Эдуард Филатьев - Бомба для дядюшки Джо
«Первый экземпляр атомной бомбы будет собран Конструкторским бюро № 11 (проф. Харитон) в ноябре 1948 г…».
Итак, физики пообещали вождю, что бомба будет сделана через год!
Однако суровая действительность дарить подарки учёным-ядерщикам не собиралась. Поэтому, несмотря на колоссальное напряжение сил, огромные затраты времени и средств, сроки, установленные самой курчатовской командой, продолжали срываться.
Проблемы возникали повсеместно.
Особо критическая ситуация сложилась на заводе № 817. Чтобы хоть как-то выправить положение, Спецкомитет постоянно направлял на Урал в длительные командировки Ванникова, Завенягина, Курчатова и других специалистов по «подстёгиванию».
Инженер Борис Брохович вспоминал:
«Обстановка была суровой и напряжённой, если не сказать больше. Верховное руководство проблемой Берией, его методы управления и контроля не помогали. Продолжалось отставание строительства, несмотря на снятие с работы начальника строительства генерал-майора Л.Д. Раппопорта и директора завода № 817 Е.П. Славского. Усложняли обстановку и работу «могучей кучки» во главе с Б.Л. Ванниковым и И.В. Курчатовым неувязки в проектах. Каждое техническое решение вырастало в проблему потому, что всё делалось впервые…
Положение архисложное!».
11 октября 1947 года Спецкомитет собрался на своё сорок пятое заседание в минимальном составе: Ванников, Курчатов, Махнёв и Первухин. Был рассмотрен вопрос «О ходе выполнения заказа № 1859» (строительство завода № 817). Отсутствие членов политбюро не помешало комитетчикам самым строгим образом спросить с представителей семи (!) министерств, которые «… не обеспечили в установленный срок поставку оборудования и материалов». Для ликвидации недопоставок виновным дали предельно сжатые сроки.
24 октября — новое заседание. И вновь — в неполном составе: Ванников, Завенягин, Курчатов, Махнёв и Первухин. Громы и молнии снова обрушились на нерадивых чиновников по полной программе:
«Обязать Министерство… в 2-дневный срок представить Специальному комитету.
… в 3-дневный срок проверить…
… в 5-дневный срок доложить…
… в недельный срок проверить…».
А тут ещё возникли сложности и с ураном!..
Казалось бы, из Германии было вывезено вполне достаточное количество урановых солей. Однако понадобились титанические усилия доктора Николауса Риля и его немецких коллег, работавших на заводе № 12, прежде чем удалось выйти из тупика, в котором оказались советские атомщики.
Вклад доктора Риля
Николаус Вильгельм Риль родился в 1901 году в Санкт-Петербурге в семье немецкого инженера фирмы «Сименс». До 1919 года жил в России, затем его семья переселилась в Германию. Там с 1924 года Николаус стал работать в берлинском Институте химии кайзера Вильгельма. Окончив в 1926 году Берлинский университет, перешёл в Акционерное общество «Ауэр». Вёл работы в области люминесценции, химии редких элементов, химии света, биофизики. Участвовал в немецком урановом проекте, занимаясь разработкой технологии производства чистого металлического урана из руды, которую доставляли из Бельгии.
Вот как описан этот человек в романе Даниила Гранина «Зубр»:
«Николаус Риль происходил из прибалтийских немцев. Начинал он работать как физик у таких великолепных учёных как Отто Ган и Лизе Мейтнер. Высокие нравственные правила этих физиков, несомненно, повлияли на Риля. Придёт день, когда это поможет ему совершить выбор. Но путь его был витиеватым».
В Германии Риль встретился с другим выходцем из России, биофизиком Николаем Владимировичем Тимофеевым-Ресовским, которого в 1925 году пригласили на работу в берлинский Институт по изучению мозга. Молодые люди подружились. На людях говорили по-немецки, оставшись наедине — по-русски.
После прихода к власти нацистов, Ресовский мог вернуться на родину. Но он остался в Германии. Кто знает, может быть, на это решение как-то повлиял и Николаус Риль.
В романе Гранина о той поре в Германии говорится так:
«В первые годы фашизма Риль был вдохновлён возможностями, которые открылись перед ним, — применить свои способности физика в промышленности. Надо поманить, что изнутри для немецкого обывателя фашизм выглядел совсем иначе, чем снаружи. Всё в гитлеровской Германии делалось под лозунгом: для блага народа, во имя будущего великой Германии! Это создавало иллюзии. Да, конечно, антисемитизм, национализм — плохо, но зато отчизна воспрянет».
После капитуляции Германии Тимофеев-Ресовский (это у него было прозвище — «Зубр») был арестован и как пособник нацистов осуждён на долгие годы лагерей. После Лубянки, Карагандинского лагеря и лазарета МВД (там он лечился от истощения и пеллагры, вызванной недостатком в организме витаминов) его направили в уральскую шарашку (Лабораторию «Б» МВД СССР). Туда обессиленного учёного (он уже не мог самостоятельно передвигаться) доставили на носилках.
Рилю повезло больше. Дав согласие участвовать в Атомном проекте страны Советов, он был доставлен в город Ногинск Московской области, где вместе с другими немецкими учёными приступил к переоборудованию завода «Электросталь» в урановое предприятие. Уже в конце 1945-го там началась переработка оксида урана.
Риль прекрасно говорил по-русски, и многим из тех, кто с ним работал, даже в голову не приходило, что он немец. Все называли его Николаем Васильевичем.
В те послевоенные годы завод № 12 был обнесён двумя рядами колючей проволоки, о которой Риль спустя много лет напишет, что она была нужна…
«… чтобы строительные рабочие, занимавшиеся переоборудованием завода, не могли покидать его территорию… Эту работу выполняли в основном заключённые, преимущественно советские солдаты, вернувшиеся из немецкого плена. По возвращении на родину их встречали не цветами и танца. ми. Вместо этого они получили несколько лет заключения за то, что проявили трусость на поле боя».
Сохранилось письмо, написанное Завенягиным, Малышевым, Первухиным, Антроповым (зам. начальника ПГУ) и Курчатовым:
«2 октября 1946 г.
Сов. секретно (Особая папка)
Товарищу Берия Л.П.
В ближайшее время необходимо организовать проектирование цехов для выделения металлических плутония и урана-235. Для обеспечения высокого качества технологической части проекта цехов мы считаем целесообразным привлечь к разработке технологии д-ра Риля, имеющего большой опыт по приготовлению чистых металлов…
Было бы также весьма целесообразно привлечь доктора Риля для консультации по проекту химического цеха "Б" завода 817.
Просим Вашего решения».
Доктор Риль справлялся с любым заданием, которое ему давали. 5 марта 1947 года вышло постановление Совмина СССР № 416-17бсс/оп:
«Совет Министров Союза ССР ПОСТАНОВЛЯЕТ:
1. Премировать:
Риля Н.В. — доктора, начальника лаборатории — суммой в 350 000 руб. (50 % установленной премии) и автомашиной «Победа,» за разработку технологии получения чистых специальных металлов.
Для премирования остальных научных и инженерно-технических работников, рабочих и служащих научных организаций и предприятий, принимавших участие в разработке и освоении предложенной доктором Рилем технологии производства чистых специальных металлов, выдать в распоряжение т. Завенягина А.П. 175 000 руб. (50 % установленной для этого премии)».
Завершал постановление правительства пункт пятый:
«5. Обязать министра финансов СССР (т. Зверева):
… б) оплатить за счёт государственного бюджета стоимость и расходы по доставке автомашины «Победа», выданной настоящим Постановлением в премию доктору Рилю Н.В.
Председатель Совета Министров Союза ССР И. Сталин».
Это непонятное излучение
Немало забот доставляла тогда советским физикам явление радиоактивности — это загадочное излучение, идущее из недр атомов, было неподвластно учёным.
Ефим Славский, который тогда постоянно находился на уральском комбинате № 817 (был там сначала директором, затем — главным инженером), впоследствии рассказывал:
«Когда на комбинате работали, со временем не считались вовсе. Спали два-три часа в сутки, нередко в производственных корпусах, напряжение колоссальное. Народ — самоотверженный.
Вспоминаю нашего классного мастерового Ивана Павловича Фролова-Домина, который оказал нам столько замечательных услуг, а Игоря Васильевича, можно сказать, спас…
В ту ночь на реакторе дежурил Игорь, Васильевич. Надо проверить, загрузить свежие урановые блочки, заключённые в алюминиевые оболочки. Он через лупу рассматривал, проверял, нет ли повреждённых. У нас была сигнализация устроена так: если радиоактивность увеличивалась больше положенной нормы, включалась звуковая сигнализация. Но так как у нас «гадость,» была большая, то мы вообще выключали эти звонки и за. гуёшли световую сигнализацию.
