Валерий Касатонов - Мы из подводного космоса
Академия сегодня.
Я набрал побольше воздуха и начал сравнивать идеи Тухачевского с современными лекциями, что нам читали в Академии Генштаба. Понимаю, что набрался наглости и даже рискую. Но таковы мы – подводники. Генерал-лейтенант И.Б.Шапошников, буквально, рот разинул. Тихонько увел меня в дальний угол класса, чтобы не мешать другим. И пошла беседа!!! 55 минут мы не могли оторваться друг от друга. Ему было интересно, и мне с ним – всё-таки личность, ума палата. Я видел, что общение со мной доставило ему большое удовольствие. Генерал с радостью пожал мне руку и сказал, что билет брать не надо. «Ставлю пять с плюсом!» По окончании экзамена на разборе объявил меня – подводника самым лучшим стратегом в классе. Я пунцовый и взволнованный принимал поздравления. Но особенно были довольны первые четыре генерала, которые благодаря мне получили дополнительный час на подготовку к ответам. (Они смогли разобраться в своих «памятных записках» и получить отличные оценки). За это и выпили на банкете. Действительно, жизнь идет по кругу!
2. Мы дети войны.
Я родился в самое страшное время, на 54 день после нападения немцев на нашу страну, 14 августа 1941 года. Войну ощущал через молоко моей матери. Ее страх, ее переживания передавались и мне. До сих пор преклоняюсь пред величием ее подвига, как можно было в той жуткой и страшной обстановке сохранить младенца. Вот она материнская любовь! Спасибо тебе, родная мама!
Сегодня прочитал в газете статью «В памяти сердца…» в связи с 70-летием начала блокады города Ленинграда. В ней автор вспоминает о девятистах днях ленинградской блокады, пережитых им в раннем детстве. Моя супруга Валентина тоже блокадница, награждена знаком «Житель блокадного Ленинграда», поэтому к этой теме я не равнодушен, хотя, наверное, нет людей, которые могли бы спокойно воспринимать средневековые ужасы, которые создали просвещенные гунны, дети Шиллера и Гете, ленинградцам. Сами немцы писали, что они «создали вокруг Петербурга стальное кольцо блокады, неприступное и непреодолимое».
Автор статьи пишет, что во время бомбежки дети из детского сада, работавшего во время войны в блокадном Ленинграде, спускались в подвал и, чтобы не слышать разрывов бомб и снарядов, пели песни – «Марш артиллеристов», «Катюша», «Прощание Славянки» и даже в конце 1943 года новый «Гимн Советского Союза». Самое поразительное, что и я в детдоме, уже повидавший и познавший что такое война и бомбежки, под эти же песни шагал по пыльным улицам Саратова и во всю мощь своих легких распевал прекрасные патриотические слова:
«Артиллеристы, Сталин дал приказ.Артиллеристы, зовет Отчизна нас.Из сотен тысяч батарейЗа слезы наших матерей,За нашу Родину, огонь, огонь…»
Слова этих песен мы запоминали за 3–4 минуты. И нам не надо было повторять несколько раз. Удивительно, но девчонки в этом плане были шустрее нас. Мы вспоминали, а они уже пели вовсю. А танкист воспитатель дядя Миша баянист (мы его так звали, хотя ему было не более 25 лет) ставил оценки нам так: если пыль из-под наших босых ног была выше забора детдома (где-то, метра полтора), то оценка – «Лихо, молодцы!» Для нас это было ВСЁ! А если и многочисленные прохожие, жители соседних домов, останавливались и поворачивались в нашу сторону, то пыль поднималась из-под наших ног метра на 2 и более. Мы старались, не жалея ног. Мы видели, что тем людям, кто втихаря подсовывал нам в руки хлебушек, конфетки, испеченную картошку (прелесть), нравились наши песни-марши, то нас уговаривать, пройти лучше и тверже не надо было. Мы с ходу это делали. С первого раза. И девчонки и мальчишки. Девчонки впереди, мы сзади. Почему так, раньше не понимал. Повзрослев, понял и даже уверен, что этим самым молодые пацаны-фронтовики воспитывали у нас по отношению к девочкам особое отношение: уступать и уважать девчонок, выставлять прохожим сначала их на первый план, чтобы им побольше досталось гостинцев. А уж потом мы – крепче и тверже по этой матушке земле. Мы пели марш за маршем, разные тексты и все наизусть. А народ останавливался, инвалиды прикатывали ближе на своих «роликах» к забору. Люди смотрели, молчали. А потом неистово хлопали. Сейчас не могу вспоминать об этом без слез. Какая у нас была Страна, какой был народ! Куда все делось???
3. Первые шаги начальника кафедры Академии Генштаба.
Незаметно пролетели годы службы на подводных лодках, больше двух десятков лет «в прочном корпусе». Сначала это были дизельные лодки, а потом научно-техническая революция бросила меня и десятки моих товарищей на атомные подводные корабли. Я любил морскую службу, а служба любила меня. Родина доверила мне командовать флотилией атомных подводных лодок Северного флота. Один из военных корреспондентов однажды сказал: «Товарищ командующий, у вас на флотилии кораблей больше, чем во всем английском флоте». Признаюсь, мне эта фраза понравилась, потому что я очень уважаю и ценю английского адмирала Горацио Нельсона, разбившего флот Наполеона при Трафальгарском сражении в 1805 году.
Адмирал Горацио Нельсон (черты портрета флотоводца, политика, человека)
Для англичан адмирал Нельсон – национальный герой, и мы русские моряки тоже многому научились у этого выдающегося флотоводца. Волею судеб в начале 1990-х годов, в силу известных событий, служить на действующем флоте честному человеку стало невозможно. К руководству Флотом пришли адмиралы, главным качеством которых была верноподданническая преданность новому режиму. Я приложил усилия, и меня перевели на берег, на должность начальника кафедры в Академию Генштаба.
Кафедра «Оперативного искусства Военно-морского флота» в академии Генштаба всегда была на недосягаемом по культуре уровне для армейских офицеров и генералов. И я понимал, что для меня дело чести – не опозорить Флот. Тем более, что по традиции в начале учебного года первые лекции в Академии читают начальники кафедры. У меня были две недели времени в запасе. Опыт службы у меня огромный, оперативное искусство флота знаю прекрасно, поэтому двухчасовую лекцию подготовил без особых усилий и напряжения. Но как ее прочитать? Здесь у меня опыта, конечно, было мало. После некоторых раздумий, и даже, можно сказать, переживаний, я решился на эксперимент. Собрал всю кафедру, всех профессоров, кандидатов, доцентов и даже лаборантов. Все были удивлены. Я не без робости сказал, буквально, несколько слов: «Я вас прошу, не приказываю, а прошу полностью прослушать меня, как я прочитаю свою лекцию, и каждому, повторяю – каждому высказать свои замечания, пожелания и рекомендации». Народ загудел, зашушукался, заулыбался. Я видел, что такое мое обращение сняло у людей напряжение, они раскрепостились, ибо прежде начальник кафедры никогда не собирал весь коллектив вместе. Я встал «во весь рост без бронежилета перед пулеметами своих подчиненных» и два часа читал свою лекцию. Когда я закончил, даже по их лицам понял, что провал полный. Я попросил справа налево по очереди высказываться, включая и лаборантов. Получил твердый общий КОЛ за все: и за методику чтения, за содержание, и за личное поведение на сцене, и за сухость, и за отсутствие увлекательности, за слабое использование демонстрационного материала и прочее. Говорили и обсуждали открыто, честно, без галстуков и погон более полутора часов. Этот урок для себя я выучил на всю жизнь. Когда все закончилось, мои подчиненные подходили ко мне и пожимали руку. Первый начальник кафедры, говорили, который решился на подобный «трюк» со своей лекцией. Как я благодарен своему коллективу!
В дальнейшем я совершенствовал и шлифовал мастерство выступления перед аудиторией. Изучил книгу Поля Сопера «Основы искусства речи», читал издания академии наук СССР о Цицероне и его методах ораторского искусства. В дальнейшем, мои лекции перед обоими факультетами – нашим командным и иностранным были на достойной высоте. После звонка многие продолжали задавать вопросы, значит, я их заинтересовал, и Флот не подвел! Авторитет кафедры вырос настолько, что даже начальники других кафедр и руководство Академии приходили на мои лекции. А это высшая оценка моей работы.
4. Кому мы, мужики, нужны?
Сижу на диване. Смотрю с восхищением на все еще красивый профиль своей супруги Валентины. В ней течет испанская кровь. Ее родители испанские республиканцы. После падения Республики под ударами путчистов Франко они успели на последнем пароходе выехать в Советский Союз. Их принял гостеприимный Ленинград, где у них вскоре родилась дочь. «Испанская принцесса» – так я ее ласково называю. Сегодня у нас праздник – «Сапфировая свадьба», сорок пять лет совместной жизни. Шампанское закуплено, ее любимое полусухое из крымских подвалов «Нового Света». Фирменный торт она делает сама. В этом деле Валентина профессор! На праздничном столе белая скатерть и хрусталь, немного субтропических фруктов. Какое счастье, когда рядом есть любимая женщина! Я прожил большую жизнь. Командовал сотнями людей. Сменил десяток важных и ответственных должностей. Часто общался «с великими мира сего». И, в конце – концов, сделал для себя очень важный и мудрый вывод: Какие бы должности мы не занимали, какие высокие звания не имели, нас ценят и любят только в семье. Много красивых женщин в мире, но человеку, особенно, моряку, нужна только одна – нежная, любящая, внимательная. Любимая женщина облагораживает нас, грубых, резких, ожесточившихся на смертельно опасной подводной службе, когда от ошибки одного может погибнуть весь корабль с атомными реакторами, с термоядерными ракетами, с сотнями моряков. Любимая женщина дома возвращает нас к жизни, снимает с нас служебный стресс, снова делает нас людьми. Спасибо тебе, моя испанская принцесса! Подводники, истинные ценители женщин, в силу своей необычной профессии. Ни у какой другой военной профессии нет такого преклонения перед женщиной, как у подводников. Никто не пережил столько горя и страданий, как наши жены – великие женщины. Это наши трубецкие и волконские. Они заслужили не только внимание, почет, но и награждение орденом.
