Дарья Усвятова - Справная Жизнь. Без нужды и болезней
Самчон замолчал, откашлялся и разлил по второй.
— Любо! — гаркнул старик.
Выпив, продолжил:
— К условленной ночи казаки хорошо подготовились: залегли по берегу по двое-трое, в овражках засаду устроили, конные по обоим берегам в лесу придорожном укрылись. Ночь пришла, расплескала черные тени по низинам и логам, пустынно на дороге, молчит уснувшее укрепление. Но тишина с пустотой обманчивы: спрятаны в тени характерники, с ночью слившиеся, и не спит в лагере ни единая душа. Ружья заряжены, факелы готовы зажечься в любую секунду, однако ничто не выдаст напряженного ожидания: мирно и спокойно дышит ночная мгла. Вот сыч в лесу заухал — значит, пробираются к переправе незваные гости. У реки застрекотала цикада, на том берегу отозвались лягушки, и в лагере знают: близок момент. Замолкла цикада: горцы стали переправляться. Смолкли и лягушки — переправились воры, сейчас будут в укреплении. Обоз стоит в самом центре, со всех сторон стерегут его часовые. Вот молоденький часовой задремал, опершись на винтовку. Тут же из темноты возникла быстрая тень, блеснула бритва пониже головы, и звонко лязгнуло железо о железо: часовой оказался не часовой, а соломенное чучело, на копье насаженное. Мигом вспыхнули факелы, стало в укреплении светло как днем. Заметались горцы, ринулись к реке, а тут уж их засада ждет. Только слышен отчаянный плеск: кому повезло до реки добраться, на ту сторону плывут. Но и на той стороне их дожидаются, из ниоткуда возникают казаки, вяжут грабителей. Тех же, что к дороге пробрались, конные из ружей подстрелили… Наутро пришли в русский лагерь с повинной старейшины. Пленных выкупили, мертвых с собою забрали. Собиралась в ауле свадьба, а вышли похороны…
Третью выпили не чокаясь — за прадеда Михея и всех ушедших родичей. Старик опять закашлялся. Глянул на меня ласково и строго, и — уже не мне, а хозяйке — сказал:
— Притомился я гуторить. Иди-ко, перину готовь.
Хозяйка встала, взглядом дав мне понять, что женщинам пора на выход.
Рассказ Степана Терентьича о легендарном предке взволновал меня до крайней степени. Спустя несколько дней как-то вечером я спросила знахарку:
— Если были в русской армии такие чудесные воины, как ваш прадедушка Михей, отчего же Кавказская война шла так долго?
— Сложный вопрос, доня. Воины-то были, да сколько их было-то? Тысяча, две, даже десять — диви-ба(разве же) это много? В основном же армия состояла из солдат — вчерашних крестьян, в рекрута забритых. Казак с детства воевать учится, а крестьянин землю веками пашет, плугом да серпом управляться только и умеет. И начальство армейское, думаешь, намного лучше нынешнего было? Такие же карьеристы да взяточники, как и сегодня. Толковых-то командиров было немало, но они воевали, по штабам да ставкам не отсиживались, в Петербург с каждой оказией не ездили и ко двору не примазывались, чинов себе не выпрашивали. Что до казаков, то ты тоже не думай, что все они Казачьим Спасом владели. Характерников настоящих, чье мастерство горцев обмануть могло, единицы были. Ты не думай, что чеченцы или черкесы воевать не умели. Еще как умели. От них наши казаки многие приемы скрытной войны переняли. Горец — что дикий зверь: каждый звук услышит и верно истолкует. Брякнет ли сабля, всхрапнет ли лошадь — горец уже знает: казачий разъезд следует. Да и сигналы условные, уханье филина или пенье сверчка, настоящие от деланных с первых звуков отличали. Так что характерникам сливаться с окружающей средой надо было в буквальном смысле, стать неотъемлемой ее частью. Не прикидываться невидимым, а сделать так, чтобы сама природа тебя за своего приняла. Тогда и горец мимо пройдет, не заметив. Понятное дело, такие умения отрабатывались особо, а у кого было время скрытную сноровку тренировать? Конечно, только у тех, кто с детства к этому готовился, чьи отцы и деды мастерством владели, к кому по крови способности эти перешли. А тренировка была непростая, знаешь, как казаки учились телом владеть — до изнеможения! Каждой клеточкой, каждым миллиметром кожи надо было чувствовать пространство. Перво-наперво, развивали вестибулярный аппарат, чтобы в ритме с землей двигаться.
— Как это, в ритме с землей двигаться? Земля же неподвижная!
Домна Федоровна глянула на меня как-то странно:
— Ты что, девка, в средневековье живешь? Это земля-то неподвижная? Она же вертится! Это раз. Воздух в движенье постоянно находится, травы колышутся, ветви качаются. Во всем есть ритм, его только уловить надо, слиться с ним и малейшие изменения чувствовать и тут же перестраиваться. Вот тогда природа-матушка лицом повернется, и беды будут стороной обходить: опасность за версту почуется.
— А вы такие приемы-упражнения знаете?
— Знаю, конечно, мы целое детство на плотах да на бричках провели.
— ?
— Ты вот что, давай-ка спать ложись, да и я пойду, скоро полночь, а засыпать — ты помнишь — человек до полуночи должен. Завтра пораньше встанем, я тебе кое-что покажу.
Утром она подняла меня ни свет ни заря. Выйдя умываться во двор, я с удивлением обнаружила там Федора, сына тетушки Домны. Он приветливо осведомился, здорово ли я ночевала, и вышел за калитку. Туда же направились и мы с Домной Федоровной. Там, запряженная красавцем-конем, стояла деревянная телега; Федор сидел на месте возницы и ждал нас. Мы сели, парень зычно крикнул «Но-о!», и повозка тронулась. Отъехав недалеко в степь, мы остановились. Знахарка легко подтолкнула меня, я спрыгнула на землю. Сама же Домна Федоровна осталась на телеге, только разулась, встала во весь рост, завернула подол юбки, заткнула его за пояс и заговорщицки произнесла:
— Теперь смотри, что буду делать я, и примечай. Потом повторишь. Трогай! — крикнула она сыну.
Повозка тронулась. Сначала ехали медленно, потом Федор пустил коня легкой рысью, темп скачки постепенно нарастал, и вот уже телега понеслась по кочкам с бешеной скоростью. Шестидесятилетняя колдунья прямо стояла на абсолютно плоской поверхности несущейся повозки. Телега плясала и кидалась во все стороны, но Домна Федоровна стояла, не шелохнувшись, и смотрела далеко вперед. Женщина и повозка были единое целое… в какой-то момент знахарка грациозно подняла одну ногу, отвела ее назад, раскинула руки и… мне показалось, что я вижу перед собой не бабушку семерых внуков, а лихую и ловкую циркачку, балансирующую на спине огромной лошади, несущейся кругами по арене цирка. Зрелище было и завораживающим, и пугающим: вот, на следующей кочке она не удержится, соскользнет, и полетит навстречу земле…
Все, однако, кончилось благополучно. Возница замедлил скорость, телега проехала вокруг меня еще пару кругов, целительница легко спрыгнула на землю и стала рядом со мной:
— А теперь ты, Дарья, попробуй.
— Да вы что, Домна Федоровна!!! Я же грохнусь в первую секунду! Костей не соберете, проваляюсь у вас потом в гипсе все лето!
— Не трусь, девка! Никуда ты не грохнешься, а кое-что поймешь.
Я забралась на телегу, по велению знахарки разулась. Телега легонько двинулась. Опора стала уходить у меня из-под ног, я быстренько села и стала пытаться руками держаться прямо за пол.
— Стань! Спину прямо держи, вниз не смотри, смотри вперед по ходу! Ноги в коленях чуть присогни! Плечи расслабь, руки!
Я повиновалась. Действительно, так я уже смогла держаться. Телега ехала медленно, но мне все равно было трудно стоять
— Теперь слушай внимательно. Ты ногами держишься, это неправильно. Опора у тебя не в ногах должна быть. Солнечное сплетение знаешь где находится? Выше пупка, пониже груди, в середке! Туда центр тяжести перенеси! Во… Теперь постарайся почувствовать качку. Уловила ритм? Перенеси его в центр тяжести! Пусть там как ходики тикают, в тон повозки! Такая легкая пульсация… Там и держи, только на этом и концентрируйся!
Как в трансе, я проделывала все, что говорила мне целительница. Действительно, где-то в районе солнечного сплетения появился словно пульсирующий комок энергии. Ноги как будто росли именно из этого комка, более того — они не заканчивались стопами и кончиками пальцев. Дно тележки, ее корпус, ее колеса были продолжением моих ног, моего тела. Я абсолютно спокойно стояла и смотрела вперед. Что удивительно, когда мы ехали сидя, копчиком я чувствовала каждую кочку, а сейчас было ощущение, будто я парю над степью. Проносящиеся мимо цветы и травы говорили о том, что скорость довольно велика, но меня это не пугало. Наконец повозка сбросила темп и подъехала к знахарке, которая все это время внимательно наблюдала за мной.
Я слезла с телеги. Меня чуть покачивало, казалось, степь все еще продолжает вертеться вокруг.
— Молодец… У тебя талантливое тело и гибкая энергетика. Я в тебе не ошиблась, — Домна Федоровна приобняла меня за плечи. — Что теперь чувствуешь?
— Плывет все вокруг… Голова кружится.
