Николай Непомнящий - 100 великих тайн
А в семье фельдъегеря Маскова, умершего 3 ноября 1825 года в Таганроге, долго сохранялось предание о том, что их дед похоронен в соборе Петропавловской крепости вместо императора Александра I…
…Осенью 1836 года к кузнице на окраине города Красноуфимска Пермской губернии подъехал верхом на лошади рослый плечистый человек, уже пожилой, одетый в простую крестьянскую одежду, и попросил подковать лошадь. В разговоре с кузнецом человек рассказал, что он едет «мир да добрых людей посмотреть», а зовут его Федором Кузьмичом.
Местная полиция странника задержала, спросила паспорт. Ответы его полицию не удовлетворили: зовут Федор Кузьмич, паспорта нет, родства не помнит, а странствует потому, что решил мир посмотреть. За бродяжничество страннику дали двадцать ударов плетьми и по этапу отправили на поселение в Сибирь.
26 марта с партией ссыльных Федор Кузьмич прибыл в Боготольскую волость Томской губернии и был помещен на жительство на Краснореченский винокуренный завод. Здесь он прожил около пяти лет, а в 1842 году переехал в Белоярскую станицу, а затем – в деревню Зерцалы. Он построил себе небольшую избушку-келью за деревней и жил в ней, постоянно отлучаясь в соседние деревни. Переходя из дома в дом, он учил крестьянских детей грамоте, знакомил их со Священным Писанием, историей, географией. Взрослых он удивлял религиозными беседами, рассказами из отечественной истории, о военных походах и сражениях, причем вдавался в такие мельчайшие подробности, что это вызывало у слушателей недоумение: откуда он мог знать такие тонкости? Федор Кузьмич обладал и государственно-правовыми познаниями: он знакомил крестьян с их правами и обязанностями, учил уважать власть. По рассказам современников, знавших Федора Кузьмича, он обнаруживал прекрасное знание петербургской придворной жизни и этикета, а также событий конца XVIII – начала XIX столетий, знал всех государственных деятелей и высказывал довольно верные характеристики их. Он говорил о митрополите Филарете, Аракчееве, Кутузове, Суворове. Но он никогда не упоминал имя убитого императора Павла I…
Сибирь повидала много всякого народу. Бродяг, родства не помнящих, тут побывало великое множество. Но этот был особенный. Его редкие качества вызывали всеобщее внимание, и популярность Федора Кузьмича была необыкновенной.
Жил он скромно и неприхотливо. Костюм его состоял из грубой холщовой рубахи, подпоясанной ремешком, таких же штанов, обыкновенных кожаных туфель. Иногда поверх рубахи надевал длинный темно-синий суконный халат, зимой носил сибирскую доху. Федор Кузьмич отличался аккуратностью, одежда его всегда была чистой, в жилище своем не выносил никакого беспорядка. У себя он принимал всех приходящих к нему за советами и редко кому отказывал в приеме. Среди его новых знакомых были Макарий, епископ Томский и Барнаульский, и Афанасий, епископ Иркутский.
Почему-то все были убеждены, что загадочный старец – «из архиереев». Но однажды в селе Краснореченском произошел случай, давший пищу для толков. Отставной солдат Оленьев, увидев подходившего Федора Кузьмича, спросил у крестьян: «Кто это?» И, бросившись в избу вперед старца с криком: «Это же царь наш, батюшка Александр Павлович!» – отдал ему честь по-военному.
«Мне не следует воздавать воинские почести. Я бродяга, – сказал старец. – Тебя за это возьмут в острог».
В 1857 году старец познакомился с состоятельным томским купцом С.Ф. Хромовым, который предложил ему переехать в Томск, где специально для него выстроил в четырех верстах от города келью. 31 октября 1858 года старец распростился с Зерцалами, где прожил более двадцати лет, и отправился в Томск.
Ставший при жизни легендой, Федор Кузьмич умер 20 января 1864 года. И хотя многие были убеждены, что это был император Александр I, достоверно, как считает В. Барятинский, о нем можно утверждать следующее.
Во-первых, таинственный старец был, безусловно, человек очень образованный, воспитанный, прекрасно осведомленный в вопросах государственных, исторических, особенно что касается эпохи Александра I, знал иностранные языки, прежде носил военный мундир, бывал при дворе, хорошо знал петербургскую жизнь, нравы, обычаи и привычки высшего общества.
Во-вторых, он добровольно принял на себя обет молчания относительно собственной личности. Он удалился от мира в целях искупления какого-то тяжкого греха, мучившего его всю жизнь. Не принадлежа к духовному званию, он был очень религиозен.
Наружность, рост, возраст, глухота на одно ухо, манера держать руки на бедрах или одну за поясом, привычка принимать посторонних стоя и спиной к свету – все указывает на несомненное сходство Федора Кузьмича с Александром I.
И напоследок – еще одна маленькая деталь.
У императора Александра I был камер-казак Овчаров, всюду сопровождавший его с 1812 года. Приехал он с императором и в Таганрог. Оттуда Александр отпустил его в короткий отпуск в родную станицу на Дон, и в его отсутствие император «умер». А когда казак вернулся в Таганрог и пожелал проститься с покойным, к гробу Александра его не подпустили.
Звали этого казака… Федор Кузьмич!
На протяжении многих лет историки, подтверждая официальную дату смерти Александра I, решительно отвергали «досужие домыслы» о тождестве императора и сибирского старца. Другие исследователи допускали реальность легенды. Впрочем, гораздо важнее не фактическое содержание легенды, а то непреходящее моральное значение, которое имеет этот апокриф о царе, оставившем престол во имя покаяния и искупления греха. Крупнейший биограф Александра I H.K. Шильдер писал: «Если бы фантастические догадки и народные предания могли быть основаны на положительных данных и перенесены на реальную почву, то установленная этим путем действительность оставила бы за собой самые смелые поэтические вымыслы. Во всяком случае, подобная жизнь могла бы послужить канвой для неподражаемой драмы с потрясающим эпилогом, основным мотивом которой служило бы искупление. В этом новом образе, созданном народным творчеством, император Александр Павлович, этот «сфинкс, неразгаданный до гроба», без сомнения, представился бы самым трагическим лицом русской истории, и его тернистый жизненный путь устлали бы небывалым загробным апофеозом, осененным лучами святости».
Могли ли отравить Наполеона?
Все началось с того, что в 1955 году во Франции были изданы мемуары Луи Маршана, слуги и телохранителя императора, пролежавшие на архивной полке 120 лет, прежде чем историки дали к ним комментарий и выпустили в свет. Маршан день за днем описывал жизнь Наполеона и рассказал о том, что тот часто дарил на память друзьям пряди своих волос.
Эти мемуары однажды попали на глаза любителю истории, шведскому врачу-дантисту и токсикологу Стену Форшвуду. Он с интересом, не отрываясь, прочел мемуары и с удивлением обнаружил, что в подробных описаниях последних лет жизни Бонапарта зафиксированы симптомы явно мышьячного отравления. По крайней мере, из тридцати, признаваемых судебной медициной, у Наполеона их было 22! Затем Форшвуд изучил протокол вскрытия, сопоставил некоторые другие свидетельские показания и еще более укрепился в своем предположении.
Однако он не стал торопиться с окончательными выводами. Слухи об отравлении Наполеона ходили очень давно. Форшвуд решил опереться на последние достижения науки, доказать факт преднамеренного убийства и попытаться найти преступника.
После долгих приключений он сумел собрать пряди волос Наполеона за 1816, 1817, 1818 и 1821 годы и при помощи шотландского ученого Смита подвергнуть их сложному анализу. Раздобыть волосы бывшего императора Франции было не так-то просто. Например, наследники императорской семьи Наполеона вежливо отказались пожертвовать науке один-единственный волос, намекнув, что им и без того известен отравитель. И что они отнюдь не заинтересованы сделать его имя достоянием общественности.
Зато внучка младшего брата Бетси Балькомб, леди Мэбел Балькомб-Брукс, с приветливой улыбкой сказала:
«Я рада, что вы ищете доказательства отравления императора. Вы знаете, мой прадед всегда был убежден в этом. И это передавалось из поколения в поколение… Как родственница Вильяма Балькомба, я выражаю вам благодарность за ваше старание раскрыть это преступление».
Попутно она добавила, что ее прабабка Бетси умерла в Лондоне в 1873 году. Французским она владела великолепно и отличалась мужеством, умом и волей. Когда ее спрашивали, где она изучала французский, она с достоинством отвечала, что у нее был хороший учитель по фамилии Бонапарт.
Метод, при помощи которого Стен Форшвуд намеревался доказать факт преднамеренного отравления Наполеона мышьяком, заключался в следующем.
В университетской лаборатории в Глазго образцы волос Наполеона, взвешенные и запаянные в миниатюрные контейнеры, отправляли в Харвеллский институт атомной энергии близ Лондона. Там образцы бомбардировали ядерными частицами (термическими нейтронами) в течение 24 часов. Последующее сравнение образцов с контрольной группой позволяло измерить количественное содержание мышьяка в волосах, по которому можно определить и общее количество яда, попавшего в организм. Этот метод всегда давал очень точные результаты.
