Эдуард Филатьев - Бомба для дядюшки Джо
И в тот момент, когда я только было хотел перейти к изложению конкретной программы исследований и описанию разработанных в лаборатории методик и аппаратуры, председатель заседания Борис Львович Ванников спросил:
— Скажите, товарищ Джелепов, а выход какой-нибудь от этого вашего ускорителя будет?
— В вашем понимании, Борис Львович, никакого практического выхода от этого ускорителя не будет. Он предназначен для проведения фундаментальных исследований чисто научного значения. Только будущее покажет, какую пользу для людей из них можно будет извлечь.
Ванникова это немало удивило, и тогда он спросил Курчатова:
— Как же так, Игорь Васильевич, для чего же мы его построили?
Поднялся академик Алиханов и сказал:
— Чтобы видеть дальше. Что важного для нашей страны и для человека вообще может дать физика атомного ядра? Чтобы мы, учёные, могли ответить на такой вопрос: надо развивать новые разделы науки, подчас кажущиеся отвлечёнными, но на самом деле очень важные, сулящие перспективу?
Ванников снова обратился к Курчатову. Тогда Игорь Васильевич встал, спокойно погладил свою бороду и ответил:
— Джелепов и Алиханов сказали совершенно правильно, Борис Львович. Так нужно для науки, для того, чтобы учёные могли глубже проникнуть в тайны природы и, изучив их, выяснить, имеются ли какие-либо возможности для применения новых открытий в практике. Машина заканчивается сооружением, и сейчас нам надо обсудить и утвердить план научных исследований, которые на ней будут проводиться в ближайшее время».
Глава пятнадцатая
Первое ядерное испытание
Борьба с недопустимой беспечностью
28 июня 1949 года заседание Спецкомитета не состоялось. Протокол был вновь составлен путём опроса. В повестке дня значилось одиннадцать вопросов, и на последней странице свои подписи поставили члены Комитета: Берия, Маленков, Ванников, Первухин, Завенягин, Махнёв. Расписались также замначальника ПГУ (он же — заместитель председателя Госплана) Борисов и генералы Мешик и Сазыкин.
Главным вопросом на этот раз был тот, что стоял первым. Одно его название говорило о том, что борьба с беспечностью в ядерных делах не ослабевает, а, напротив, усиливается: «1. О факте недопустимо небрежного обращения в Первом главном управлении с документами особой секретности».
Складывается впечатление, что Берия решил опередить ищеек Абакумова и самолично начать поиск «просчётов» и «проколов» в подведомственном ему ведомстве. Чтобы все случаи халатности пресечь самым решительным образом:
Всё началось с сообщения «о результатах проверки КБ-11», которая обнаружила тревожные факты, касающиеся копирования…
«… документов, содержащих основные данные технической характеристики РДС, описание отдельных её узлов и важнейшие расчётные данные по конструкции их.
Как выяснилось, копирование рукописей, представляющих собой особую секретность, в Первом главке было поручено ст. инспектору особого сектора секретариата Первого главка Г.…
Этот факт недопустимо небрежного обращения с документами особой секретности говорит о том, что со стороны тт. Ванникова и Александрова нет должной требовательности к соблюдению секретности, гарантирующей надёжное соблюдение государственной тайны особо секретных документов».
Указав фамилии лиц, не обеспечивших «должную требовательность», Берия тем самым дал понять, на кого — в случае чего — будет возложена вся ответственность за утечку секретной информации. Впрочем, найти виновных было совсем нетрудно, ведь ПГУ возглавлял Борис Ванников, уже побывавший под следствием в чекистских застенках и «чистосердечно» признавшийся в своей враждебной (по отношению к стране Советов) деятельности. Что же касается его заместителя Семёна Александрова, то добыть «признания» от него заплечных дел мастерам с Лубянки тоже было совсем не трудно.
Назвав виновных в преступном «ротозействе», грозная бумага переходила к перечислению мер, которые следовало предпринять для искоренения последствий вопиющего безобразия:
«В целях наведения должного порядка в деле обеспечения надёжной секретности в обращении с особо секретными документами:
1. Обязать тт. Ванникова, Мешика и Борисова изъять из архива и делопроизводства Первого главка и Госплана СССР и в течение месяца передать для хранения в секретариат Специального комитета (т. Махнёву) все документы следующего характера.…».
После подробного перечисления всего того, что следовало «изъять», предписывалось:
«Копии перечисленных документов, имеющихся в Первом главном управлении и Госплане СССР, уничтожить по акту».
Но и это было не всё! Спецкомитет потребовал в месячный срок:
«… тщательно перепроверить весь личный состав работников секретариата и особого сектора Первого главка, имеющих касательство к документам особой секретности, и максимально сузить круг этих лиц…
… в тот же срок совместно с тт. Устиновым, [министра вооружений, вслед за которым указывались фамилии ещё пяти министров — Э.Ф.] проверить и навести порядок в хранении и обращении с документами особой секретности в Министерств ах вооружения, машиностроения, промышленных средств связи, тяжёлого машиностроения и конструкторских организациях этих министерств, выполнявших заказы Первого главка».
Если с министрами обращались как с нашкодившими мальчишками, то с коллективами «своих» учреждений и предприятий и вовсе не церемонились:
«… организовать проверку порядка составления, хранения и обращения с документами особой секретности в КБ-11, Лабораториях № 2, 3, НИИ-9, ГСПИ-11, ГСПИ-12, на комбинате № 817 и заводе № 813».
Разобравшись с вопросом небрежного обращения «с документами особой секретности», спецкомитетчики вынесли «приговор» и тем, кто стал не нужен — «немецким специалистам»:
«… уточнить вопрос о передаче немецких специалистов (81 чел.) в другие отрасли промышленности, имея в виду необходимость использования этих специалистов на одном из предприятий с соблюдением соответствующего режима, установленного для немецких специалистов, приглашённых на работу в СССР…
Проект Постановления по данному вопросу… внести на утверждение Председателя Совета Министров СССР товарища Сталина И.В…».
Борьба за производство плутония
Тем временем с Урала вновь стали поступать тревожные сообщения о том, что план производства плутония — под угрозой срыва! Конструкторы КБ-11 дело своё сделали — бомбу спроектировали. Работники «ремонтного цеха» изготовили пять корпусов «изделия». А металлурги-технологи подкачали!
Почему?
Суть дела объяснял Анатолий Александров (в тот момент он безвылазно находился на комбинате № 817):
«Химически плутоний и уран отличаются сильно, но худо было то, что все процедуры разделения нужно было делать дистанционным способом Аппаратура, которая могла за этим следить, разработана ещё не была по-настоящему, так что всё было очень сложно. И нужно было получить плутоний очень чистый, с очень малым количеством остаточной радиоактивности осколочной. Это было важно, чтобы не было чересчур большого нейтронного фона у этого плутония.
Завод химической переработки приводил к тому, что получался плутоний в виде соли, и эта соль передавалась на другой завод, который уже должен был сделать половинки изделия.
Дальше уже происходило его восстановление до металла, раз. Во-вторых, получали металлические кусочки. Из этих металлических кусочков путём прессования при повышенной температуре получалась нужная тебе форма, причём она должна была получаться с высочайшей точностью».
На комбинате тогда находились все советские научные «светила», которые могли хоть в чём-то помочь продвинуть вперёд это новое дело. Все вопросы по металлургии плутония решались под руководством академика Андрея Анатольевича Бочвара, о котором Александров рассказывал следующее:
«Бочвар занимался восстановлением до металла и изготовлением изделия, то есть из маленьких слитков, которые у него получались, он прессовал затем вот эти полушария. Он разрабатывал такой способ прессовки, который должен был дать окончательную форму и чистоту и, так сказать, полное отсутствие всякого рода раковин и так далее. Причём это было всё очень непросто, потому что обрабатывать его тяжело, во-первых, он чрезвычайно альфа-активен. Во-вторых, он имеет склонность загораться на воздухе. Он очень сильно окисляется. Поэтому обрабатывать его нужно обязательно было в специально приспособленном станке специальным инструментом. В общем, это было очень сложное дело.
