Юрий Евич - В окопах Донбасса. Крестный путь Новороссии
Но вернемся к событиям того дня, первого дня наступления на Углегорск. Ближе к ночи к нам на медпункт прибыл человек, черный от копоти, и я его просто не узнала. Только когда он позвал меня по имени, узнала голос. Это был Капа, офицер, командир роты Спецназа ДНР, у которого мы раньше служили. Рассказал, что попал в помещение, которое потом подожгли фашисты. Получил ранение, но, пользуясь приближающейся темнотой, сумел выбраться и попасть к своим. Оттуда отвезли к нам. Рассказал диспозицию наших сил на тот момент. Юрий Юрьевич принял решение нашим экипажем ехать в Углегорск и посмотреть все своими глазами. Приехали в Углегорск. В школе располагалось подразделение МГБ вместе с их командиром М. и другими бойцами, которых мы знали со времени нашей совместной службы. Сидели в здании школы с выбитыми стёклами и грелись у костра. В домах рядом разместились ребята из СОБРа. И его мы хорошо знали. Недалеко от них в девятиэтажке стояли ребята из Спецназа. Поехали мы туда. Узнали, что помощь наша пока не нужна, но попросили сопроводить их к сгоревшему дому, в котором нужно было забрать тело погибшего там бойца. Просил Нинзя, который уже поправился после ранения и стал командиром отделения. Мы поехали. Они на машине, какой‑то большой джип. А следом наш МТЛБ, для прикрытия. По всему городу активно стреляли, и велика была вероятность нарваться на какое‑то блуждающее вражеское подразделение. Съездили мы туда, ребята забрали обгоревшее тело своего друга, а мы вернулись обратно в наш медпункт.
По дороге у нас Юрием происходил спор. Он предлагал сейчас сворачивать медпункт на ЦОФ и перебазировать его прямо в Углегорск, поближе к передовой и бойцам. Мы с Красным пытались его переубедить. Во‑первых, уже ночь и ехать довольно опасно. Во‑вторых, город еще не полностью под контролем наших сил. Могло случиться все что угодно в любой момент. В‑третьих, в городе нет ни воды, ни света, ни целых домов там, где мы ехали. Но переубедить не удалось. При всем моем безграничном уважении и любви к Юрию, не могу не отметить, что он отличается феноменальной упёртостью. Если уж что решил — никто не переубедит. Пришлось нам сворачивать наш медпункт и среди ночи ехать в Углегорск. Коллектив роптал, но все‑таки мы выехали. Это говорит о том, что у Юрия Юрьевича был авторитет в коллективе и хоть его приказ многим показался неверным (мне в том числе), но его все выполнили. По дороге не обошлось без приключений. Наша кавалькада чуть не застряла на участке, где нужно было объезжать участок дороги, перегороженный подбитой техникой, еле прогребли по снегу. Приехали к школе и стали там на ночевку. В том же помещении разожгли еще один костер для тепла и стали ждать утра. Я же увела Юрия Юрьевича в другое помещение, подальше от наших коллег и в «очень мягкой форме» начала ему объяснять его ошибку. В конце концов он сдался и признал, что в этом случае был неправ. Ночь тянулась очень долго. Город обстреливали. Я вышла в холл, где сидели и дремали вокруг костра наши ребята. В нос сразу ударил очень едкий запах, глаза заслезились, и из бочки, в которой горел всякий хлам, повалил едкий сизый дым. Несмотря на отсутствие окон, дым не рассеивался, а стелился по земле и им дышали спящие люди. Позвала Юру, и мы стали будить спящих ребят и выводить на улицу. Слава богу, никто не пострадал. Надышались только этой гадости. Видимо, кто‑то, подбрасывая дрова в костер, случайно бросил какой‑то пластик.
Всех вывели на улицу и начали готовиться к отъезду, пока не начало светать. Юрий осознал свою ошибку и перед всеми сотрудниками извинился. Это тоже нужно иметь мужество, признать свою ошибку и попросить прощения. Но переубеждать его было сложно. Вернулись на ЦОФ. Несколько человек осталось там для того, чтобы снова развернуть полевой медпункт, а основной состав поехал в Горловку отдохнуть. Это было необходимо всем.
Следующий день я провела в госпитале, а Юрий с Красным опять поехали в Углегорск. В тот день там был Александр Захарченко, были журналисты, снимавшие репортаж из города буквально под минометным огнем.
Все телеканалы облетело видео сгоревшего дома на площади и сгоревшей вражеской техники перед ним. Раненых в этот день было уже меньше. Наш МТЛБ использовали для эвакуации подбитой техники — нашей и вражеской. Оказалось, что наша мотолыжка была едва ли не единственной на всю бригаду с приданными подразделениями, которая была на ходу, и наш мехвод имел достаточно мужества и мастерства, чтобы осуществлять эвакуацию техники под огнем и по заминированным участкам.
На следующий день по дороге на Углегорск встретили огромную автоколонну с привязанными на антеннах белыми ленточками — это беженцы. До этого люди не могли покинуть оккупированный город. На блокпостах их просто не выпускали укровояки. Въехав в город, увидели толпу идущих нам навстречу местных жителей. Эти люди пережили несколько месяцев оккупации карателями их города. Я сидела на броне, смотрела на колонну этих людей, и у меня текли слезы. Так страшно было видеть это — старики, инвалиды и люди с маленькими детками — все шли с какими‑то сумками и свертками на окраину города, откуда их должны были эвакуировать в Горловку и Енакиево. Юрий направил голову колонны на тот переезд, на котором мы вчера были. Там стояли наши бойцы. А сами помчались в Горловку. Людей эвакуировать нужно было немедленно. Не дай бог обстрел, а там в одном месте собралось такое большое количество людей. На ЦОФ, около нашего медпункта уже стояли автобусы, выделенные городом для эвакуации пострадавших мирных жителей. Эту колонну направили на переезд и очень быстро всех людей вывезли на территорию ЦОФ. Вывозили и на военных грузовиках и на нашей мотолыжке. В нашем медпункте кому‑то оказывали помощь, кормили бутербродами, печеньем и чаем. Продуктов было немного, для дежурившей смены, но позвонили в госпиталь, и старшина Надежда Дмитриевна приехала к нам с продуктами. Осталась помогать. Нужно было переписать всех людей, которые прошли через наш импровизированный эвакопункт, чтобы потом люди могли найти друг друга. Потом Надя мне сказала, что мы вывезли больше 500 человек.
Но это только те люди, которые смогли выбраться сами. А сколько таких, которые не в состоянии сделать это самостоятельно. На нашем медпункте, когда записывали данные людей, спрашивали их о тех, кто остался и не смог выехать самостоятельно. Записывали адреса. Попросили одного молодого человека из местных, чтобы он поехал с нами. Мы же не знали города, а адресов было довольно много. С нами увязался молоденький журналист из «Лайф Ньюс», кажется. Поехали в город. Жуткое зрелище — пустой город, битая сгоревшая техника. Оборванные электропровода.
И такая жуткая тишина. Слышно только свои шаги, которые эхом отдаются от пустых домов. И дома с выбитыми стеклами. Не слышно птиц, нет ни собак, ни кошек. Мёртвый город. Подъехали к местной больнице, там в подвале прятались люди. Пошли вниз. Наши водители через какое‑то время поднимаются и говорят: «Ангел, спустись ты, люди боятся и никому не верят. Для них каждый человек в форме несет угрозу. А ты — женщина. Может, тебе поверят». Я спустилась, там было около трех десятков людей. И детки были. Поговорила с ними, успокоила. В моей медсумке всегда была с собой шоколадка. Я отдала её деткам и начала выводить людей наверх. До поздней ночи колесили по городу и собирали людей. Поиски и эвакуация мирного населения продолжались несколько дней. Помню, как спасли двух пожилых женщин — мать и дочь. Старшей женщине за 90, младшей где‑то 60. Они просидели в подвале почти две недели. Только иногда женщина поднималась наверх в квартиру за какими‑то продуктами и чтобы посмотреть, что творится вокруг. А старушка уже не могла ходить. Её выносили мужчины не одеяле. Положили в нашу машину «Скорой помощи». Всю дорогу она держала меня за руку и в глазах стоял какой‑то животный ужас. Я представила себе, что пережила эта старушка, которая помнит еще ту войну, Великую Отечественную, и мне становилось не по себе. Женщин перегрузили в хорошую «Скорую»‑«Пежо» и отвезли в Горловку.
А мы продолжили наш поиск. В одном месте к нам подошла женщина с необычной просьбой — отвезти тело умершего гражданского на кладбище. Не помню, кем ей приходился этот человек. У неё уже не было ни слез, ни эмоций. Просто тупая безысходность. Покойник лежал прямо во дворе, накрытый листом шифера. На кладбище она уже договорилась, нужно было только отвезти. Что мы и сделали. Наверное, чувства на войне все‑таки притупляются, иначе просто можно сойти с ума, если воспринимать всё по‑человечески, через сердце и душу — с полной глубиной эмоций.
Когда городок Углегорск уже был под полным контролем наших сил, на переезде на окраине города решено было сделать как бы промежуточный медпункт. Там стояла машина «Скорой помощи», что‑то из бронетехники и медики из нашей роты и первого батальона. Его разместили в добротном бункере, вырытом украинскими солдатами для своих нужд. Теперь он и нам пригодился, дежурили там по очереди мужчины — Александр Анатольевич Юдин, Евгений Иванович, Игорь Корнеев. Условия были спартанские, но никто не роптал. Туда подвозили бойцов с самой передовой, там оказывали самую необходимую помощь, затем везли на ЦОФ и там уже оказывалась помощь более квалифицированная. Оттуда уже в стабильном состоянии раненые бойцы попадали во вторую больницу. Такой способ себя оправдывал. Город Горловка очень большой, поселки между собой разбросаны и по таким тяжелым дорогам, как там, очень сложно быстро доставить человека в больницу в нормальном состоянии. А с таким промежуточным медпунктом шансы на благополучный исход возрастали в несколько раз. В дни, когда были особенно большие нагрузки на наш медпункт, гражданские «Скорые» дежурили на полпути к ЦОФ у магазина «Комсомолец» и наши подъезжали, быстро перегружали людей и спешили обратно. Все было налажено очень четко. Такую схему предложил Юрий Юрьевич, и она себя оправдала.
