Светлана Рыжакова - Фуксы, коммильтоны, филистры… Очерки о студенческих корпорациях Латвии
Особым способом самоосознания, достижения целостности и устойчивости в национальном сознании русского общества Латвии было формирование пантеона разного типа героев (о чем пишет Борис Равдин в исследовании биографии одного из очевидных героев русской культуры Латвии И.Н. Заволоко[121]). Начало сложения такого рода «пантеона» можно отнести ко второй половине ХIХ в., когда в Прибалтийских губерниях наблюдался значительный рост русского населения. Борис Равдин приводит следующие имена деятелей русской церкви, просвещения и государственных мужей, которые легли в основание традиции: епископы Платон (Городецкий) и Арсений (Брянцев), историк Чешихин, губернатор Суворов. Актуальность в создании местной культурной героической традиции несколько снизилась в конце XIX в., что было связано с процессами русификации Прибалтики в царствование Александра III – слишком сильными стали тогда центростремительные тенденции, гораздо меньшее внимание уделялось явлениям «гения места». Это прерывание традиции, с одной стороны, а с другой – слишком большая зависимость от политической борьбы, от сиюминутных интересов и стремления довлеть помешали русской общине Латвии 1920 –1930-х гг. полноценно продолжить складывание «пантеона». Тем не менее и в эти годы появлялись люди, вполне того достойные. Б. Равдин отмечает одну примечательную особенность «русского героического пантеона» этих лет, а именно – совершенную необязательность этнического однообразия героев:
…формировался тип реликвария, основанный не столько на национальном, сколько на территориальном принципе[122].
Выдающуюся роль в развитии русской культуры межвоенной Латвии сыграли православный архиепископ, латыш Иоанн (Янис) Поммер, активный участник Гражданской войны на северо-западе России светлейший князь А.П. Ливен, председатель Рижского русского просветительного общества, эмигрировавший в Латвийскую Республику из Вятки, Е.М. Тихоницкий, депутат латвийской саэймы, организатор деятельности старообрядчества Латгалии М. Каллистратов, а также краевед, педагог, просветитель, старообрядческий наставник И.Н. Заволоко. Существенно, что объединение этих людей не носит национального характера: они были носителями не «русской крови», но «русской субстанции», понимаемой скорее нравственно и философски, гораздо более широко, чем просто объединение «русских людей». Именно в те годы ряд людей сами становились теми «живыми нитями», связующими латышскую и русскую культуры. Особенно характерным и возможным было это для людей искусства. Одним из них был публицист и переводчик Виктор Васильевич Третьяков (1888–1961). Он появился в Риге уже сложившимся литератором; его литературная деятельность в Латвии составила значительную страницу истории. В 1918–1920 гг. В. Третьяков учился на филологическом факультете в Петроградском университете и в Академии художеств, однако ни того, ни другого заведения не закончил. Параллельно он занимался в художественной студии Николая Гумилева, был знаком с Блоком, Соллогубом. После эмиграции в Латвию, вместе с матерью и отчимом Эдуардом Вейспалом, он стал заниматься латышской поэзией, начал сотрудничать в газете «Сегодня», пытался основать художественную студию, издавал журнал «Основы», выпустил две книги своих стихов – «Солнцерой» (Берлин, 1930) и «Берег дальний» (Таллин, 1940). Хорошо известны его переводы стихов латышских поэтов, биографические очерки «Портреты латышских поэтов и писателей»[123]. Ю.И. Абызов признает, что до 1950 –1960-х годов никто не делал больше для ознакомления русского читателя с латышской культурой. Правда, следует отметить, что особого разговора требует качество переводов Третьякова; они проблематичны в том смысле, что зачастую написаны чуждым для оригинальных текстов языком т. н. «медитативной поэтики», русским антологическим стихом второй половины XIX в.[124]. Странной страницей истории биографии В. Третьякова был период сороковых годов. После установления в Латвии советской власти, с открытием славянского отделения в Латвийском университете он был привлечен сюда для преподавательской деятельности. Как полагают исследователи, достаточных оснований он – недоучившийся студент – к этому не имел, но его поддержала новая администрация. Позднее, кстати, он был отстранен от преподавательской работы, а к концу 1940-х гг. вовсе освобожден от службы. В целом не все, созданное Виктором Третьяковым на литературном поприще, выдержало проверку временем, тем не менее его труды составляют значительную часть истории взаимодействий русской и латышской поэзии.
В целом же приходится признать, что в 1920 –1930-е гг. не произошло глубокой интеграции большинства русского населения Латвии в новую общественную структуру этой страны[125]. А. Страуме характеризует ситуацию как «медленную интеграцию»[126]. Значительная часть русских (практически 33,5 тысячи эмигрантов из России в конце 1920-х гг.[127] рассматривала Латвию как временное пристанище на пути к демократической России[128]. К числу факторов, затрудняющих политическую интеграцию русских в Латвии, Сергей Кузнецов относит прежде всего «рецидивы имперского мышления»:
У многих сохранялось не вполне, вероятно, осознанное, но вполне реальное чувство некоего превосходства над коренным населением в силу своей принадлежности к великой, веками господствовавшей в исчезнувшей империи нации. Превращение из представителей относительно привилегированного слоя в национальное меньшинство создавало серьезную психологическую проблему не только для многих русских, но также для балтийских немцев и поляков в Латгале[129].
В межвоенной Латвии существовало несколько русских студенческих организаций[130]. Особый, религиозный характер имело Русское православное студенческое единение, сформировавшееся в Риге в 1927–1928 гг., история которого подробно описана в работе Н.К. Фелдман-Кравченок. Аналоги ему были и в Эстонии, и в Финляндии, и оно сложилось под влиянием лекций Н.А. Бердяева, активно участвовавшего в создании всего Русского студенческого христианского движения[131], частью которого и было РПСЕ. Тут шла работа кружков, собирались съезды, проводились семинары. Однако в 1934 г. работа единения в Латвии была прервана и сама организация закрыта по обвинению в антигосударственной пропаганде, стремлении восстановить Российскую империю. Неформальное общение тем не менее продолжалось. А в 1940 г. многие участники этого движения разделили судьбу других репрессированных; в частности, И.А. Лаговский, секретарь РСХД по Прибалтике, был арестован и расстрелян, его супруга Т.П. Лаговская провела в лагерях с 1941 по 1957 г.[132]
Другими студенческими организациями Латвии были ОРСЛУ – Общество русских студентов Латвийского университета (первым его руководителем в 1924 г. был Николай Антипов – член Fraternitas Arctica, а также один из основателей и первый сениор Ruthenia, потом – Ф. Кулачевский, Г. Прокофьев и др.), куда могли входить и корпоранты, Русское академическое общество, Fraternitas Rossica и Sororitas Rossica (последние два существовали при Русском институте университетских знаний). С 1929 г. существовало литературное общество «Содружество на струге слов»[133]. 1940 год стал четким водоразделом: были закрыты практически все старые культурные и общественные организации.
В советское время сложилась совершенно иная картина русского мира Латвии. Ныне русские не образуют единую национальную общину; среди них имеются различные слои и социальные группы с резко отличающимися интересами, образовательным уровнем, политической ориентацией (люди, принадлежащие к номенклатуре и военному контингенту, техническая и гуманитарная интеллигенция, квалифицированные и неквалифицированные рабочие, особый слой составляет старообрядческое население[134].
С конца 1980-х гг. в Латвии начали возникать общества русской культуры, в которые вошли главным образом представители гуманитарной и творческой интеллигенции. Это были Балто-Славянское общество (руководитель – В. Попов), Латвийское общество русской культуры (первый руководитель Ю. Абызов), Центр гуманитарных исследований «Веди» (И. Иванов), Фонд славянской письменности и культуры» (Б. Инфантьев, С. Журавлев), а также Русская община Латвии, Русская национально-культурная автономия национальных меньшинств Латвии (В. Юрков) и множество других. Русская община Латвии, Ассоциация граждан России, Лига апатридов Латвии делали безуспешные попытки создания среди русских Латвии единой, всеохватывающей организации. В 1994 г. был основан Центр русской культуры Латвии, куда вошли семь русских организаций, однако и это объединение просуществовало недолго. В настоящее время в среде русских обществ Латвии и отдельных представителей интеллигенции можно наблюдать два противоположных процесса – как дифференциацию, размежевание, так и теоретические и практические попытки объединения (подчас радикального).
