Мэри Роуч - Жизнь после смерти
Появление Декарта в мясных лавках Амстердама было делом обычным: он покупал только что привезенные с бойни тела животных. Когда к нему приходили и просили показать библиотеку, Декарт приводил посетителей в комнату, где находились его «учебные пособия» по анатомическим иссечениям тел. «Вот мои книги», – говорил он.
Приведенный фрагмент взят из книги Карла Циммера (Carl Zimmer) «Дух творит тело» («Soul Made Flesh»),[15] посвященной одному из малоизвестных проектов Рене Декарта – попытке понять, каким образом устроена «человеческая машина». Что делал Декарт с анатомируемыми телами? Искал в них дух. Он полагал, что последний коренится, вероятно, в мозге, – и «наглядные пособия» в личной библиотеке исследователя выглядели как коровьи головы. В абзаце, предшествующем процитированному, Циммер пишет, что в тот период жизни ученый много времени проводил в уединении, которое, «скрываясь в пещере», сам же себе и устраивал. Туши, которые он препарировал, должно быть, ему немало помогали.
Декарт был одним из тех немногих философов-ученых, которые рано принялись за поиски физического существования духа и, в частности, вскрывали туши животных в попытках найти то место, где в телесном пребывает духовное. В конце концов он обнаружил то, что впоследствии стали называть шишковидной железой (эпифизом), и решил, что дух прячется в ней. Для тех, кто знает, что функция этой железы – регулировать выработку мелатонина, выбор Декарта кажется странным. Однако его самого смутило расположение железы в центре головы, а также то обстоятельство, что, в отличие от многих других структурных частей мозга, она не образует пары. Разумеется, философ не думал, что маленькая уродливая железка является воплощением духа. Скорее она рассматривалась им как своего рода «хаб» (hub) – центр, в котором сходятся каналы сенсорной информации и пересекаются потоки духовных течений (сродни Аристотелевой пневме), определяющие в совокупности жизнь человеческого «Я».
Декарт мечтал создать тщательно продуманную модель нервной системы – со струнами-трубками, клапанами и маленькими воздушными мехами. Он описывал духовные течения, идущие по нервным путям, предвидя, что последние имеют трубчатую форму. Он полагал также, что по трубочкам-нервам дух поступает в мускулы и заставляет те сокращаться, надувая одни или другие их части. В книге «Вместилище духа: теории церебральной локализации в средние века и позднее» невролог О. Д. Грюссер (O. J. Grusser, «Seat of the Soul: Cerebral Localization Theories in Mediaeval Times and Later») указывает, что прообразом для своей модели Декарт выбрал оргáн, являвшийся в то время очень популярным музыкальным инструментом. Пятнадцатью веками ранее, добавляет Грюссер, греческий врач Гален разработал свою теорию потоков, оживляющих человеческое тело, – он взял за основу систему циркуляции, применяемую в римских банях. Альберт Великий (немецкий философ и теолог XIII века. – Прим. переводчика) черпал вдохновение в изучении оборудования, используемого для дистилляции алкоголя. Так все и шло, пока в XX веке не появились магнитофоны и компьютеры, служащие сегодня рабочими моделями для исследования механизмов сознания.
Пару лет назад я контактировала с Бетти Пинкус (Betty Pincus), профессионалом в области компьютерных технологий, которая занимается этим делом около 40 лет. «Меня всегда интересовало, – писала она, – каким образом некоторые из моих коллег используют специализированную техническую терминологию для описания работы своего сознания. В 1960-х они говорили о «проигрывании [магнитофонной] пленки» или о том, что «стек переполняется». С развитием технологии речь пошла об «использовании дискового пространства» или «мультизадачности». Меня всегда занимал вопрос: изобретатели «умных машин» создавали их по образу и подобию своего разума, или же работа компьютеров обусловливала особенности их мышления после того, как устройства уже были созданы?»
Хочу привести еще лишь два свидетельства, характеризующих поиски духа, которые ученые ведут, копаясь в трупах.[16] Одно я нашла в Мидраше, древнем собрании комментариев, сделанных раввинами к Торе. Здесь упоминается одна неразрушимая кость, называемая луз (luz). По форме она напоминает турецкий горох (или миндаль – в зависимости от того, к какому рабби вы обращаетесь) и располагается на верхнем конце спинного хребта (или на нижнем – в зависимости от того, к какому рабби вы обращаетесь). Именно из этой косточки, утверждает Мидраш, и возрождается человек после физической смерти. Она – вместилище духа.
В Мидраше есть взятое из Торы описание тех опытов, которые проводились для доказательства уникальной неразрушимости косточки луз. За дело взялся рабби Джошуа бен Хананиа, а его идейным противником выступал римский император Адриан. «Докажи мне это», – якобы потребовал последний. Первый так и сделал. «Ему принесли одну кость луз…» (Как будто он обернулся в чью-то сторону и велел: Смитак, достань луз!) «Он бросил луз в огонь, но луз не сгорел; и он бросил луз в дробилку, но луз не перемололо в пыль. Он положил луз на наковальню и ударил по нему молотом; наковальня раскололась, молот сломался, но с лузом ничего не случилось».
Нет особой нужды уверять вас в том, что на протяжении столетий разговоров о лузе было немало. Поэтому, когда в средние века анатомия получила дополнительный импульс к развитию, те, кто ею занимались, считали, что нашли эту кость. На роль луз номинировались: копчик, крестец, 12-й позвонок, так называемые мягкие кости черепа (в современной медицине служат показателем некоторых болезней. – Прим. переводчика) и сесамовидная кость большого пальца. Конечно, любую из этих костей нетрудно разрушить, и анатомы в конце концов решили: лучше оставить их философам в качестве повода для размышлений. Знаменитый анатом эпохи Возрождения Андреас Везалий, перепортив однажды днем множество сесамовидных костей, сделал правильный вывод широкого значения: «Мы должны раз и навсегда, – писал он в труде «О строении человеческого тела», – отринуть все утверждения о чудотворных возможностях или мистической силе, приписываемых косточке большого пальца правой ноги».
Подойти к пониманию современных дискуссий, которые ведут раввины, толкуя о лузе, сложнее. Один парижский моэль (mohel)[17] прислал на сайт Ask the Rabbi («Спроси рабби». – Прим. переводчика) электронное письмо с просьбой помочь ему найти информацию о лузе. В своем ответе рабби подтвердил предполагаемую нераз-рушаемость этой косточки и добавил, что, по некоторым описаниям, «внутри нее имеется сеть переплетающихся и похожих на паутину кровеносных сосудов». Для получения дополнительной информации рабби адресовал моэля к проживающему в Париже доктору Эли Темстету.
По электронной почте я отправила этому моэлю письмо с просьбой рассказать мне, что же ему удалось выяснить. «Доктор Эли Тестет из Парижа ушел в лучший мир, – было написано в ответном сообщении. – Теперь он, несомненно, точно знает, что представляет собой и где находится луз». Тогда я направила электронный запрос на сайт Ask the Rabbi: известен ли им некий документ, в котором говорится, будто в лузе имеются похожие на паутину кровеносные сосуды? Однако функцию «Ответить отправителю» никто на сайте так и не использовал. Я взялась за книгу по талмудической медицине, но не нашла ни единого упоминания о подобных сосудах, пронизывающих кость, которая должна служить вместилищем человеческого духа.[18]
Первым, кто принялся искать дух человека в трупе, был врач по имени Герофилус, живший в Александрии в III веке до нашей эры. Считается, что именно он первым в истории иссек человеческий труп с научными целями. И, кстати, немало обнаружил. Например, открыл четыре камеры, или вентрикулы (желудочки) головного мозга. Он полагал, что человеческая душа «квартирует» в четвертой из них. Зачем понадобилось Герофилусу искать дух в теле мертвого человека, если египтяне верили в загробное существование отлетающей души? Не могу точно ответить на этот вопрос. Знаю только, что он, как поговаривали, анатомировал и живых людей тоже. Двое коллег обвинили его в проведении жестоких экспериментов на преступниках. Вероятно, его плохие манеры объяснялись тягой к потустороннему.
Если ваша цель, образно говоря, – «насадить на иголку» душу, то куда больше смысла в том, чтобы экспериментировать с живыми, а не с мертвыми. Простейшим планом действий в этом смысле было бы собирать или исключать данные о соответствующих структурах, полагая, что свет истины рано или поздно забрезжит. Именно так в действительности дело и пошло. Подобно Декарту, многие ученые нацеливались на то, чтобы выяснить, как работает мозг. (С давних времен наблюдения врачей указывали: изменения в личности человека могут быть связаны с повреждениями головы, и, следовательно, существует связь между мозгом и внутренним «Я».) Гален был одним из первых нейровивисекторов: экспериментируя, он перерезáл (со всеми вытекающими отсюда последствиями) нервы у соседских свиней. Основываясь на подобных опытах, он полагал, что душа человека пребывает в веществе его мозга, а не в желудочках, как думал Герофилус.
