Нина Берберова - Дело Кравченко
Романов: Я был его начальством.
Председатель: Но ведь вы знали, что это за человек, как же вы ему доверяли?
Романов: Земляки, знаете… И потом, что же, за такое у нас в тюрьму не сажают. Он, впрочем, никогда не занимал ответственного поста. И ужасно был независимым.
Кравченко: Старался все ездить по городу без переводчика! (Смех.)
Романов: Когда я ему сказал, что скучаю по Советскому Союзу, по жене и дочери, он ответил, что хотел бы остаться в Америке подольше. Узнав, что ему нравится Америка, я сейчас же сказал об этом моему начальству. До Кравченко это дошло. Он почувствовал, что не может вернуться: у него сделался животный страх перед отправкой на фронт, и вот, однажды, в какой- то понедельник, в апреле 1944 г., он не явился на службу. Мы забеспокоились, поехали к нему на дом. И так мы узнали, что он совершил гнусное преступление: он вступил в дебаты с нашим правительством.
Кравченко: А почему нет?
Обстрел Романова
Председатель: Читали ли вы статью Сима Томаса?
Романов (плачущим голосом): Читал! Я понял, что он предатель и не может больше смотреть в глаза!
Кравченко: Да вы не плачьте! Я смотрю вам в глаза!
Романов: Истинно-русский человек не может сделать такую пакость.
Мэтр Нордманн задает Романову вопрос: был ли Кравченко в комсомоле?
Но, оказывается, Кравченко был в комсомоле до знакомства с Романовым.
Нордманн: Был ли Кравченко студентом в Харькове?
Романов: В Днепропетровске.
Нордманн: Значит, опять ложь! Он не был в комсомоле, не был в Харькове. А в Никополе он был?
Романов: Нет. Это фарс.
Кравченко: Я был в Харькове, был в Никополе, с Цыпляковым и Борецким. И я все это докажу.
Романов (флегматически): Да, фамилии он называет правильно.
Кравченко: Я хочу спросить, в свою очередь: пусть нам свидетель скажет, когда он вступил в партию?
Романов не отвечает на этот вопрос. Вюрмсер с места кричит что-то, мэтр Изар, в свою очередь, возвышает голос:
— Тут судят не Кравченко, а вас. Вы — диффаматор!
Романов: Я был беспартийный.
Кравченко: Это секрет, когда вы вступили в партию?
Романов (нехотя): В 1939 году.
Из этого ответа следует, что Романов вообще не мог знать очень многого касательно жизни и работы Кравченко до 1939 года.
Нордманн: Пусть Кравченко скажет, когда он поступил и когда окончил Харьковский институт!
Кравченко: Не скажу! Через два дня здесь будут три свидетеля говорить об этом. Один из них — мой харьковский профессор, у которого я учился. (Движение в публике.) Романов не был в партии и ничего обо мне не знает.
Романов (вяло): Но мы земляки.
Опять начинается сильный шум. Адвокаты вскакивают со своих мест и все кричат в одно и то же время.
Кравченко и Романов по русски ругаются, переводчики за ними не поспевают.
Слышен голос Кравченко: Поцелуйте Сталина от меня, когда увидите!
Романов: Поцелую, да не от вашего имени!
Нордманн (возвышая голос): Ясно, что Кравченко нигде не был и ничего не видел.
Кравченко: Может быть, я и не водился? (Смех.)
Академик Трайнин
Председатель хотел бы знать, была ли закупочная комиссия милитаризована, т. е. иначе говоря — дезертир ли Кравченко? Романов отвечает: нет, но переводчик, г. Зноско-Боровский, этого «нет» не переводит, и мэтр вскакивает со своего места.
— Вы аккредитованы при Сенском суде, вы присягали! Почему вы не переводите этого «нет», которое мы все поняли?
Затем спор поднимается о трубах, которые были заказаны Советами в Америке: Романов утверждает, что Кравченко принял бракованный товар, мэтр Изар доказывает, что бракованные трубы были приняты Романовым.
Нордманн: Как вел себя Кравченко в денежных расчетах?
Романов: Подробно не могу рассказать, но нечистоплотно.
Мэтр Изар: В 1942—43 гг. Кравченко состоял при совнаркоме. Известно ли это вам?
Романов: Такой нуль! Никогда он не был в совнаркоме! Я помню, он был не согласен с нашим вождем…
Мэтр Изар: Каким образом в апреле 1944 года, после того, как было дано знаменитое интервью, советское посольство четыре дня отвечало журналистам в Вашингтоне, что никакого Кравченко оно не знает?
Но Романов на это ничего ответить не может. По просьбе председателя, он рассказывает через кого он узнал о процессе и от кого получил приглашение в нем участвовать: это был академик Трайнин. Судя по показаниям свидетеля, Трайнин был тем лицом, которому было поручено вербовать свидетелей в СССР для процесса Кравченко.
Суд отпускает свидетеля до среды, когда назначается очная ставка между ним и Пасечником, свидетелем со стороны Кравченко, знавшим Кравченко в Харьковском институте.
Драматический диалог
После перерыва, в накаленной атмосфере переполненного зала, в пять часов пополудни, появляется Зинаида Горлова.
Это — миловидная блондинка, 36 лет, обладательница, как выражались в старину, «роскошных форм», крепко затянутая в корсет. На ней черное платье. Лицо ее бледно и мрачно. Она рекомендует себя, как женщину-врача.
— Мне было 19 лет, когда я встретилась с Кравченко. Это была позорная страница моей жизни. В 1932 году мы поженились. Мои родители были против. Мой отец сказал про Кравченко, что это «безграмотный Дон-Жуан».
Далее идет мелодраматическая повесть о том, как сначала по желанию Кравченко, она сделала себе аборт, а затем родила ребенка, на которого он отказался давать «алименты».
— Он меня бил. Он бил посуду, — говорит Горлова монотонным голосом, как заученный урок, — он ревновал меня. Едва не убил…
Председатель: Он стрелял в вас?
Горлова: Нет, хотел стрелять.
Председатель: То-есть, целился из револьвера?
Горлова: Он грозил…
Когда Кравченко узнал, что она во второй раз беременна, он опять начал бить посуду, а потом заявил: теперь тебе время от меня уходить, а то ребенок испортит мне карьеру. «Тогда я ушла к родителям», — заканчивает свой рассказ свидетельница.
Председатель: Что же было потом?
Горлова: Кравченко не помогал мне. В 1935 году я вторично вышла замуж. Мой второй муж хотел усыновить ребенка от Кравченко, но этот последний долго не давал своего согласия на это.
Председатель: И никогда не давал денег на сына?
Горлова: Он сказал, что банкрот. Но теперь я свободна и молю Бога, чтобы сын не был похож на отца, а то я буду так же несчастна, как его мать. Кроме презрения и отвращения я к Кравченко ничего ни питаю.
Мэтр Нордманн начинает ставить свои вопросы: они сводятся к тому, чтобы доказать, что Кравченко лгал, когда писал свою книгу. Горлова говорит, что ни о коллективизации, ни об Орджоникидзе Кравченко никогда ей ничего не говорил.
Кравченко, бледный, взволнованный, с горящими глазами, встает со своего места. Он напоминает Горловой, что она с ним вместе была в колхозах, что ходила к Орджоникидзе.
Горлова: Это все сплошная ложь!
Мэтр Изар достает из портфеля документ, из которого явствует, что Горлова была в Кремле у Орджоникидзе и Кравченко прав. Бывшая жена Кравченко начинает медленно краснеть и просит стул, чтобы сесть.
Кравченко: Не я лгу, а вы лжете! Вы скрыли от суда, что замужем не два, а три раза. (Впрочем, это не грех!) Ваш отец, Сергей Николаевич Горлов меня любил. О первой беременности вы признались мне через три дня после нашей свадьбы и сами захотели операцию, как этого хотела и ваша мать. В колхозах вы были со мной вместе, не выдержали этой жизни, но скрывали это, а то бы вас выгнали из Медицинского института, где вы учились. Затем вы поехали в Бердянск, отдохнуть от колхозных впечатлений. А по приезде из Бердянска мы, по обоюдному соглашению, разошлись. И я тогда не знал, что вы вторично беременны.
Горлова: Это все сплошная ложь!
Кравченко: Я прошу суд вызвать в среду моих свидетелей — которые знали Зинаиду Горлову, когда она была моей женой. Они подтвердят все, мною сказанное. (Горлова опускается на стул, голос ей изменяет). Вы помните Мишу Щербаня и Черникова?.. (Кравченко смотрит в глаза Горловой).
Председатель: Хочет ли он сказать, что предполагает, что сын — не от него?
Кравченко: Нет, я этого не говорю… Я платил за него в клинике. Его принимал проф. Шмундак…
Председатель сердится не на шутку
В эту минуту мэтр Нордманн, все время прерывавший Кравченко, возвышает голос. Он требует, чтобы ему дали возможность задавать свидетельнице вопросы. Это — суд, а не трибунал для речей Кравченко!
Председатель: Мэтр Нордманн, вы были храбрым офицером во время войны, но здесь я не допущу вашего авторитарного тона! Кравченко продолжает рассказывать дальше. Он иногда встречал Горлову на «проспекте», у него есть фотографии, где он снят с сыном…
Горлова: Это он гулял по проспектам, а не я!
