Эдуард Филатьев - Бомба для дядюшки Джо
Через тридцать лет академик Анатолий Александров расскажет:
«Арцимович получил серый ЗИС в подарок. Как премию. Был построен большой завод электромагнитного разделения. Однако это оказался очень дорогой процесс по сравнению с диффузией».
Но власть с затратами не считалась. И, выдав награды двум отличившимся физикам, наглядно продемонстрировала узкому кругу засекреченных лиц, какие их ожидают сладкие «пряники».
Но Берия продолжал придерживаться твёрдого правила, заключавшегося в том, что увидевшим «пряник» следует тут же показать «кнут». И Лаврентий Павлович тут же дал генералу Василию Махнёву, секретарю Спецкомитета, соответствующее распоряжение.
Проблемы атомной охраны
26 февраля 1947 года член Спецкомитета Николай Вознесенский получил статус члена политбюро. С этого момента Атомный проект страны Советов стали курировать три члена высшего партийного ареопага.
А через несколько дней (в самом начале марта), выполняя распоряжение, полученное от Лаврентия Павловича, генералы В.А. Махнёв и Н.И. Павлов направили своему шефу письмо:
«По Вашему поручению докладываем свои соображения об организации охраны ведущих научных работников.
I. Считаем, что охрану необходимо организовать в отношении следующих работников: Курчатова И.В., Арцимовича Л.А., Харитона Ю.Б., Кикоина И.К.
II. Охрана перечисленных лиц должна обеспечить безопасность их при передвижении по городу и при выезде за пределы Москвы (в командировку, отпуск и т. п.).
III. Охрана должна осуществляться сотрудниками Министерства госбезопасности СССР путём введения их в штаты Лаборатории № 2 и КБ-11 под видом личных секретарей (по 2 сотрудника на каждого)».
Берия внесённые предложения одобрил.
Так личный охранник Игоря Курчатова майор госбезопасности Дмитрий Семёнович Переверзев стал именоваться «личным секретарём». О своей тогдашней деятельности он впоследствии вспоминал:
«Это была нелёгкая, беспокойная должность, сопряжённая с большой ответственностью…
Ежедневно к 10 часам мы ехали в министерство или в Совет Министров. После обеда часов до 2–3 дня ходили по объектам и лабораториям. Потом час — на пинг-понг или бильярд. Час уходил на обязательную ночную прогулку. А во время первых загрузок реакторов вообще по двое суток не спали. И выходные тогда случались редко. Хотя и их Игорь Васильевич использовал не совсем по назначению. Ему приходилось привозить различные документы, бумаги, статьи.
Я старался не отставать от Курчатова и всегда, чем мог, помогал ему. Курчатов часто подшучивал надо мной:
— Ты — моя вторая память!».
Возле других «ведущих работников» атомной отрасли тоже появились «личные секретари» в штатском, которые стали ходить за своими подопечными буквально по пятам.
В книге воспоминаний академика А.П. Александрова есть такой эпизод с участием одного из охранников (дома Анатолия Петровича называли АП, а его охранников — «духами»):
«Однажды АП собрался в командировку в Ленинград и попросил одного из "духов'' съездить на вокзал и купить билеты. Тот поехал в машине АП, купил билеты, и, как он потом рассказывал, вдруг к машине подошёл совершенно пьяный военный и начал скандалить, мешая отъехать. «Дух» его пытался урезонить, но военный вытащил пистолет, стал им размахивать. И сразу же с помощью «духа» попал в милицию.
Уже дома он сказал АП примечательную фразу:
— Как жалко, что Вас не было в машине, а то я бы его сразу пристрелил, и мне было бы повышение в звании».
Может показаться, что все «щели», через которые способны утекать атомные секреты, оказались перекрыты весьма надёжно. Но не тут-то было!
8 марта 1947 года, ознакомившись с системой охраны объектов ПГУ, Авраамий Завенягин забил тревогу. Он сразу написал Берии:
«Первое главное управление охраняется вахтёрской охраной, укомплектованной вольнонаёмными лицами.
Несмотря на систематически применяемые дисциплинарные меры, охрана остаётся недостаточно дисциплинированной — имеют место сон на посту, дезертирство и ряд других серьёзных проступков.
Опыт показал, что вахтёрская охрана является совершенно ненадёжной, не обеспечивающей надлежащую сохранность секретной документации Первого главного управления.
Ввиду вышеизложенного необходимо охрану Первого главного управления и организацию пропускного режима возложить на Министерство государственной безопасности».
Однако написать — легко, а вот на деле передать советских атомщиков в поднадзорные МГБ оказалось не так-то просто. Об этом свидетельствует записка заместителя председателя Госплана СССР и одновременно заместителя начальника ПГУ Николая Андреевича Борисова:
«Заместителю Председателя Совета Министров Союза ССР
тов. Берия Л.П.
… Ввиду того что Министерство государственной безопасности СССР производит охрану только зданий Совета Министров СССР и ЦК ВКП(б), тов. Абакумов не считает возможным принять на себя охрану зданий Первого главного управления.
Министерство внутренних дел (т. Круглов) также не согласно принять на себя охрану Первого главного управления при Совете Министров СССР по мотивам того, что в настоящее время здания министерств и ведомств им не охраняются.
Так как охрана особо важных объектов возложена на Министерство внутренних дел СССР, Госплан СССР считает целесообразным возложить охрану зданий Первого главного управления при Совете Министров СССР на это министерство».
Иными словами, взваливать на себя дополнительный груз не хотел никто. Да и охрана ПГУ было делом не только весьма хлопотным, но и очень ответственным. Пришлось Лаврентию Павловичу лично вмешаться и 25 марта 1947 года подписать распоряжение Совета Министров СССР № 2919-рс:
«Обязать Министерство внутренних дел СССР (т. Круглова) принять с апреля 1947 года под охрану здания Первого главного управления при Совете Министров СССР, для чего выделить необходимое количество личного состава».
Документы, касающиеся вопросов охраны атомных объектов, приходилось подписывать и Сталину. Взять, к примеру, постановление Совмина СССР № 2938-954сс от 21 августа 1947 года. В нём речь идёт об охране уральского завода № 817 (в документе он назван «объектом № 859»):
«5. Обязать Министерство внутренних дел СССР (т. Круглова):
… б) оградить периметр завода протяжением 20 км двухрядным проволочным ограждением, прорубить необходимые просеки, построить караульные помещения, оборудовать освещение и связь по периметру к 1 января 1948 г.;
6. Обязать Министерство внутренних дел СССР (т. Круглова) пересмотреть содержащиеся в лагере строительства объекта № 859 континген ты и:
а) в месячный срок вывести в Воркутлаг МВД СССР и разместить в изолированном лагпункте всех заключённых по ст. 58-6, 58-8, 58-9.
б) впредь не допускать направления на строительство объекта № 859 заключённых перечисленных категорий».
Напомним, что по статье 58 в сталинских лагерях отбывали срок политзаключённые.
Борис Васильевич Брохович, в ту пору главный инженер радиохимического завода «В», возводившегося на территории комбината № 817, рассказывал, как вёл себя министр Круглов, выполняя приказ вождя:
«В 1947 году на площадку базы № 10 прибыла комиссия, возглавляемая министром МВД генералом С.Н. Кругловым, по выбору площадки для конечного завода «В». В составе комиссии был и И.В. Курчатов…
Мы поехали в воинскую часть и поднялись на второй эта. ж единственного кирпичного здания в кабинет начальника. Расселись на стулья у стен. Я сидел рядом с Курчатовым. Круглов — у стола. Он вёл заседание комиссии. Он достаточно грубо, как казалось, наверное, не только мне одному, обратился к начальнику склада на «ты» примерно так:
— Ну, ты, скажи, что у тебя тут делается? Что хранится и что есть?
Офицер встал, вытянулся по стойке «смирно» и спокойно доложил:
— Я этого сделать не могу, товарищ министр, так как эти сведения не входят в мою компетенцию, а в компетенцию военно-морского министра. А указания его нет.
На другие вопросы он отвечал, а на вопросы, подобные первому, отвечал аналогичным образом. Обстановка накалялась.
Вдруг я почувствовал, что меня кто-то подтолкнул в бок. Я посмотрел и увидел напряжённое лицо Игоря Васильевича. Мне показалось, что Игорь Васильевич переживает за подполковника, сочувствует ему. Ведь он поведением Круглова, бывшего служащего охраны Сталина, поставлен в такое неравноправное положение.
