Эпсли Джордж Беннет Черри-Гаррард - Самое ужасное путешествие
И мы не ошиблись — утром нас разбудило завывание южного штормового ветра с позёмкой, который никому не дал выйти из лагеря. Мело весь день и всю ночь, и только на следующее утро прояснилось настолько, что мы смогли добраться до края обрыва, нависшего над птичьим базаром.
Здесь произошли огромные изменения. Море Росса миль на тридцать освободилось ото льда; с того места, где мы стояли, с высоты 800–900 футов над морем, на горизонте была едва видна длинная полоса белого пака. По воде ещё плыли большие льдины, Дрейфовавшие на север, миграция пингвинов шла полным ходом. У кромки льда, близ чистой воды, снова стояли две группы пингвинов, чего-то ожидая, а сотня птиц вереницей шла к ним. Ожидавшие пингвины стояли у самой воды, на краю той льдины, которая должна была вот-вот оторваться и поплыть на север. Цепочка следов на снегу, где накануне прошествовали птицы, обрывалась у самой воды — значит, их уже унесло вместе со льдиной, — а под ледяным обрывом пингвинов стало намного меньше, едва ли половина того количества, которое мы наблюдали здесь шесть дней назад»[27].
Два дня спустя эмиграция всё ещё продолжалась, но в ней, похоже, участвовали только птицы, свободные от брачных дел.
Те же, что пестовали птенцов, по-прежнему жались под ледяным обрывом, стараясь по мере сил защититься от ветра. Ещё через три дня (28 октября) море Росса окончательно очистилось ото льда; маленькую ледяную бухточку постепенно размывала вода; исход продолжался, в колонии оставалось совсем немного птиц.
Об условиях, в которых императорские пингвины откладывают яйца — мраке, холоде, ураганах, о непомерно развитом материнском инстинкте, которым наделены все эти птицы, равно самки и самцы; о высокой смертности среди них, об отважной борьбе с почти невообразимыми опасностями; о том, что в конце концов сохраняется лишь процентов двадцать шесть яиц, — обо всём этом я надеюсь рассказать в связи с нашим зимним путешествием, которое имело своей целью исследовать развитие зародыша этой замечательной птицы, а следовательно, и историю её предков. Уилсон писал:
«Если императорский пингвин, как мы предполагали, действительно ближе всех стоит к примитивной форме не только пингвинов, но и птиц вообще, то изучение его эмбриологии приобретает особый научный интерес. Мы были очень огорчены, что, хотя нам удалось найти гнездовье этих птиц и доставить в лагерь некоторое количество брошенных яиц и птенцов, мы не смогли получить серию эмбрионов на ранних стадиях развития, которые только и могут служить материалом для особенно важных исследований. Чтобы провести исследования на должном уровне, находясь в заливе Мак-Мёрдо, где зимовало „Дисковери“, мы должны были бы преодолеть бесчисленные трудности, так как нам пришлось бы предпринимать санные походы в разгар зимы при почти полном отсутствии света. Когда бы ни вышла партия, состоящая по меньшей мере из трёх человек, ей предстояло бы с полным походным снаряжением пройти во мраке сто миль по поверхности Барьера и при неверном свете луны пересечь с помощью верёвки и ледоруба огромные ледяные валы и образованные ими лабиринты трещин на мысе Крозир. Более того, при каждом посещении пингвиньей колонии эти валы, прохождение которых и при дневном свете потребовало двух часов упорного труда, надо было бы преодолевать дважды — на пути туда и обратно. Переправить через них сани с лагерным снаряжением невозможно и при свете дня, зимой же, в темноте, это по сути дела просто немыслимо. Мыс Крозир является средоточием всех ветров и штормов: рельеф гор Эребус и Террор превращает там малейшее дуновение ветра в затяжную бурю с сильной пургой. Как я уже писал, именно здесь во время одного из походов мы были вынуждены терпеливо отлёживаться в отсыревших спальных мешках сначала пять, а потом семь дней подряд, ожидая, когда погода переменится и мы сможем вылезти из палаток. Но даже если эти опасности будут преодолены, возникнут новые трудности, связанные с приготовлением из яиц необходимых препаратов. Партия должна прибыть на место не позднее начала июля. Если предположить, что она по прибытии не находит яиц, ей разумнее всего заняться кольцеванием птиц, хотя бы тех, что обосновались поблизости, под самым ледяным обрывом. Это облегчит их ежедневный осмотр, для которого, впрочем, ещё необходимы лунный свет и хорошая погода, что, признаться, не так часто бывает на мысе Крозир.
Но если повезёт и партия найдёт яйца, целесообразно уже иметь построенный из ледяных глыб на морском льду домик и работать в нём, обогреваясь примусами, чтобы яйца не замёрзли до извлечения из них эмбрионов и всегда был под рукой раствор, необходимый на различных стадиях их препарирования; ибо в это время, не забывайте, температура воздуха снаружи может колебаться от 0 [-17,7 °C] до -50° [-45,5 °C]. Эта работа будет, конечно, сопряжена со множеством трудностей, но всё же её нельзя считать невозможной, и я пишу здесь о них как раз для того, чтобы помочь тем, на чью долю она может выпасть в будущем»[28].
С императорскими пингвинами мы ещё встретимся, а сейчас нам пора возвратиться к «Дисковери», которое стоит у мыса Хат; лето проходит — а его отделяют от чистой воды 20 миль льда.
Поскольку надежд на освобождение судна было, похоже, ещё меньше, чем в предыдущем году, предприняли неудачную попытку пропилить во льду проход к открытому морю. И всё же, после санных походов Скотт и Уилсон наслаждались жизнью в палатке на мысе Ройдс и видом на синее море, который показался им ещё прекраснее в одно январское утро, когда в дверном проёме палатки они увидели два судна. Откуда два? Одно было, естественно, «Морнинг», вторым оказалась «Терра-Нова».
По-видимому, доставленное год назад спасательным судном известие о том, что «Дисковери» не смогло высвободиться изо льдов, а на борту и во время санных походов наблюдались симптомы цинги, обеспокоило правительство. Чтобы наверняка снять экспедицию, за ней направили два судна. В этом не было ничего тревожного, но привезённые приказания пришлись не по душе экипажу, который крепко привязался к своему судну, что
«неудивительно, если вспомнить, какие невзгоды мы на нём пережили и каким уютным домом оно нам стало»[29].
Скотту было приказано покинуть «Дисковери», если оно не сможет своевременно выйти изо льдов и последовать за спасательными судами на север. Долгие недели положение судна день ото дня практически не менялось. Уже начали перевозить образцы и вести другие подготовительные работы. На освобождение судна почти не надеялись. В начале февраля произвели взрывы льда, но это мало что дало. И вдруг что-то произошло, и 11 февраля, ко всеобщему ликованию, лёд стал быстро вскрываться. Назавтра спасательные суда уже находились всего в четырёх милях от «Дисковери». 14 февраля крики «Корабли идут, сэр!» заставили всех броситься по склонам к бухте Аррайвал. Скотт писал:
«Лёд вскрывался по всему проливу, причём с невероятной быстротой. Не успевала одна крупная льдина отделиться, как по оставшемуся толстому слою льда пробегала тёмная борозда и отрезала следующий кусок, чтобы пополнить широкий поток пака, устремившийся на северо-запад.
Мне никогда не доводилось видеть более впечатляющее зрелище: позади нас низко стояло солнце, перед нами сверкала ослепительно белая поверхность льда, а по контрасту с ней море вдали и разводья казались почти чёрными. Ветер стих, и ни один звук не нарушал безмолвия.
Между тем среди этой мирной тишины какая-то неведомая страшная сила разрывала бескрайний ледяной покров, как если бы это была тончайшая бумага. К этому времени мы уже хорошо поняли, что собой представляет пленившая нас ледяная тюрьма: всякий раз, преодолевая по снегу бесконечные кошмарные мили, мы проникались сознанием грозной мощи удерживающей нас преграды; о неё, понимали мы, разбился бы самый крупный крейсер, мы видели, как миллионотонный айсберг беспомощно остановился у её края. Много недель подряд мы боролись с этим могучим препятствием. И вот, без единого звука, без каких-либо усилий с нашей стороны, оно разрушалось, и мы знали, что ещё час, другой, и от него не останется и следа, и свободное ото льда море будет лизать чёрные скалы мыса Хат»[30].
Далее события приняли чуть ли не драматический оборот, ибо как только «Дисковери» освободилось изо льдов, поднялся ветер и выбросил его на мель у мыса Хат. Час за часом судно билось о берег, и когда уже казалось, что за обретённую свободу оно заплатит своей гибелью, когда уже почти не оставалось никакой надежды, ветер стих, вода, отогнанная ветром, вернулась в пролив, и «Дисковери» всплыло, не потерпев серьёзного урона. Скотт в своей книге в подробностях описывает, как судно высвобождалось изо льдов и потом село на мель.
