Михаил Курушин - 100 великих военных тайн
Последние слова Юрий Борисович добавил от себя. Ох, и попало ему за это от капитана…
Минут двадцать работал в эфире Неунылов. Ничто не могло оторвать его от ключа, даже когда к нему в радиорубку протиснулся вьетнамский пограничник с оторванной рукой, чтобы спросить разрешения у капитана покинуть свой пост. Он работал в темноте – свет после взрыва погас. Не действовало и аварийное освещение – помещение аккумуляторной было разнесено взрывом бомбы. В открытую дверь могли попасть осколки – бомбардировка продолжалась.
Огонь приближался к радиорубке, начала уже гореть переборка, до Неунылова долетали искры, но он не покинул ее, пока не убедился, что его услышали.
Первым сигнал бедствия принял спасатель «Диомид». Значит, во Владивостоке будут знать, что случилось с «Гришей Акопяном».
Передав последнее сообщение («Горит радиорубка. Вынужден покинуть помещение»), Неунылов по приказу капитана уходит в укрытие, захватив свой журнал. Он оказался единственным судовым документом, уцелевшим в пожаре.
Бросив последний взгляд на свое теперь ненужное хозяйство, Неунылов обомлел: передатчик и приемник продолжали работать, хотя уже вся надстройка была охвачена пламенем. На удивление самому себе начальник радиостанции вышел из этого пекла целым и невредимым, через завалы, дым и огонь с трудом добрался до укрытия. Именно здесь и произошла самая большая трагедия…
Когда мощным взрывом тряхнуло судно, осколками были пробиты переборки, хорошо, что выше голов моряков, находившихся в гермоблоке. Некоторые из них получили легкие ранения. До начала бомбардировки здесь находился почти весь экипаж. Сюда спешил и боцман Юрий Сергеевич Зотов. Он был на вахте, поэтому шел не один, с ним были семь вьетнамских представителей. В момент бомбардировки они были на судне по служебным делам. Как и подобает хозяину, боцман пропустил вьетнамцев вперед, а сам заходил в укрытие последним. В тот момент, когда Зотов закрывал за собой дверь, раздался взрыв. Юрий Сергеевич прикрыл собой вьетнамцев: осколки авиабомбы попали ему в голову и плечо. Он потерял сознание. Были ранены и трое идущих с ним вьетнамцев, один – тяжело, но все остались живы.
Галя Демидова – судовой медик – не знала, к кому бросаться в первую очередь, но ей помогали девушки – члены экипажа, которых раньше она научила оказывать первую помощь раненым.
Наконец, самолеты ушли…
Выйдя из укрытия, моряки увидели, во что превратился их теплоход после бомбардировки. Были повреждены почти все каюты членов экипажа, каюта электромеханика была прямым попаданием разворочена, разрушены буфет, камбуз, штурманская рубка. Спасательный мотобот, вентиляторы машинного отделения разбило вдребезги и взрывной волной выкинуло за борт, стрела одного из кранов правого борта упала на надстройку, осколками посечены вся палуба, аккумуляторная, в наружном корпусе с правого борта более ста пробоин. Все повреждения трудно перечислить.
На судне сразу же начался пожар, кроме фугасных его забросали термитными бомбами. Одновременно загорелись полубак, надстройка по всем палубам с правого борта. Огонь полыхал с такой силой, что плавились стекла иллюминаторов и из них вырывались языки пламени.
Загорелись помещения и на баке, но они были быстро потушены. Но пожар в надстройке моряки не смогли одолеть. Были сильно повреждены пожарный трубопровод и пеногонный аппарат, почти все пожарные шланги были иссечены осколками и прожжены брызгами термита.
Моряки боролись с пожаром отчаянно, но налеты американцев повторялись, не давая погасить пламя.
Так продолжалось два с половиной часа. Казалось, огонь вот-вот отступит, но то и дело останавливались пожарные насосы. В 18.00 насосы встали.
Сложное положение было и в машинном отделении. Перед самым налетом механики находились у светового люка. По тревоге «Воздух» бросились в машину, а через мгновение кап снесло. Взрывом были сорваны и вентиляторы, перебита фреоновая магистраль, система охлаждения главного двигателя.
Машинное отделение было сильно загазовано взрывными газами, которые попали сюда через пробоины в наружном корпусе. Из фреоновой установки вытекал отравляющий газ, но чтобы пустить пожарный насос, нужно было спуститься в машинное отделение. Вызвался третий механик Иван Петрович Кусый.
Он был в КИПе, но чтобы найти нужные клапаны, ему приходилось снимать маску. Насос И.П. Кусый смог пустить, но это стоило ему здоровья: фреон – газ ядовитый. В эти трагические часы моряки делали все возможное и даже невозможное, чтобы спасти свое судно.
Однако капитана больше всех поразил матрос Виктор Коробко. Невидный паренек, объект для насмешек и подначек, но именно он вызвался пробиться в каюту третьего помощника за мореходками, хотя был ранен в руку.
В надстройке вовсю полыхал огонь. В такой ситуации капитан не мог приказать, не имел права, поэтому он обратился к морякам:
– Кто сможет вынести документы?
Вызвались многие, но Виктор Коробко подлетел к капитану первый.
Обвязав голову мокрым полотенцем, Виктор бросился в огонь. Он принес-таки паспорта… за исключением пяти. В дыму не заметил, как рассыпал их.
Темнело. Сумерки в тропиках наступают очень быстро. Кроме нескольких фугасных бомб, теплоход засыпали противотанковыми бомбами. Два контейнера – а в каждом по 260 штук – попали в открытые трюмы. Один не раскрылся. Еще два нашли на берегу возле судна. В момент взрыва такой бомбы образуется струя высокой температуры, которая легко прожигает металл.
Помощи с берега не было никакой. Вьетнамские пограничники настаивали на эвакуации экипажа: ожидался новый налет американской авиации. Капитан медлил с ответом: «Нельзя подвергать экипаж неоправданному риску, но не так-то легко принять решение оставить судно…»
Начала рваться пиротехника, огонь добрался до кладовой на верхней надстройке и мог дойти до топливных танков.
19.30. Дана команда: «Покинуть борт судна». Государственный флаг СССР был оставлен на судне – его вызвались охранять вьетнамские пограничники. Они не покинули этот пост, даже когда возобновились налеты американцев.
Уходили с судна в полной темноте, освещая тропинку фонариком. Шли след в след – вокруг было много неразорвавшихся бомб. Как и положено, капитан оставлял судно последним. Пока он был на борту, его воля и выдержка передавались морякам: все действовали четко, быстро, без паники, но как только он сошел с трапа, силы покинули Пухова. Опершись на первого помощника Дмитрия Ивановича Василенко, он только сейчас понял, что ранен.
Чем дальше уходили моряки от причала, тем отчетливее был виден огромный факел – горело судно.
Через пятнадцать минут они были в укрытии угольного завода. Женщины и раненые были эвакуированы сюда еще раньше. Завидев капитана, судовой врач Галя Демидова бросилась к нему.
Она подвела Николая Васильевича к Зотову. Здесь же стоял врач-вьетнамец, потупив глаза: «Мы сделали все, что смогли».
Рана Юрия Сергеевича Зотова оказалась смертельной. Он умер прямо на глазах у капитана, так и не приходя в сознание.
Тут к капитану подошли пограничник с переводчиком и осведомились, чем могут быть полезны. «Связаться с любой советской станцией: надо сообщить о положении судна и состоянии экипажа», – произнес капитан.
Но это оказалось делом непростым.
Между тем пожар на «Грише Акопяне» продолжался. От входа в убежище, которое находилось в 600 метрах от судна, было видно, как огонь перекинулся на левый борт, пламя вырывалось из шахты машинного отделения, верхняя часть надстройки раскалилась добела.
Пожарные машины прибыли только в 22 часа. Теплоход Дальневосточного пароходства «Зея» подошел утром 11 мая, он тоже помогал пожарным в борьбе с огнем. Огонь потушили только 12 мая.
Что осталось от судна? Все вещи моряков сгорели – многие остались только в шортах – это обычная форма одежды моряков в жарком и душном Вьетнаме. Вьетнамцы быстро сшили им простенькую одежду, а когда они уезжали домой, то каждому моряку вручили чемодан и бежевый костюмчик. В них они и вернулись во Владивосток.
Вьетнамцы помогали акопянцам всем, чем могли. Сами бедствовали, но моряков старались получше накормить. В первую же ночь принесли им горячий суп, дали возможность отдохнуть и помыться. Вьетнамские девушки пели им песни, свои и русские.
Николай Васильевич Пухов вспоминает, что каждое утро, когда он просыпался, около его изголовья стояло блюдечко с цветками жасмина. Вьетнамские девушки собирали их ночью, чтобы утром приготовить капитану чай.
Через неделю после пожара представители вьетнамских властей встретились с капитаном Пуховым и попросили назвать двух отличившихся моряков, чтобы представить их к ордену.
– Все достойны, – ответил Пухов…
Каждый год 10 мая, в день гибели Юрия Сергеевича Зотова, бывшие акопянцы посещают его могилу на Морском кладбище. Это дань памяти человеку, с которым были вместе в трагические и вместе с тем героические часы – часы, которые иногда стоят всей жизни.
