Сергей Зверев - «За други своя…». Хрестоматия православного воина. Книга о воинской нравственности
Смерть же для них не была неизбежною или неотвратимою, необходимостью, сохранение жизни для них было очень удобно и в их власти, если бы они только захотели малодушно воспользоваться тем, что было у них в виду. Неподалеку находилась баня, которая с особенною мыслью устроена была в соседстве с местом мучения. Дверь ее отворена и стояние около нее приглашали (войти); ибо тиранит, и коварный изобретатель гонения и всякого рода козней, предложил замерзающим близкую приманку к преступлению и советовал самим стремиться к врачевству, подобно тому как и отец его советовал первозданным вкушение от древа. Они же тогда еще более явили свое мужество, зная, что терпение тогда только выдерживает искушение, когда воздерживается от наслаждения предоставленного нашей свободе. Это в древнее время на самом деле и показал дивный Даниил; ибо, когда его убеждали принять обильную и приятную пищу и питие, он по презрению и отвращению от идоложертвенного предпочел употребление злаков; при скудной пище, постясь, он процветал и был телом здоровее питавшихся обильно: ибо в том особенный дар Божий, что Он верным рабам, в их лишении, дарует более, чем можно надеяться.
Впрочем, поскольку к высоким делам примешивается зависть, то блаженное ополчение находилось в опасности потерпеть поражение, и полнота его четвертей десятерицы едва не погибла; ибо один из них, измученный холодом, увы, при самом конце победы оставил соратников и по коварству тирана удалился к бане; жизнелюбец пожалел о плоти уже истощенной, отпал от надежды, но не получил и самой временной жизни, тотчас скончавшись после преступления. Несчастный Иуда между мучениками, ни ученик, ни обогатившийся, сам налагающей на себя петлю.
И да не удивляется тому никто; ибо диаволу обычны такого рода козни над подпадающими его власти. Он обольщает и разными способами ласкательствует, чтобы ниспровергнуть; а ниспровергнувший тотчас попирает и смеется над лежащим, присоединяет к несчастью посрамление и радуется посрамлению обольщенного. Посему и псалмопевец назвал его врагом и мстителем (Пс. 8, 3), противоположностью имен означая изменчивость его нрава; он никогда не бывает союзником и другом людей, но только притворяется другом, когда пожелает надеть на себя личину обольщения.
Но Помощник в немощи нашей, Сеятель благих и слов и дел, подобно Аврааму, нашел себе овцу для жертвы из числа враждебных: из хулителей – исповедника, из сборища гонителей – мученика; ибо один из служителей казни при тиране, удостоившись видения ангелов, нисшедших к мученикам и осиянный явлением святых духов, как некогда Павел, когда путешествовал в Дамаск, славою Христа, тотчас изменил свой образ мыслей и, снявши с себя одежду, присоединился к замерзающим и, в короткий промежуток времени соединив все, стал новообращенным, исповедником, мучеником, омывшись банею пакибытия, в собственной крови, но крови замерзшей, а не текущей. Муж увенчанный, муж достойный всякой похвалы! Чрез него в церкви Божией я имею сорок венценосцев; чрез сего доблестного мужа соблюлась целость мучеников: ради сего новообращенного совершаем мы совершенное; торжество при совершенном числе [святых]: диавол же испытал забавное и достойное смеха дело; ибо похитив воина, он потерял гонителя и исполнителя казни.
Что же после сего? Треблаженные достигли, куда стремились. Тогда распорядитель казни, не вынесши терпеливо победы мучеников, вступил в войну с мертвыми их телами, приказав предать огню жилища святых душ и в одном деле явился подражателем диких зверей и жестоких людей; ибо первые терзают одежду, брошенную бегущими от них людьми, которых они преследуют, а последние предают пламени и разрушают жилища ушедших неприятелей. И кто из мучеников с полным правом не мог сказать ему: «Я уже не боюсь твоей жестокости, неразумный; пока души были соединены с замерзающими телами, я боялся, как бы чрезмерность мучения не победила мужества благочестивых: но когда эта опасность прошла, пользуйся, как хочешь оставшеюся перстью: мне нет заботы, что ты воспользуешься нашими телами; и чем больше обнаружишь свою неистовую жестокость, тем более увенчаешь победу отшедших; ибо сильные нападения противников служат прямым доказательством мужества тех, которые их одолели».
Но зачем долгие рассуждения? Тела мучеников были сожжены, и огонь принял их; но пепел их и все оставшееся от огня разделил между собою мир, и почти вся земля получает благословение от сих святынь. И я имею частицу этого дара, и тела моих родителей я положил рядом с останками сих воинов, чтоб в день воскресе ния восстали они вместе с дерзновенными помощниками. Ибо я знаю, какую силу они имеют: я видел ясные доказательства их дерзновения пред Богом и хочу сказать об одном из чудес совершенных силою их.
В соседстве с принадлежащим мне селением, в котором покоятся останки сих треблаженных, есть небольшой городок называемый Ивора. По закону обычному у Римлян в нем производился набор воинов. Один из воинов прибыл в сказанное селение, будучи назначен воинским начальником для того, чтоб удерживать своих товарищей от насилия и обид, которые люди воинского звания по их дерзости обыкновенно наносят поселянам. У этого воина болела нога, и он хромал: болезнь была продолжительная и трудноизлечимая. И вот, когда он находился в храме мучеников на месте упокоения святых и, молившись Богу, просил ходатайства святых: является ему ночью некоторый величественного вида муж, который, между прочим, ему сказал: «Ты хромаешь, воин? и тебя нужно полечить? Дай мне ощупать твою ногу», и, взявши, – это было во сне, – сильно потянул ее. Когда это совершалось в ночном видении, на самом деле послышался такой звук, какой бывает, когда кость выводится из своей естественной связи и затем насильственно вправляется, так что и спавшие вместе с ним пробудились, и сам воин тотчас проснулся и начал ходить, как обыкновенно ходят здоровые по природе.
Я сам видел это чудотворение, встретившись с самым этим человеком, который объявлял пред всеми и разглашал о благодеянии мучеников и восхвалял человеколюбие [святых] воинов. Я сказал это, дабы убедиться нам, что мученики, сегодня так послужившие нашей Церкви и сделавшиеся ее украшением, живы пред Богом, суть его копьеносцы и приближенные. Эта четыредесятница, от памяти сорока мучеников, становится блистательнее и значительнее; месяц этот славнее других месяцев, и лютая зима уже не кажется мне тяжелою. Я не жалуюсь на суровость настоящего времени; ибо оно, сделавшись оружием для гонителя, произвело для меня это священное ополчение.
И так, чему же нам более удивляться в предлежащих нашему прославлению мужах, множеству их, мужеству или нелицемерному единодушию? Но не пройдем прежде всего бесчувственно и неблагодарно числа их; ибо имеющий стольких заступников никогда не отойдет без исполнения своих молитв и прошений, хотя бы обременен был множеством грехов. В пользу этой мысли и надежды свидетель, – сам Бог в беседе с Авраамом. Когда Он принимал ходатайство за содомлян, то искал не сорока, но только десяти праведников для того, чтобы пощадить город, готовый к погибели. Мы же, по Апостолу, имея вокруг себя такое облако свидетелей (Евр. 12, 1.), признаем себя блаженными, радуясь в надежде, терпя в молитве и приобщаясь памяти мучеников; ибо сорок мучеников суть крепкие защитники от врагов и надежные ходатаи в молитве пред Господом. В надежде на них да дерзает христианин, хотя бы диавол измышлял на тебя искушения, и лукавые люди восставали, и тираны пылали яростью, и море бушевало, и земля не приносила того, что ей назначено производить для людей, и небо угрожало бедствиями. Ибо при всякой нужде, при всяком обстоятельстве, ему достаточно их силы, и он может получить обильную благодать от Христа, Которому подобает всякая слава во веки. Аминь.
(Творения святаго Григория Нисского.Ч. VIII, с. 239–256)Евсевий Кесарийский (Памфил) О Константине Великом
В приведенных фрагментах из книг отца церковной истории Евсевия Кесарийского (ок. 263-339 гг.) повествуется о борьбе Константина Великого с двумя своими главными врагами Максенцием[25] и Лицинием[26], победное завершение которой превратило Римскую империю в христианскую державу.
Уразумев, что ему нужна помощь выше воинских средств, Константин, для отражения злоумышлений и чародейских хитростей[27], которыми любил пользоваться тиран, искал помощи Божьей. Вооружение и множество войска почитая средствами второстепенными, он признавал непреоборимым и несокрушимым только содействие Бога. Поэтому стал думать, какого Бога призвать бы себе на помощь. При решении сего вопроса, ему пришло на мысль, что немалое число прежних державных лиц, возложив свою надежду на многих богов и служа им жертвами и дарами, прежде всего бывали обманываемы льстивыми оракулами, обольщались благоприятными предсказаниями и оканчивали свое дело неблагоприятно. Ни один из богов не был к ним столь милостив, чтобы не подвергать их посланным свыше бедствиям. Только отец его[28] шел путем тому противным. Видя их заблуждение и во всю свою жизнь чтя единого верховного Бога всяческих, он находил в Нем спасителя своего царства, хранителя его и руководителя ко всякому благу. Константин различал это сам про себя и основательно рассуждал, что полагавшиеся на многих богов подвергались и многим бедствиям, так что между людьми не осталось ни рода их, ни племени, ни корня, ни имени, ни памяти, между тем как Бог отца его давал ему чувствовать разительные и весьма многие доказательства своей силы. Сверх того наблюдал он, что прежде уже вступавшие в войну с тираном сражались при множестве богов, однако же имели постыдный конец[29]. Слагая все это в своем уме, он почитал безумием – попусту держаться богов несуществующих и, после стольких доказательств, оставаться в заблуждении, а потому убедился, что должно чтить Бога отеческого.