Уильям Манчестер - Убийство Президента Кеннеди
Последней линией обороны, которая должна была стать 22 ноября 1963 года решающей, была быстрота реакции каждого агента — его способность моментально реагировать на критическую ситуацию. Для оценки этой способности существуют стандартные испытания. При вспышке красного светового сигнала испытуемый нажимает тормоз, и результат появляется на шкале с отметками в десятые доли секунды. Подобного рода периодическим испытаниям подвергаются в числе прочих лиц пилоты реактивных самолетов. К сожалению, в число этих прочих лиц не входила охрана президента. Агент Клинт Хилл, к примеру, некогда не слышал об этих испытаниях, которые и сейчас, когда пишется эта книга, все еще продолжают оставаться тайной для Главного управления секретной службы. Даже для экспертов физиологические реакции человека не полностью ясны, однако известно, что его рефлексы замедляются по мере старения организма, а быстрый темп жизни может их еще более замедлить. В системе секретной службы темп этот очень напряжен, а ее традиции требовали, чтобы на постах, наиболее близких к Кеннеди, находились люди постарше. Водителю машины президента в Далласе Биллу Гриру было пятьдесят четыре года, начальнику охраны Кеннеди Рою Келлерману, который должен был занимать место рядом с Гриром, было сорок восемь. Более молодые и подвижные агенты должны были ехать впереди или, в лучшем случае, в машине, следующей за машиной президента.
По закону за любое покушение на жизнь Джона Ф. Кеннеди отвечал Дуглас Диллон. (После убийства президента США Маккинли конгресс возложил ответственность за жизнь президента на министра финансов. ) Секретная служба продолжала входить в состав этого министерства, но с течением времени стала неотделимой от личного персонала президента. Помощник президента О’Доннел использовал агентов секретной службы как посыльных. Во время посадки самолета они распределяли среди зрителей булавки для галстука с изображением торпедного катера «ПТ-109» (на котором служил во время войны Джон Кеннеди).
Предвыборная кампания вызывала у них интерес, и они с удовольствием в ней участвовали, но как агенты охраны они порой чувствовали себя обиженными. Кеннеди, как и Линкольн, отказывался жить в клетке.
— Как можно охранять этого человека! — раздраженно спросил агент у кардинала Кашинга на похоронах Патрика, сына президента.
Молодой президент был активнее Эйзенхауэра и стремился больше быть среди людей, а «участие в политической жизни и обеспечение безопасности несовместимы», как выразился однажды О’Доннел в разговоре с начальником группы агентов секретной службы Джерри Беном. Однако одна из возможностей не охранять президента заключалась в том, чтобы окружить его такой массой ненужных предосторожностей, что он взбунтуется. Супруги Кеннеди считали, что секретная служба проявляла часто излишнее рвение некстати. Сидя как-то в укромном местечке на пляже, Жаклин Кеннеди была расстроена, увидев, как катер береговой обороны с агентами с ревом обрушился на рыбака, сидевшего неподалеку в лодке. Из-за подобных бестактностей президент не был склонен считаться с мнением секретной службы. А это значило, что он мог оставить без внимания хорошие советы так же, как и плохие. Хорошо было, к примеру, что агенты забирались на широкий кузов президентского «линкольна», когда толпы угрожали выйти из-под контроля. Плохо было то, что они находились там всегда. Кеннеди надоело видеть за своей спиной агентов всякий раз, когда он оборачивался назад. 18 ноября, за четыре дня до своей смерти, находясь в Тампе (штат Флорида), он сухо попросил агента Флойда Боринга, чтобы тот убрал с задней части машины «этих шалопаев из „Айви лиг“[17]. Но Боринг не обиделся: в тоне президента не было раздражения. Президент хорошо относился к людям из охраны, и они знали это. К сожалению, случалось, что» они порой допускали бестактность, и когда президент Кеннеди находился с визитом в Венесуэле, за охраной лично наблюдал министр юстиции. Безопасность во время этой поездки была обеспечена стопроцентная, но это не оставило потом каких-либо неприятных чувств. В Венесуэле были особые условия. Там действительно позаботились о безопасности президента. Каракас всегда был и продолжал оставаться заведомо беспокойным местом. За неделю до своего отъезда в Техас Джон Кеннеди сказал сенатору Хьюберту Хэмфри, что президента Венесуэлы Бетанкура могут пристрелить в любой момент.
Никому, однако, включая Байрона Скелтона, не приходило в голову, что сам Кеннеди подвергался куда большей опасности, чем Бетанкур, хотя многие и опасались, что ему не миновать в Далласе неприятностей. Скелтон отличался от других не беспокойством, которое он сейчас испытывал, а своим упорством. В то же время, когда Скелтон звонил в штаб-квартиру Национального комитета демократической партии в Вашингтоне, священник евангелической церкви Билли Грэхем пытался довести свои опасения до Кеннеди через их общего друга сенатора Смазерса. Настроения, царившие в Далласе, были известны. На той же неделе помощник президента Фред Холборн дважды звонил корреспонденту лондонской газеты «Санди таймс» Генри Брэндону; советуя ему принять участие в поездке Кеннеди и Техас, Холборн мотивировал свое предложение том, что там могут произойти неприятности. Таким образом, но рекомендации Целого дома Брэндон оказался 22 ноябри единственным иностранным корреспондентом в Далласе.
И самих Соединенных Штагах сообщение о том, что президент посетит Даллас, вызвало широкую реакцию. Самые поверхностные читатели газет, даже те, кто но мог бы указать, местонахождение этого города на карте, знали, что с ним связан целый ряд опасных инцидентов. В 1960 году во время избирательной кампании толпа взбесившихся домохозяек Далласа встретила Линдона Джонсона плевками, и теперь, когда Леди Бэрд думала о новой поездке в те края, она нервно сжимала кулаки. Совсем недавно, 24 октября, и День Объединенных Наций, там было совершено нападение на представителя США и ООН Эдлая Стивенсона. Когда на следующий день специальный помощник президента Артур М. Шлезингер-младший позвонил ему из Вашингтона в Лос-Анджелес, поздравляя от имени Кеннеди с проявленной им в трудной обстановке выдержкой, Стивенсон заметил, что его потрясла ненависть, свидетелем которой он оказался в Далласе. Он серьезно сомневался, следует ли президенту отправляться чуди, и просил донести его сомнения до сведении Кеннеди. Шлезингер положил трубку, а затем заколебался: он сомневался, нужно ли это делать? Поездка состоится, как запланировано. О’Доннел увидит и ого действиях, лишь подтверждение своего мнения о Стивенсоне как о суетливом старом человеке. Отношения между президентом и его представителем в ООН будут испорчены без всякого основания. Шлезингер все еще пребывал в нерешительности, когда вновь раздался звонок и Стивенсон взял назад свои возражения. Шлезингер решил, что, вернувшись из Далласа, Стивенсон вновь увидел все в правильном свете.
Возможно, что дело обстояло как раз наоборот. Эдлай, вероятно, более правильно оценивал положение, находясь на месте. Теперь трудно судить об этом, поскольку на воспоминания всех, кто подавал сигналы, наложили свой отпечаток происшедшие события. Одна черта была, однако, общей для всех них: чем ближе наблюдатель знал Даллас, тем серьезнее он был озабочен. Шофер главы, правительства Билл Грир, ирландец по происхождению, сохранял спокойствие, считая, что поездка на автомашине внутри страны безопасна. Посещение морских портов, где проживает много иностранцев, было, по его мнению, связано с большим риском. У секретной службы Даллас имел в общем репутацию трудного города, а лица из окружения вице-президента допускали, что Джонсон также может стать объектом демонстрации. Старые агенты секретной службы знали, однако, по опыту, что местное население воспринимает визит президента как честь для себя и что это чувство берет верх над партийными убеждениями, отступающими на задний план. Советники Кеннеди, которым репутация Далласа была известна — министр финансов Дуглас Диллон, специальный советник Теодор К. Соренсен, помощник Сэлинджера Малколм Килдаф, — считали, что дело может ограничиться несколькими неодобрительными выкриками. Для конгрессменов-демократов от Техаса — Гонзалеса, Олина Тига, Джима Райта, живущих в Вашингтоне, — перспективы этой поездки представлялись более зловещими. Они ожидали пикетчиков с плакатами или града тухлых яиц. Маленькая группа представителей республиканской партии в Капитолии от штата Техас заметалась, стремясь уйти в кусты. Сенатор Джон Тауэр отказался от приглашения в Даллас на 22 ноября, а конгрессмен Брюс Элджер отменил устраиваемый в тот вечер в его честь банкет в далласском отеле «Марриот». Техасцы, находившиеся у себя дома в Техасе, нервничали еще больше. Коннэли сказал Кеннеди, что, по его мнению, публика в Далласе «слишком эмоциональна» и что решение об остановке там следовало бы пересмотреть. Один издатель в Остине, рассуждая по поводу предстоящей поездки президента в Даллас, предсказывал, что «во время этой поездки с ним обязательно что-то случится».
