Юрий Дьяков - У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы
В отношении борьбы с авиационной боязнью, мы знали, что идем на фронт, и еще в пути нам будут встречаться самолеты. Поэтому мы внедрили в сознание бойцов, что самолет можно пробить не только из зенитной пушки, но из винтовки, автомата и противотанкового ружья. Мы приводили примеры из газет, как сбивают самолет из винтовки, и внедряли в сознание бойцов необходимость ликвидации этой боязни. Третий вопрос, который был поставлен, о том, чтобы отлично стрелять и, прежде всего, комсомольцам. В период боевой подготовки мы имели у себя около 3 тысяч комсомольцев. Была поставлена перед ними задача, чтобы среди них было 25 % снайперов, а остальные стреляли только на «хорошо» и «отлично».
И вот, ставя изо дня в день такие вопросы, мы сумели добиться такого положения, что дивизия была проверена. В августе месяце маршал Советского Союза тов. Ворошилов проверял нашу дивизию в смысле боевой подготовки. Была назначена комиссия, которую возглавлял ген. Новосильцев, а тактические вопросы проверял тов. Ворошилов лично, и он сделал вывод, что дивизия подготовлена хорошо. Тема по наступлению, которая была нам дана, была выполнена на «хорошо». Тов. Ворошилов дал ряд указаний, которые легли в основу доработки этих вопросов в течение 6 дней.
Перед отъездом на фронт мы провели большую партийно-политическую работу. Созвали совещание всего партийно-политического аппарата и поставили на нем вопрос о том, чтобы приехать на фронт, не имея ни одного отставшего бойца и политработника в пути следования. Провели и комсомольские ротные собрания. Результатом этой работы было то, что мы приехали на фронт, не имея ни одного дезертира. Был единственный случай, когда красноармеец из нашей штабной роты уронил свой обрез-карабин. Пришел командир штабной батареи и сказал, что красноармеец потерял карабин километра три отсюда. Мы послали его обратно искать свой карабин, и примерно часов через 5 он возвратился обратно, мокрый как мышонок, с карабином. Таким образом, у нас не было отстающих. На фронт мы привезли 12 тыс. человек. Ехали семь суток.
Дни 28, 29 и 2 ноября были очень тяжелыми дня нас, потому что людей осталось очень мало. Нам звонят из армии и спрашивают, где, сколько и на каком расстоянии находятся ваши люди. Мы им объясняли, что на большом расстоянии осталось 17 человек […].
В период пребывания в Сталинграде, несмотря на сильные бомбежки и бои, партийно-политическая работа не прекращалась, что обеспечивало мужество, стойкость, отвагу и беспримерную преданность бойцов в обороне и наступательных действиях. Партийная и комсомольская организация 339‑го и 347‑го полков собирались каждый день.
Действия наших войск на всех фронтах бойцы знали из сводок Совинформбюро, которые мы доводили до них каждый день. Работу нашего тыла бойцы также знали. Газеты мы получали редко, но у нас был свой радиоприемник, мы печатали сводки, размножали их и распространяли по частям.
Каждый замполит имел план политического обеспечения на каждый день. Если на завтра должен идти бой за какой-то дом, замполит пишет план из трех вопросов: 1) подготовительная работа до боя 2) работа во время боя и 3) итоги боя и выводы из него.
Мы часто использовали отзывы в печати Англии и Америки о стойкости Сталинграда. Мы во что бы то ни стало старались довести эти отзывы до всех бойцов и командиров. Все, что печаталось на страницах нашей печати о Сталинграде, каждый политработник старался довести до сознания бойцов. Партийно-политический аппарат: т.т. Совчинский, Белугин, Сидоров, Петраков, работники политотдела: т.т. Херувимов, Полянский, Савченко, Максин, Ингер…
Ингер и другие всегда находились в окопах с бойцами. Весь партийно-политический аппарат награжден за свою работу.
Когда я приходил в подразделение, первый вопрос, которым я интересовался, был вопрос быта, накормлен ли боец. В Сталинграде мы имели свою баню и мылись там. Помню, как мы с генералом пошли мыться в баню, а налетела саранча и стала бомбить. Баню мы вырыли в том месте, где были зарыты фрицы, и там стоял зловонный запах трупов. Несмотря на это и на то, что налетели бомбардировщики, мы продолжали мыться.
Политаппарат не только был активным пропагандистом, но многие участвовали в боях и ходили в атаку. Так, например, Петраков сражался, ходил в атаку, тов. Херувимов принимал участие в штыковой атаке, майор Сидоров, зам. комиссара по политчасти, противотанковым ружьем подбил […] танка и истребил много фашистов. Он был ранен вместе с Калининым в […] бою.
Я лично не знаю у себя ни одного такого политработника, чтобы не принимал активного участия в боях.
Будучи в Котлубани, я ходил в бой и в Сталинграде участвовал в боях. Совчинский и Белугин прекрасно действовали в боях. Майор […рев], будучи ранен, не уходил с поля боя. Наряду с этим он был активным пропагандистом.
Партийная комиссия работала непосредственно в окопах и принимала там в партию. На фронте не требовали от товарищей рассказывать устав и программу партии, а достаточно было оправдать доверие партии геройским поступком, чтобы получить партийный билет.
В связи с 25-летием РККА мы принимали письмо тов. Сталину от защитников Сталинграда, которое подписали все бойцы 62‑й армии…
В Котлубани первый раз пришлось повстречаться с танками на высоте 154,2. Тогда шло до 40 танков. Мы с командиром дивизии 17 сентября были на НП. Тогда шли танки на 351‑й и 347‑й полки. Я вызвал двух инструкторов политотделов и сказал им, чтобы они шли в противотанковые подразделения поддержать дух бойцов при борьбе с танками, чтобы не сломить нашу стойкость. Получив указания, они ушли и стали убеждать всех стоять «насмерть», танки не пропустить. Когда пошли танки, был открыт сильный ураганный огонь противотанковой обороны. Весь артиллерийский полк стоял под высотой, и там около 12 танков сразу вывели из строя. Остальные повернули и пошли обратно. Тут каждый боец своими собственными глазами увидел горящие танки и убедился в том, что танки не так страшны, если с ними принять борьбу. Когда бойцы сидели в щели, мы говорили им, что танкист не видит бойца из смотровой щели, когда тот сидит в окопе, и подойдя близко на 5 метров, он застрелить его не сможет. После этого мы пошли в атаку на высоту. Я ходил вместе с Белугиным, и он был там ранен. Потом? командир дивизии прислал за мной, чтобы я не оставался на высоте. Высоту мы взяли небольшой горсткой людей. Там нам пришлось тяжело.
27 сентября мы получили приказ о выходе нашей дивизии в тыл, в резерв, а 28 мы получили приказ выехать в Сталинград, и 30 числа быть уже в Сталинграде. Посмотрели по карте – 250 километров. Но приказ надо выполнять. То, чего мы желали, сбылось – мы поехали в Сталинград. Когда народ узнал, что мы едем непосредственно в Сталинград и будем переправляться с правого на левый берег Волги, а затем снова на правый берег, народ принял это с радостью.
Нам пришлось идти обходом. Тут мы стали разъяснять людям традиции защиты Царицына. В Сталинграде мы основным стержнем своей политической работы делали вопрос обороны Царицына роль товарища Сталина, тов. Ворошилова и Пархоменко в обороне Царицына. Когда еще к нам приезжал Маленков и Жуков, они говорили о том, что тов. Сталин сказал, чтобы Сталинград не сдавать, каких бы усилий это не стоило. Умереть, но из Сталинграда не уйти. Дальше они рассказали, почему: за Сталинградом идет степь, затем Куйбышев и Москва. Все это мы повторили бойцам и предупредили, что нам грозит, если мы сдадим Сталинград.
Переправились все наши полки, кроме одного артиллерийского полка, который остался на левом берегу. Я проверял, как артиллерийский полк занимал огневые позиции, и ночью также приехал в Сталинград. На правом берегу были командиры батарей, командиры дивизионов и связисты, человек 200–250 артиллерийского полка остались на левом. Нужно сказать, что наш артиллерийский полк и в Котлубани, и в Сталинграде показал себя очень хорошим полком. В Сталинграде еще легче сохранить материальную часть, но и в Котлубани, несмотря на непрерывный авиационный огонь, они сохранили свои пушки, а разбитые ремонтировали, быстро их восстанавливали, и материальная часть не выходила из строя. По степени подготовленности артиллерийский полк оказался хорошо подготовленным полком. Не было случая, чтобы полк стрелял по своим, он бил всегда по указанной цели.
В Сталинграде сначала наступал 351‑й полк…, для наступления и заняв завод Силикат. Перед отправкой нас на правый берег Волги в каждом полку, батальоне и роте были проведены митинги. Мы говорили: «Видите Сталинград. Вот стоят заводы, вот Волга – широкая русская река, вот?? дома Сталинграда – города, где жил великий Сталин. Мы оформлялись на берегах длинного седого Иртыша, а сейчас приехали на широкий берег русской реки Волги. Там мы учились, а тут будем претворять в жизнь учебу. Когда-то тов. Сталин на этих берегах приказал угнать с берега все плоты и лодки, чтобы они не смущали бойцов и не нагоняли страха. Поэтому и мы, переехав на правый берег Волги, угоним все лодки обратно, чтобы они не смущали бойцов, которым нужно идти только вперед».
