Салават Асфатуллин - Северные амуры в Отечественной войне 1812 года

дителъству от сего суда рапортов.

№ 1802. Дворянский заседатель Карим…

Эти два документа найдены в государственном архиве Калужской области в деле № 510 «Переписка с Мосальским земским судом, Боровским городничим по вопросу о предании суду французских мародеров, пойманных в д. Селище Мосальского уезда», начатом 29 августа 1812 года, оконченном 2 сентября 1812 года.

Юхновский уезд в те времена входил в Смоленскую губернию, но в связи с занятием большей части губернии французами, свободные от них приграничные уезды подчинили Калужскому губернатору.

В другом деле ГАКО «Переписка с уездными судами Калужской губернии по вопросу о задержании отдельными русскими воинскими частями мародеров французской армии», начатом 12 сентября 1812 года (входящ.) и оконченном 20 сентября 1812 года, найдены еще пять документов о сдаче Тимировым пленных: от 9 сентября – 87 пленных, от 13 сентября – 51 пленный, от 15‑го – 54 пленных, от 16‑го – 77 пленных и от 20 сентября – 49 пленных[81]. Лихо воевал земляк!

Первый из этих документов приводится ниже.

Вх. 12 сентября 1812 года

Его превосходительству Господину Тайному Советнику Калугскому Гражданскому Губернатору и кавалеру Павлу Никитичу Каверину От Юхновского городничего

От шефа 1‑го тептярского Казачьего полка господина майора Тимирова 1‑го при отношении доставлены ко мне из французских войск разных наций пленных забранных отряда его казаками восемьдесят семь человек для отправления в город Калугу – которые к вашему превосходительству при сем понадлежаще представляю.

Городничий Романов

№ 1065 сентября 9‑го дня

В той же папке есть документ от 8 сентября о сдаче Давыдовым пяти пленных и рапорты от других. Речь в этих сопроводительных документах идет только о пленных, а сколько же было убитых?!

Вторая любопытная историческая деталь: во всех этих документах он пишется «Тимиров 1-ый», в те времена такое приписывали, когда в армии служили командиры с одинаковыми фамилиями и званиями. Причем номера присваивали по мере получения этого звания офицерами-однофамильцами. Есть резон поискать в архивах и Тимирова 2‑го.

И третья интересная деталь: последние четыре документа из дела № 511 о сдаче Тимировым пленных относятся к периоду, когда он уже официально подчинялся Денису Давыдову, а тот обычно сам писал рапорты о сдаче пленных и бережно сохранял расписки о приеме от него пленных. Этот момент, по мнению автора, является лишним косвенным доказательством того, что в отряд Дениса Давыдова вошла все-таки только одна сотня 1‑го тептярского полка. Неужели из 500 рядовых тептяр и 30 командиров полка к 11 сентября 1812 года осталось в живых только 100 человек? Хочется все-таки думать, что у Давыдова была одна сотня вместе с командиром полка, а четыре сотни партизанили в других местах с Калужским ополчением под общим руководством генерал-лейтенанта Шепелева или отдельно. И за пленных именно этих четырех сотен отчитывался Тимиров.

Ну и четвертая деталь, – литературоведческая. Не жаловали наши предки запятых и точек. По запятым с ними, пожалуй, можно бы и согласиться, уж больно преувеличенное значение им сегодня придается, но вот в отношении точек – не стоит. Умно и вовремя поставленная точка очень много значит и в современной литературе, и в современном делопроизводстве. Причем, значение точек увеличивается и, кажется, будет увеличиваться и дальше.

Боевое содружество партизана Дениса Давыдова с башкирами показано Федором Глинкой в стихах «Партизан Давыдов»[82]:

…Идет за шумными французскими полкамиИ ловит их как рыб – без невода, руками.Его постель – земля, а лес дремучий –  дом.И часто он с толпой башкир и с казаками,И с кучей мужиков и конных русских баб.Как вихорь, как пожар, на пушке, на обозе,И в ночь, как домовой, тревожит вражий стан.

И ему можно верить, ведь он был непосредственным очевидцем событий.

На дороге между Москвой и Калугой около Бекасово.

23 октября (н. ст.) 1812 г.

Литография Э. Эманте по оригиналу A.B. Фабера дю Фора.

1830–1840‑е гг.

Письменное свидетельство боевого содружества оставил и сам Денис Давыдов, воин и поэт, в своих «Военных записках»:

«Десятого (сентября), вечером, я получил от начальника калужского ополчения предписание принять в мою команду требуемые мною казачьи полки и приставшего к партии моей майора Храповицкого. Одиннадцатого мы отслужили молебен в присутствии гражданских чиновников и народа (в Юхнове) и выступили в поход с благословениями всех жителей. К вечеру мы прибыли в Знаменское и соединились с полками 1‑м Бугским и Тептярским. Первый состоял из шестидесяти человек, а второй из ста». (Возможно, Давыдов и не ошибался насчет численности полка. Вполне реален и такой трагичный результат – ведь полк отступал с боями одним из самых последних (вспомните Вильно) от самой западной границы).

«Четырнадцатого, к вечеру, начали подходить мародеры, а так как мы были скрыты и во всей осторожности, то брали их без малейшего с их стороны сопротивления и почти поодиночке. К десяти часам ночи число пленных дошло до семидесяти человек и двух офицеров; у одного из них все карманы набиты были грабленными перчатками, ножичками и прочим. Надобно, однако, сказать, что офицер сей был не француз, а вестфалец».

«На рассвете мы атаковали в виду города Вязьмы неприятельский отряд, прикрывавший транспорт провианта и артиллерийских снарядов. Отпор не соответствовал стремительности натиска, и успех превзошел мое ожидание: двести семьдесят рядовых и шесть офицеров положили оружие, до ста человек легло на месте; двадцать подвод с провиантом и двенадцать артиллерийских палубов с снарядами достались нам в добычу. Немедленно две фуры с патронами и триста сорок ружей поступили в распоряжение командовавшего поголовным ополчением отставного капитана Вельского; и таким образом, с первых дней я имел уже в Знаменском почти на пятьсот человек готового оружия».

«Пятнадцатого, около восьми часов утра, пикетные открыли шедшее от села Тарбеева большое количество фур, покрытых белым холстом. Некоторые из нас сели на коней и, проскакав несколько шагов, увидели их, подобно флоту, на парусах подвигавшемуся. Немедленно штабс-ротмистр Бедряга 3‑й, поручики Бекетов и Макаров с гусарами и казачьи полки помчались к ним наперерез. Передние ударили на прикрытие, которое, после нескольких пистолетных выстрелов, обратилось в бегство; но, быв охвачено Бугским полком, бросило оружие. Двести шестьдесят рядовых разных полков, с лошадьми их, два офицера и двадцать фур, полных хлебом и овсом, со всею упряжью, попались нам в руки».

Денис Васильевич Давыдов. Художник А. Орловский.

15 сентября 20 казаков Тимирова вместе с донскими казаками на большой дороге между Вязьмой и Дорогобужем напали на «большую партию неприятеля». «Атака была решительна и успешна – более 150‑ти человек положено на месте, 1 капитан, 1 поручик с 42-мя рядовыми попались в плен»[83].

Давыдов со своим отрядом выступил из Юхнова к Вязьме и 16 сентября атаковал и разбил сильный неприятельский отряд, прикрывавший транспорт с фуражом и с артиллерийскими снарядами. Французы потеряли убитыми до 250 и пленными до 150 человек.

Денис Давыдов доносил о подвиге конников Башкирии: «18 числа (сентября) посланный мной в партию майор Темиров с вверенным ему 1‑м Тептярским полком атаковал неприятеля, взял 125 человек в плен и одну фуру с артиллерийскими снарядами»[84].

«Девятнадцатого, за два часа перед рассветом, посланные мои возвратились и привели этого солдата. Он объявил мне, что, точно, тысяча человек наших пленных остановилась в Юреневе, что часть их заперта в церкви, а часть ночует в селе по избам, где расположена и часть прикрытия, состоящего всего из трехсот человек. Я велел садиться на коней и, пока партия вытягивалась, Крючков при крестьянине и солдате рассказал мне, как, подъехав к Никольскому, они встретили прохожего, который объявил им, что при нем вошла в оное село шайка мародеров, как крестьянин оробел и не смел войти в село, но что он, Крючков, распрося его подробно о месте, где ночует солдат, надел на себя кафтан крестьянина, вошел в село, наполненное французами, прямо пришел к сенному сараю, где, по рассказу крестьянина, должен был ночевать солдат, разбудил и вывел его оттуда. Такой отважный поступок усугубил большое уважение к нему всех его товарищей, а меня поставил в приятную обязанность донести о том самому светлейшему.