Сергей Есин - Дневник. 2009 год.
Сообщали, что восстановление Саяно-Шушенской может обойтись в 40 миллиардов рублей. Оказывается, повреждены были не два, а пять агрегатов. 60 человек все еще «пропавшие без вести», т. е. на дне двадцатипятиметрового, затопленного водой колодца машинного зала или смыты водой.
20-21 августа, четверг, пятница. Два дня сидел дома и работал над романом. К вечеру пятницы седьмая глава почти закончена, как-то все живо пошло, и остался лишь последний, «самый современный эпизод». Им, наверное, станет авария на Саяно-Шушенской ГЭС. Слушал все передачи, читал статьи в «Российской газете». Из довольно уклончивого интервью председателя правительства Хакасии привожу несколько фрагментов. «Между тем оставалось непонятно, куда растворилась пятая часть акций станции, которую правительство Хакасии в свое время передала собственникам в обмен на гарантированные льготы по тарифам на электроэнергию. Есть постановление за подписью Черномырдина, есть решение арбитражного суда о том, что это соглашение бессрочно, однако про льготы как бы забыли». Основным словом здесь было «собственники». Судя по всему, это не государство, потому что дальше Виктор Зимин говорит: «Статус стратегического объекта был понижен, государственное влияние на его безопасность практически свелось на нет».
Вечером в пятницу вместе с С. П. и его сестрой Олей поехали в театр Гоголя на спектакль по Оскару Уайльду «Веер леди Уиндермиер». До начала спектакля заходил к С. И. Яшину, занес ему «Российский колокол» со статьей о театре. Хорошо поговорили. Спектакль старый, но еще держит все очарование премьеры. Собственно, я пришел смотреть Светлану Брагарник, которая, как и всегда, показала себя великолепной актрисой. Поначалу, опять-таки, как и почти всегда, я ее не принял, она потяжелела и, казалось бы, не соответствовала возрасту героини, но, как всегда, она завоевала любовь зрителя и вторую половину спектакля сработала с подлинным трагическим блеском. Правда, местами, как мне показалась, она чуть «косила» под мою любимую Доронину, но здесь есть и что сравнивать – трагическое поле Дорониной и мощнее, и разнообразнее. Еще раз подивился таланту Яшина: так замечательно все выстроить, с той долей современности и иронии, без которых и не может существовать эта салонная пьеса. Как обычно, гениальной оказались декорации Лены Качалаевой, жены Сережи. Все происходит на фоне лондонских знакомых пейзажей, сотворенных из тюля: Биг-Бен, Вестминстер, и все это на почти вольной сцене. Особенно восхитило меня какое-то непонятное облако над сценой – то ли туман, то ли старинная мистика.
22 августа, суббота. Я догладываю мослы своего романа. С. П. утром поехал провожать сестру, – один на дачу я уже давно старюсь в целях безопасности не ездить, – я ждал его и Володю с Машей и поэтому утром опять сидел за компьютером, вытягивая финал. Одновременно досматривал мемуары Челлини, эпизоды из которого я задумал вставить в текст об Италии и отчеркивал сцену «побега» в книге Казановы. Книгу Челлини я взял в библиотеке, когда последний раз был в институте, а Казанова отыскался на моих полках. Любопытно, что и Челлини есть у меня где-то дома, но его надо было отыскать, а он куда-то скрылся в развалах. Делал я это специально заранее, потому что знал, что когда вернусь в воскресенье, то наверняка замотаюсь. Я хотел, чтобы Ксюша, наша новая лаборантка, это все мне выпечатала.
Из Москвы выехали часа в три. Уже на даче, куда мы приехали поздно, после всех заездов за продуктами в «Перекресток», я еще раз подумал, что, в известной мере, дача меня спасает. Два дня в неделю, когда я дышу другим, чем в Москве, воздухом, хорошо благодаря стараниям С. П. ем, сижу в бане, а главное, это единственное место, где я высыпаюсь, – дача меня спасает.
За рулем от начала, от моего дома, с заездом к С. П., за рулем все время был Володя. Это очень облегчает мне жизнь, позволяя мне всю дорогу грызть тыквенные семечки. Участвовать в отгадывании кроссворда, которое кипит на заднем сиденье и даже прикладываться к «медовухе», которую С. П. купил в предчувствии своего скорого дня рождения. Естественно, параллельно со всем этим я обдумывал и то, как закончу роман.
Довольно долго сидели в бане, о чем-то разговаривали, до бани смотрели по НТВ любимую программу простого народа «Максимум». Прелесть этой передачи – в ее какой-то восхищенно-мстительном характере и в том, что ее содержание при всем обилии в ней знаменитых лиц немедленно забывается. Что касается телевизионных споров, то Маша большой специалист по «Дому-2», который она смотрит страстно и с подробностями много лет. В известной мере Володя тоже воспитанник телевидения. Схватились, естественно, по поводу Ленина, о котором, так же как и о былом, никто ничего не знает, но судят.
23 августа, воскресенье. Поднялся несколько позже, чем обычно, чуть ли не в девять. Иногда я рад, что молодежь засиживается почти до утра за пивом, а потом чуть ли не до трех часов спит. Это мое время, я спокойно читаю, принимаю лекарства, медленно встаю, разминаюсь в спортивном зале, поливаю огород, смотрю на цветы, обрываю последние ягоды с кустов черной или красной смородины, снова ложусь или открываю компьютер на террасе возле открытого окна. В общем, если говорить сразу, то уже под вечер, близко к отъезду, часам к пяти я с облегчением написал последнюю фразу в седьмой главе. Роман окончен.
Сразу скажу о новом чувстве, которого раньше я не испытывал, хотя не первый раз заканчивал роман и ставил последнюю точку. Но это был особый роман, во-первых, он писался под топором «поспеть в номер» – каждые два месяца, хочешь или не хочешь, пишется или не пишется, но положи на стол Ирочки в «Российском колоколе» главу. Здесь никто не станет считаться, есть у тебя «вдохновенье», успел ты что-нибудь придумать или не успел – вынь да положь. Сроки висели, как срок к расстрелу. Во-вторых, роман очень трудный потому, что ты зависишь не только от собственной фантазии и работоспособности, но еще и от того, соберешь ты материал или не соберешь – роман, где свирепствовала подлинная документальная основа, которую надо было умело заворачивать в придуманный сюжет. Так вот, это было чувство немыслимого освобождения. Будто бы изменился свет, и я уже по-другому, более открыто и свободно, смотрю на мир. Кстати, когда я сказал об этом С. П., он поделился со мною и своим наблюдением: два последних месяца на моем лице все время полыхала какая-то «лирическая смурь».
Маша встала, как обычно, первой. Самым талантливейшим образом она умеет организовать Володю на работу по даче. На этот раз на нем были запланированные ремонты водосливов. По крайней мере, после обеда он кое-что сделал на крыше.
В Москве сразу принялся варить варенье по рецепту Гали Шимитовской, с остановками и продолжениями на следующий день. Сварил так, как я не люблю, густую коричневую массу. Мама умела варить варенье прозрачное, когда чувствовался аромат ягод.
24 августа, 25 августа, понедельник и вторник. Собственно, оба дня прошли совершенно одинаково. Утром я в девять уезжал на работу, а вечером около восьми возвращался. Естественно, так уставал, что ни о какой творческой работе речи уже не шло, поэтому заполняю дневник по памяти уже во вторник.
В понедельник шло собеседование с ребятами, поступающими в семинар сначала И. Л. Волгина, потом в семинар С. Ю. Куняева. Ни в том, ни в другом семинаре почти нет лидеров. Две тенденции, повторившиеся потом на следующий день и в большом семинаре А. Сегеня. Во-первых, много ребят, поучившихся два, а иногда три года в других и часто технических вузах, а потом решивших, что это не их дело. Это означало, что после десятилетки сломя головы, куда бы ни попасть, бежали в любой вуз, а потом взрослели и понимали, что всю жизнь с нелюбимой работой, как с нелюбимым человеком, прожить нельзя, и теперь пытаются перебраться к призванию. Во-вторых, чрезвычайно низкий общий уровень школьного образования. К этому я отношу и полное пренебрежение к отечественной литературе, вкус к которой, видимо, отбит со школы. Когда ребят спрашиваешь о современных отечественных писателях и писателях второй половины ХХ века, то почти всегда натыкаешься на полное незнание. Я задаю себе вопрос, зачем идти в отечественную литературу, которой не знаешь? Но ведь и литература обеднела, она, лишенная заинтересованных читателей, лениво критикует текущий строй и, лишенная идей, не знает, о чем же ей писать. Я думаю, что и любовь современных будущих писателей к так называемой фэнтези проистекает от полной опустошенности нашей идеологии. Без внутренней идеи между капитализмом и воспоминаниями о социализме. И капитализм-то без Бога тоже нехорош.
Обедал с ректором, он сказал, что в 80 государственных вузах недобор студентов. Этот недобор есть даже в МГУ. Я этому не удивился, мне казалось, что последнее время очень энергичный В. А. Садовничий больше интересовался своей судьбой, нежели результатами набора. Как я и предполагал раньше, мы набрали свой контингент полностью, несмотря на так называемую «демографическую яму».
