Рагхава Менон - Звуки индийской музыки. Путь к раге
Широко распространено мнение, что покойный К. Л. Сайгал формально не получил музыкального образования ни в какой-либо гхаране, ни у кого-либо из мастеров. Говорили только, что короткое время он был связан с Фаияз Ханом и брал у него уроки. Однажды после концерта его спросили, как он достиг такой отточенности мастерства, такой силы и естественности исполнения, если у него нет школы. Он сказал: «Я не знаю. Я себя не слышал». Это очень глубокий ответ. Ведь если вы хотите заставить людей поверить вам, когда говорите неправду или полуправду, то прибегаете ко всяким ухищрениям в речи, стараетесь принять вид небрежной естественности, но прислушиваетесь к себе и следите за тем, какое впечатление ваши слова производят. Но если вы вполне искренни, то вы не заботитесь ни о том, как говорить, ни о том, что думают о вас люди. Так и в пении — когда вы поете правдиво, вы не знаете, как вы пели, вы себя не слушаете.
Удивительно, что в музыке вы получаете именно то, что ищете, и в любом случае то, что знаете. Вы можете придать вашей музыке только то значение, которое видите в собственной жизни. Акробатична ли ваша музыка, умна, эмоциональна или сентиментальна, полна религиозного экстаза, трагична или болезненна — это все ваше. Важно иметь сказать что-то свое и сказать с наименьшими суетой и аффектацией. И такую вот простоту, свободу от жеманства, прямоту выражения, властную, идущую из глубин вашего существа, приобрести действительно трудно. Единственный способ — работа над сварой, и эта работа — не вечерняя прогулка с набитым животом, а раздирающий сердце трудный подъем в гору. Усилия, которые затрачивает человек при этом, способны переделать его, придать его чувствам истинность и полноту и, следовательно, дать ему возможность выражения истины в его пении.
В этом одна из проблем, касающихся творчества Тьягараджи и певцов-святых. В своих песнопениях они воплощают свою страсть к богу и его многочисленным воплощениям, свой опыт, обретенный ими в результате долгих жизненных поисков, сокрушительно подействовавших на их организм и взгляды на жизнь. Когда обыкновенный человек пытается петь, полагая, что он так же религиозен и предан богу, как Тьягараджа, он производит всего лишь интересные вокальные упражнения в области раги, замечательно построенные на синкопах интерлюдии, ритмически изысканные «свара прастхи», «таны», «бол-таны», «минды» и «мурки»[48]. Сущность жизней Тьягараджи и Кабира в теперешних обыкновенных исполнениях их творений не проявляется — истина, бывшая воплощенной в них, умирает, как всегда умирает, подобно всему смертному, нереализованная истина — и с нею, мертвой, можно только играть, вдохнуть же в нее жизнь со стороны невозможно.
Словом, эта истина, эта подлинная правда вокального исполнения лежит в глубине свары и бросает вызов занимающемуся музыкой, который должен извлечь ее оттуда и овладеть ею. И мало кто принимает этот вызов — ведь проще стремиться к вещам легко достижимым, не требующим напряженного внимания, самоотдачи, глубинных поисков, добровольного затворничества. Таким образом, мы вновь возвращаемся к сваре. Именно ее следует, вкладывая в это всю вашу душу, очищать от всего случайного, наполнять солнечным светом и свежим воздухом, омывать ее символически в струях воды, шлифуя до блеска каждый звук, полируя каждый его изгиб и впадину, чтобы затем, когда он засверкает, бросить его, как семя, на ниву раги. Как бы вы ни понимали свою душу — как сад или храм, такая «чистка» необходима, чтобы ваши раги и композиции не были задушены до смерти колючими кустарниками голого технического мастерства и сорняками никчемных знаний. И единственная проба чистоты — свара. Пользуясь этой пробой, всегда можно узнать, сколько трудился ваш любимый певец прежде, чем начать петь. Такая проба достаточно надежна.
Поставьте на проигрыватель записи Сайгала и пустите их с меньшей скоростью — 33 вместо 45, 45 вместо 78. Высота тона и скорость исполнения заметно снизятся. Но прислушайтесь к исполнению быстрых пассажей, замечательно бегущих гамака — голос Сайгала остается по-прежнему чистым, мягким и ясным, звуки так же блестят, сверкают и звенят, как всегда. То же самое можно сказать о записях Гуляма Али Хана, Кумара Гандхарвы, Фаияза Хана или Чембаи. У вас не останется никакого сомнения в том, что, если даже в их исполнении и есть недостатки, в нем есть их собственная свара, а это уже половина трудного пути к музыке. Каждый звук прочно и уверенно стоит на своем месте, мягко пригнан к другим, и когда вы их слышите, вам кажется, что они рождаются откуда-то из глубины.
Если работа над сварой была недостаточной, подобный эксперимент обнаружит это сразу. Вы услышите смазанные пассажи, дрожащие звуки, петляющие «минды»; места быстрого смятенного движения, казавшиеся чудесным образом выверенными и хитроумными, поплывут и зашатаются, и их ясность обернется грязью и непрозрачностью кирпича. Оказывается, все-таки можно находить некие образцы исполнения, чтобы судить о том, чего стоит музыкант, во всяком случае, судить в тех областях, где проявляется его работа. Ведь и при оценке облика человека можно всегда сказать, что в нем заметно, — крепкая мускулатура или хорошее здоровье и бодрость духа, прелесть корсета из китового уса и косметика или здоровое юное тело, на котором даже лохмотья будут выглядеть как костюм принца.
От этого никуда не уйдешь, если, конечно, стремиться к истинной сваре, а не довольствоваться подделкой. Величие музыканта, собственно, определяется уже самим выбором пути, а для того, кто встал на него, другие аспекты музыки отходят на присущее им место, в область формы, которая может быть прекрасной сама по себе, но все же отлична от содержания. Обладающий сварой певец находится на более высоком уровне музыки, и сила его раг и тала обретает соответствующую им перспективу. Проанализируйте чье-нибудь исполнение, освободите его от ухищрений аккомпанемента, от сладкого звучания скрипок и гармоники, от кокона тампуры, от всяких изысков виртуозности, посмотрите на простые строительные кирпичи его звуков. Если в них нет свары, они сразу же рухнут, но если есть, они будут сверкать как метеоры в ночи, летящие по темному небу музыкальной композиции, тихому и спокойному из-за отсутствия аккомпанемента.
И в наши дни остается в силе утверждение, что пока, за неимением ничего другого, наилучшую подготовку ученика к овладению сварой дает освященная временем система гуру — шишья парампара. И хотя многие сейчас говорят о том, что она нуждается в радикальном изменении, что роль гуру исчерпала себя, что сама система вымерла, как доисторическое животное, в свете того, о чем мы говорили раньше, всякому, кто непосредственно соприкасается с музыкантами и их искусством, станет ясно, что в чем-то самом основном эта система жизненно необходима для процесса учения и обучения музыке. И если вы хотите искренне разобраться в этом вопросе, вы увидите, что она так легко и не может исчезнуть, даже если в стране останется всего несколько музыкантов, для которых музыка — способ жизни, а не средство заработать и разъезжать с гастролями. Ведь традиция гуру — шишья представляет собой только метод обучения музыке, а не продукт каких-либо социальных или экономических условий.
Причины того, что обучение нашей музыке шло именно так, как это делали гуру, не экономические или социальные. Дело просто в том, что таким образом лучше всего осуществлялась передача того искусства, которое требовало от ученика глубокой духовной трансформации с тем, чтобы достичь определенного уровня истины. Как приготовление риса не зависит от того, кто им занимается — миллионер или горшечник, так и тот факт, что Индия быстро развивается экономически, модернизируется, сам по себе не будет иметь разрушительного воздействия на нашу музыку и традиционные методы обучения ей[49].
Система парампара была построена в основном на уважительном, почтительном отношении ученика к учителю, на их взаимной близости. Почтительность трудно подделать. Она не может возникнуть по принуждению, но в то же время невольно ощущается теми, кто осознает удивительные качества своего учителя и восхитительные свойства своих взаимоотношений с ним. Эти взаимоотношения, таким образом, нельзя ни учредить, ни отменить каким-то декретом. Подобно любви и другим таинственным чувствам, они магически существуют между людьми, а остальное не имеет значения (как и в случае, если их нет). Так было всегда, например во времена Тансена, так и сейчас, во второй половине двадцатого века. И утверждать, что роль гуру исчерпала себя, потому что растет наш национальный доход и мы строим заводы и плотины, столь же нелепо, как говорить, что вследствие роста валового национального продукта мы любим своих детей меньше; или полагать, что, заслышав шаги престарелого отца, мы не должны быть готовы принять его только потому, что недавно купили автомобиль.
