопливость, точный расчет и уверенность — вот твои друзья… Делай, Павел…
Павлик получил разрешение готовить экзаменационную работу дома. День за днем ловкие руки все больше и больше приближали его к заветной цели. Мать осторожными шагами подходила к его небольшому столику. И, боясь помешать ему, шопотом просила:
— Павлуша, отдохни…
Павлик работал.
До экзаменов оставалось три дня. Утром зашел Иван Ильич. На лице его появилось в эти дни какое-то новое, светлое выражение, которое словно молодило на несколько лет старого мастера. Он радовался успехам своего ученика.
Работа была окончена. Оставалась легкая полировка наружной поверхности, но это не пугало Павлика. Трудности позади. Дав себе заслуженный, хотя и короткий отдых, Павлик вечером принялся завершать работу. Он взял осторожно ручку, поднял ее высоко над головой и залюбовался нежной ажурной резьбой…
Что было потом, Павлик вспоминал с трудом. Ажурная ручка, сверкнув своей белизной, скользнула по руке, и тонкие ее лепестки рассыпались по полу… Павлик упал на колени и бессознательно дрожащими пальцами складывал разбившиеся части. Он не заметил, как рядом оказалась мать. Он не видел, как ее пальцы пытались делать то же самое, что и он.
Он понимал одно: работа пропала… Через три дня выпускной экзамен, и он, Павлик Дементьев, не сможет выполнить слова, данного своему старому учителю, — притти на экзамен с копией ручки Субботина.
…Павлик, не разбирая дороги, бежал к Ивану Ильичу. Была ночь. Ветер хлопал ставнями домов. Мальчик постучал в дом Ивана Ильича. Слезы выдали несчастье Павлика Дементьева…
Никто, даже мать его, не знал, о чем говорили мастер и его ученик в течение часа. Павлик пришел домой и, не сказав ни слова, уселся за свой рабочий столик…
У входа в училище большой плакат: «Привет новому поколению рабочего класса!» В здании тишина. Идут выпускные экзамены.
В просторном кабинете за длинным столом сидят члены экзаменационной комиссии. Справа от них на зеленом сукне аккуратно разложены выпускные работы учащихся, сделанные из кости и пластмассы.
Ученики один за другим подходят к кафедре, уверенно отвечают на заданные вопросы и, получив одобрительные отзывы членов комиссии, счастливые выходят из класса…
Беспокойство Ивана Ильича возрастало. Экзамены подходят к концу, а Павлика все нет и нет. По мере того, как список экзаменующихся уменьшался, он все чаще тихо покашливал и выходил в коридор, с тревогой посматривал на дверь — не появится ли Павлик.
Где-то в глубине коридора часы пробили семь. Члены комиссии слушали четкие ответы последнего экзаменующегося.
В этот момент дверь с шумом распахнулась, и на пороге появился Павлик Дементьев. Его широко открытые глаза на осунувшемся лице излучали нескрываемую радость.
— Павлуша! — навстречу ему встал Иван Ильич. — Пришел, сделал! — прижав к своей груди взъерошенную голову паренька, твердил мастер, а потом, взяв себя в руки, обратился к членам комиссии:
— Вот он, наш новый уральский умелец, мастер художественной резки.
И с этими словами Иван Ильич взял из рук Павлика коробочку и извлек оттуда ажурную ручку, изготовленную Дементьевым за три дня и три бессонных ночи…
Д. ПЕРЧИК,
директор ремесленного училища № 25
ДОРОГА В БУДУЩЕЕ
1— Ученик Бутенко, встаньте!
Никакого ответа. Вася сидит на кровати, возится с дверцей тумбочки, скребет по ней ногтем. На меня не обращает внимания.
Вот уже десять минут, как я с ним разговариваю. За все это время он не произнес и двух слов. Улыбается, прячет глаза — и только.
— Почему не вышли на поверку?
— Так, — односложно говорит он.
— Надо встать, когда разговаривает старший!
— Не хочу…
Вокруг нас сгрудились ребята. Они с любопытством смотрят на меня и ждут, как я поступлю. У одних в глазах сверкает восхищение васиной непокорностью, но большинство смотрит на него осуждающе. Слышится чей-то негодующий шопот:
— Встань, Васька, чего ты?..
— Если ты не встанешь и не объяснишь, почему не был на поверке, — получишь взыскание.
Вася вскидывает голову и смотрит на меня, словно проверяя, серьезно я говорю или нет. Впервые вижу его глаза: они синие-синие, смотрят испытующе, с тайной боязнью. На какую-то долю секунды в них мелькает растерянность, но она сразу же сменяется холодом. Густые ресницы прикрывают васины глаза, он снова улыбается и только едва заметный румянец на щеках выдает недавнее его волнение. Прежним безразличным тоном Вася говорит:
— Ну и ладно…
— Хорошо, — отступая, но решив дать понять Васе, что уверен в своей победе, произношу я. — Только советую тебе подумать…
Из комнаты выхожу медленно. Нет, не так равнодушен ко всему этот Бутенко. Когда я сказал о взыскании, он испугался. Но почему он не встал? Из ложного чувства мальчишеского удальства, из желания покрасоваться перед товарищами? Наверное. Но как это все случилось?
На поверке мне доложили, что учащийся Бутенко не вышел в строй. Я послал за ним дежурного, который вскоре возвратился и доложил, что Бутенко не подчиняется. Это было уже серьезным нарушением дисциплины, требующим моего вмешательства. Я поспешил в комнату четырнадцатой группы и увидел Бутенко, сидящего на кровати и читающего книгу… Я снова и снова перебираю в уме ход нашей беседы. Случай с Бутенко встревожил меня. В чем же все-таки дело? Раньше он был аккуратным, дисциплинированным, никогда никаких нарушений за ним не замечалось… Что-то, видимо, случилось. Но что?
2В училище Бутенко появился неожиданно. Пришел, спросил директора и сказал:
— Хочу поступить к вам учиться…
На вопрос о родителях ответил, что он круглый сирота, что ни матери, ни отца не помнит. Когда спросили, чем занимался до этого, односложно бросил:
— Работал… В колхозе…
Всем нам понравился этот высокий, скупой на слова юноша, с мягкими, красивыми чертами лица. Зачислили его в группу электрослесарей, к мастеру Александру Николаевичу Сидорову. С первого же дня Александр Николаевич был от Васи в восторге. Послушный, ловкий, схватывающий все на лету, он обнаружил задатки хорошего слесаря. Да и преподаватели не могли нахвалиться успехами Васи. Ему поразительно легко давалось то, что другим казалось невозможно трудным. Его фамилия не сходила с Доски почета. Секретарь комсомольской организации училища Василий Гусаров начал готовить его для вступления в комсомол. И вдруг этот случай!
…Я сижу за столом, напротив меня — Бутенко. Я знаю, он приготовился выслушать длинную, скучную нотацию. Лицо у него хмурое, напряженное. Глаза устремлены на «Тройку» каслинского литья, но вряд ли видят ее. Я перехватываю его взгляд и спрашиваю:
