Андрей Малахов - О чем говорят. По ту сторону экрана
– Вы знаете, что у вас еще и невралгия? – сказал мне врач после того, как я слег с тяжелым отравлением, отведав в самарской командировке сметаны на местном рынке.
– Доктор, я бы удивился, если бы ее не было! – показной бодростью в голосе я старался обмануть только себя.
Но пройти курс лечения полностью было невозможно – впереди маячил ТЭФИ.
Как должен вести себя на самой главной церемонии российских телевизионщиков человек, отдавший Останкинwoodу уже больше десяти лет жизни? В 2003 году, например, я появился среди черной фрачной толпы собратьев по ремеслу в оранжевой футболке с надписью «Люблю Елену Хангу!».
– Очень мило! Я растрогана! – моя коллега ведущая рассматривала футболку под прицелами телекамер. – Подаришь?
– Нет проблем, Леночка, – улыбнулся я и, сбросив пиджак, стал стягивать футболку.
Такого поворота событий Ханга явно не ожидала.
– Может, потом? – Она встала почти вплотную, пытаясь закрыть меня от папарацци. – Для меня и без свидетелей ты бы мог повторить этот локальный стриптиз, – улыбаясь, перешла на английский темнокожая дива. – Но что скажет мой муж, когда утром раскроет газеты?
В этот год все мои эскапады отменялись.
– Андрей, пожалуйста, корректно и без сюрпризов! – последнюю позицию особо выделила, вручая мне 2 билета в 5-й ряд, первый помощник генерального Маша.
На церемонию я решил пригласить с собой Марину…
– Какое свинство! – возмущаются мои редакторы.
– Я себе сапоги замшевые купила! Сумку! Бюстгальтер черный за две тысячи! – бушевала Наташа. – А для нас ни одного билета?!
Кроме меня, на ежегодный телевизионный праздник никто из нашей программы попасть не смог.
Такая практика была обычной. Приглашения получали влиятельные государственные чиновники, настоящие и потенциальные спонсоры и другие VIP-персоны. Поэтому перед началом действа среди горстки профессионалов клубились страшно далекие от телевизионного процесса люди, а их жены и любовницы старательно изображали бомонд, ревниво разглядывая спутниц известных ведущих.
Сознавая всю ответственность предстоящего, Марина срочно улетела в Париж для покупки нового вечернего платья. Когда машина остановилась и она вышла ко мне в длинной розовой комбинации с практически голой грудью, я засомневался в креативности французских кутюрье и в адекватности Жана Поля Готье… Но сияющей от удовольствия подруге я ничего, разумеется, не сказал. Контраст с моим черным смокингом стал особенно заметен, когда операторы, фокусируясь на прибывающих гостях, укрупнили нашу парочку. Всюду были расставлены плазмы, и Марина, увидев себя на большом экране, обвила меня рукой и нежно поцеловала в щеку.
Самих телевизионщиков, обменивающихся друг с другом менее романтичными поцелуями, интересовали не подружки и жены коллег, а дамы статусные.
– О, Ирочка! Какая радость!
– Можно приложиться к царственной ручке, Ирина Евгеньевна?!
При виде телекритика Ирины Петровской самые «недоступные» представители нашего цеха становились простыми ребятами из спальных районов. Но Ирина – профессионал и женщина умная, поэтому всякую неправду сразу отметает. Первая большая статья обо мне, которую Петровская опубликовала семь лет назад, была ядовитой и разгромной, и я, перечитывая ее по многу раз, страшно переживал. С годами, раскрывая пятничные «Известия» с ее рубрикой, я нередко хохотал так, что начиналась икота. (Как вам такое: «Большая стирка» очень похожа на «От всей души» – только наоборот»?) И то, что этот смех был иногда смехом над самим собой, моего отношения к Петровской не меняло.
Держа в подкорке западные аналоги (телевидение-то, как-никак, придумал русский ученый Зворыкин), организаторы церемонии старались не отстать от прогрессивной телепланеты. Основное внимание технических служб заострялось на главной составляющей ТЭФИ – выявлении победителей: помимо красочного сценического действа половину рейтингов приносили четкость и бодрый темп голосования телеакадемиков. В этом году было решено усовершенствовать процесс голосования путем внедрения джойстиков.
– Да они же взрослые, грамотные люди! Там всего две кнопки! – увещал сомневающихся компьютерный гений одного из каналов.
– Это проще, чем в детских приставках для компа! Выбираешь одну кнопку, и все! – вторил ему другой.
Как выразился классик разговорного жанра и мой знакомый Виктор Иванович Черномырдин, «хотели как лучше…».
Еще до голосования академики умудрились перепутать пульты, затем перепутали кнопки, и результатом этого содома стало отбирание ТЭФИ от выбранных неправильно и передача другим, правильным.
Меня ни среди первых, ни среди вторых не было.
Подойдя к своему подъезду, я никак не могу найти электронный ключ. Предложение Марины плюнуть на все и отправиться в дорогой ресторан повисает в воздухе.
– Я понимаю, если бы давали серебряные подсвечники, – она, как может, пытается меня утешить, – а то какой-то бесформенный бронзовый мужик. Что ты заморачиваешься! – ей откровенно хочется «продолжения банкета». – Поехали лучше в «Марио», выпьем.
Я уже нашел ключ и, мотнув головой – «Не хочу», вхожу в подъезд. Марина берет меня под руку, и мы медленно поднимаемся по лестнице. Я думаю о том, что сейчас самое главное – позвонить родителям в Апатиты, успокоить маму. Марине же, по-моему, до сих пор кажется, что она находится под прицелом камер. Второй этаж.
– А ты знаешь, – шепчет она мне на ухо, – что на мне нет нижнего белья?
Это уже поняли, по-моему, все гости на ТЭФИ.
– Ну и что ты ползешь, как контуженый? – Веселый голос сверху заставляет меня вздрогнуть.
На подоконнике и ступеньках третьего этажа, разодетые как на новогоднюю елку, сидят все мои редакторы.
– Мы хотели праздника, – кричит увешанная блестящей мишурой Наташа. – И мы его получим!
– И никто нам его не испортит! – вторит ей Миша, доставая из сумки шампанское.
– Андрей! – звенит Ларисин голос, и ему вторят колокольчики на ее смешном колпаке. – Пусть они там как хотят выбирают, но ты заслужил ТЭФИ! Все это знают!
– Да гондоны они протертые, – режет правду-матку Пятницкая. – Ничего не понимают! – С красным поролоновым носом и в огромных красных бриджах с люрексом, Лена похожа сейчас на Фальстафа.
Я смеюсь. Я почти что счастлив. Марина смотрит на меня с сомнением, а потом целует в щеку и говорит, что отпускает меня на ночь.
– Но чтобы утром, – обращается она к Мише, – он был как огурчик…
– Конечно, – заверяет ее Миша, а затем достает из сумки смешной кокошник с косичками, нацепляет его на голову и начинает голосить на весь подъезд: – Сегодня в «Большой стирке» мы обсуждаем тему «Я остался без ТЭФИ, и х… с ним!» Встречайте нашего главного героя – Андрея!
Приехавшая утром Марина, подозрительно оглядывая следы нашей вчерашней вечеринки, сообщает, что через два с половиной часа у нас самолет.
– Никаких возражений. Три дня в Швейцарских Альпах, только горы и мы.
Бросив на диван пачку газет с отчетами о вчерашней церемонии – сверху, естественно, лежали издания, первые полосы которых представили ее и ее декольте почти в натуральную величину, – Марина тоном марафонца на 515-м километре добавила:
– Я так устала, ты не представляешь.
В отличие от Наташи Ростовой, первые в жизни выходы на светскую арену давались ей нелегко…
В вагоне метро все читали. Парень в голубой рубашке и с намечавшейся лысиной делал пометки в журнальной статье под названием «Эффект собственника». А полная молодая женщина слева была погружена в книгу «Уроки семейной мудрости». Изрядно погулявшую вчера Бойко вдруг начала грызть совесть. «Что-то давненько я ничего своим не готовила, – подумала она. – А эти замороженные овощи и пельмени уже так надоели!» Вот уже несколько лет Петя занимался поставкой в школы замороженных продуктов. При жене, работающей на телевидении, это было хорошим подспорьем в хозяйстве.
«Все. Напеку сегодня блинчиков с творогом, – решила она, открывая дверь квартиры. – Петя обрадуется».
Наташа переступила порог, сделала шаг в прихожую и, не успев даже свет включить, упала, споткнувшись обо что-то непонятное.
– Черт! – завопила она на всю квартиру. – Что за фигня тут лежит? Петя! Петя!!!
В коридоре зажегся свет. Наташа поднялась и обнаружила, что свет включил Петя, а споткнулась она о большой серый чемодан по кличке Бегемот, который они брали в прошлом году в Турцию.
Самое удивительное, что Петя смотрел на жену с холодной ненавистью и не торопился поднимать ее с пола.
– Петь, – на всякий случай она начала с чемодана, – а чего наш Бегемот в прихожей делает?
– Я уезжаю. – Голос Пети похож на самый глубоко замороженный продукт.
– В командировку? – невинным голосом спросила Наташа, понимая, что в доме происходит что-то не то – поездки в иногородние отделения фирмы Петя всегда старался переадресовать кому-то из коллег.
