Виктор Устинов - Украденная победа 14-го года. Где предали русскую армию?
Вместе с упразднением крепостей на западе Сухомлинов ликвидировал крепостную пехоту и тяжелую артиллерию, которой так не хватало в русской армии. Другой крупной вредительской операцией военного министра стало коренное изменение стратегического плана развертывания русской армии на случай войны с Германией и Австро-Венгрией. Все предыдущие планы, составленные Милютиным и Драгомировым, требовали большего развития крепостей Варшавско-Новогеоргиевского района и обязательного удержания Передового или Привисленского края по обеим берегам Вислы, который служил как для обороны Польского края, так и плацдармом для наступления вглубь Германии[78]. Новый план Сухомлинова относил рубеж стратегического развертывания русской армии вглубь страны, на линию Немана – Западного Буга – Вильно – Ковно – Белостока – Бреста, что делало польский край беззащитным при вторжения со стороны Пруссии и Австро-Венгрии[79].
На трех предвоенных совещаниях начальников союзных генеральных штабов в 1911–1913 годах русские и французские представители каждый раз подтверждали, что «поражение германских войск остается, каковы бы ни были обстоятельства, первой и основной целью союзных войск»[80]. Французы просили у русских представителей согласия на увеличение группировки русских сил в Варшавском военном округе с тем, чтобы они «уже в мирное время представляли для Германии прямую угрозу»[81]. Для этого французское правительство выделило России крупный беспроцентный кредит для расширения железнодорожной сети в Польше, чтобы русские армии могли на 7-й день войны сосредоточиться в районе Познани и Варшавы и угрожать вторжением в Германию. Но Сухомлинов сумел убедить Николая II, что Россия может начать военные действия только после полного отмобилизования, сроки которого увеличивались до 30 дней. За три месяца до начала войны Сухомлинов ослабляет группировку русских войск в царстве Польском, уменьшая ее на 4 армейских корпуса, вызывая восторженный отклик германского императора Вильгельма II, который откликнулся на это похвалой Николаю II: «… сообщение о твоем решении удалить с нашей границы 4 армейских корпуса доставило мне большое удовлетворение»[82].
Перед принятием этого пагубного для России решения военный министр неоднократно бывал в Берлине и имел встречи с кайзером Германии. Одновременно началась реорганизация русской армии, направленная на перенесение основных усилий по обороне государства с ее западных границ вглубь империи. К шести военным округам добавлялся седьмой с центром в городе Казани, расположенный на полпути между Москвой и Уралом. Таким образом, в момент, когда политический горизонт Европы стал заволакиваться грозовыми тучами, центр оборонительных усилий страны перемещался к Уралу, удаляясь от западных границ на недопустимо далекое расстояние. Сухомлиновский план стратегического развертывания, одобренный царем, требовал не эшелонирования войск на основных направлениях в глубину с наличием удобно расположенных резервов для маневрирования, а, напротив, фронтального развертывания всех армий на линии Вильна – Белосток – Брест – Ровно – Каменец-Подольск, разделенной почти на два равных участка благодаря огромному лесисто-болотистому району Полесья. И вместо крепостей передового театра военное министерство спланировало построить крепости в районах Ковно, Гродно, Осовец, Брест, но их строительство так и не было начато[83]. В правящих кругах Франции к этому шагу русского командования отнеслись с видимым неодобрением. Тогда господствовало мнение, что общеевропейская война между двумя группами союзников будет длиться несколько недель; в Париже высказывалось сожаление, что Россия, сместившая центр своего стратегического развертывания вглубь страны, может не успеть с военной помощью Франции и не сможет помешать Германии сосредоточить все свои силы для уничтожения французской армии.
Россия готовилась к войне по плану, составленному в 1912 году, и он радикально отличался от всех предыдущих стратегических планов, которые считали главным противником Германию[84]. Новый план «А» предусматривал нанесение главного удара по Австро-Венгрии, против которой предназначалось 48,5 дивизий, против Германии – 30, то есть 27 % от общей численности русских сил, действовавших на западном театре военных действий[85]. План составлялся под руководством военного министра Сухомлинова, но его авторство было приписано начальнику штабу Киевского военного округа генералу Михаилу Алексееву, последовательно проводившему идею направления главных сил русской армии на австрийский фронт. В докладной записке, поданной в генеральный штаб в феврале 1912 года, оказавшей решающее влияние при выработке «Высочайших указаний» 1912 года, Алексеев писал: «Австрия, бесспорно, представляется нашим основным врагом; по количеству выставляемых сил она же будет опаснейшим противником. Успехи, одержанные против Австрии, обещают нам наиболее ценные результаты; сюда, казалось бы, и следует решительно, без колебаний, направить наши войска»[86]. Взгляд совершенно неверный и ошибочный, который, скорее всего, был подсказан Алексееву, чтобы направить главные силы русской армии против слабого противника, а не против Германии, которая изначально представляла сильное государство, на разгром которого и нужно было направить главные усилия страны. Нет сомнения, что в Берлине детально знали весь этот план, что и побудило германское командование так пренебрегать русской силой, как будто ее и вовсе не существовало[87].
В военном министерстве России под руководством Сухомлинова и начальников генерального штаба генералов Жилинского и Янушкевича долгие годы велось вредительство, целью которого было снижение боеспособности армии даже в тех видах оружия, в которых Россия из века в век добивалась самых передовых позиций. Это прежде всего касалось артиллерии, образцы которой не совершенствовались, а тяжелая артиллерия вообще не развивалась. Под надуманным предлогом сохранения военной тайны от народа скрывались вопиющие факты снижения боевой мощи армии: разрушении крепостей и оборонительных линий на западе страны, отсутствие современного вооружения и отсталые формы обучения войск, в которых на корню губилась инициатива и творчество командиров всех звеньев. Офицерский состав царской армии по сравнению с другими категориями граждан России по своему социальному статусу в обществе был принижен, и от него нельзя было ожидать больших дел и жертвенности, без чего невозможна победа над врагом.
Какой была армия по своей готовности к войне и какие у нее запасы для войны – было тайной за семью печатями. Все трагически вскрылось в первый месяц войны, когда каждый второй солдат не имел винтовки, а артиллерия – снарядов для боя. Государственная Дума много раз пыталась вмешаться в дела армии, чтобы начать в ней реформы, но против этого восставал не только военный министр, но и все великие князья. Выступая докладчиком по смете военного министерства, глава «октябристов» Александр Гучков 27 мая 1908 года подверг резкой критике военное управление и Совет Государственной Обороны, образованный 5-го мая 1905 года. «Составленный, – говорил Гучков, – из целой коллегии и лиц, коллегии многочисленной, под председательством великого князя Николая Николаевича, этот совет является тормозом в деле реформы и всякого улучшения нашей государственной обороны». Взяв высокую пафосную ноту, Гучков продолжал: «Для того, чтобы закончить перед вами картину той дезорганизации, граничащей с анархией, которая водворилась во главе управления военного ведомства, я должен еще сказать, что должность генерал-инспектора всей артиллерии занимает великий князь Сергей Михайлович, должность генерал-инспектора инженерной части – великий князь Петр Николаевич, и что главным начальником военно-учебных заведений состоит великий князь Константин Константинович», и что «постановка их во главе ответственных важных отраслей военного дела является делом совершенно ненормальным…» Лидер «октябристов» завершил свою речь еще более эмоционально, сказав в заключение, что «если мы считаем себя в праве и даже обязанными обратиться к народу, к стране и требовать от них тяжелых жертв на дело этой обороны, то мы вправе обратиться и к тем немногим безответственным лицам, от которых мы должны потребовать только всего – отказа от некоторых земных благ и некоторых радостей тщеславия, которые связаны с теми постами, которые они занимают»[88].
Действительно, особая роль в управлении Россией принадлежала великим князьям. Пользуясь правом родства с императорской семьей и неприкосновенностью, они вторгались в различные отрасли управления империей, так как занимали высшие посты в Государственном Совете, армии и флоте и могли влиять на решение отдельных министров и правительства в целом. Вмешательство их в государственные дела не принесло пользы России, да и не могло дать, так как представители романовской семьи руководствовались личными и семейными интересами, а не национальными[89]. Вырождение в семьях великих князей государственной озабоченности за судьбу России стало возможным из-за безволия и безразличия главного Романова – императора Николая II, и, конечно, влияния на них немецких корней, связавших их судьбы с Германией больше, чем с судьбой России. У многих великих князей из дома Романовых любовь к родине двоилась между любовью к России и к Германии. Нельзя молиться двум богам, и нельзя служить двум отечествам.
