И. Давыдов - Сталевар

И. Давыдов

Сталевар

(Главы из книги «Уральские сталевары»)

1. Формула характера

После седьмого класса Николаю нужно было работать. Выбора тут не возникало. Двенадцать лет мать тянула троих детей одна. С тех пор, как в самые первые дни войны ушел на фронт отец и погиб под Мурманском в декабре сорок первого.

Ни живого отца, ни того, как уходил он на фронт, Коля не помнит — мал еще был. И не помнит, как билась мать над серой похоронкой. Знает, что билась, видел позже, к концу войны, как это было у других. А вот как у себя — не запомнилось. Отец навсегда остался для него увеличенным с маленькой фотографии портретом на стене. Много таких увеличенных портретов тех, кто ушел да не вернулся, висело по Тугулыму. По всей Руси и сегодня еще висят они, и завтра будут висеть…

Выбрал себе Коля самое романтичное из того, что удалось выбрать в Тугулыме. Пошел в линейную железнодорожную связь. Тянул новые провода да ремонтировал старые между Тюменью и станцией Поклевская. Жил в вагончике, который перевозили из одного станционного тупичка в другой.

Поначалу это было даже интересно — вроде как на затянувшейся экскурсии. Но — недолго.

Природа щедро отпустила Николаю Арзамасцеву и рост, и силу, и ширину плеч. Однако на линейной связи все это было не очень-то и нужно. Маленькие да юркие ничуть не хуже справлялись. Порой еще и получше. Сила слишком часто оставалась нерастраченной. Рост иногда даже мешал.

И вот тут приехал на каникулы в Тугулым Мишка Шатров, с которым Николай учился в школе, и рассказал о пышущих нестерпимым пламенем, ревущих и прожорливых мартенах. Этот год Мишка провел в Северском, в школе ФЗО, в группе сталеваров. И у мартеновских печей стоял не только зрителем, но и помогал подручным заваливать металлолом, брать пробы, выпускать плавку и даже самолично бросал слитки алюминия в громадный ковш с бурлящей сталью.

А Николай до этого знал о мартенах, что они плавят то ли чугун, то ли сталь, то ли железо, и были для него эти мартены понятием довольно-таки абстрактным.

После Мишкиных рассказов Николай задумался. Попытался представить себя возле этих громадных огненных печей.

— А примут меня? — спросил он.

— С твоим-то ростом? — Мишка усмехнулся. — Кого другого отодвинут — тебя возьмут. Сталевару рост знаешь как важен!.. Чуть не вдвое легче работать.

Не соврал Мишка — приняли сразу.

Когда на третий день занятий один из парней опоздал на урок, Борис Константинович Левченко, мастер группы, сказал:

— Сталевар должен быть четко организованным. Иначе он никогда не станет сталеваром. Знаете, есть такая поговорка: точность — вежливость королей? Я бы к ней добавил: и главный пропуск в сталевары!

Произнес это Левченко тихо — он все тихо говорил, — и глядел при этом на переминавшегося у дверей с ноги на ногу парня. А Николай, сидевший позади всех, вдруг почувствовал, что неудержимо краснеет. Запылали и уши, и щеки. Вспомнились Мишкины слова о сталеварском росте, вспомнилась легкость, с которой приняли в училище, и возникшая после этого уверенность: «У меня-то есть все, что надо сталевару!»

Оказывается, не рост главное, а точность!

Десятки раз после этого, от различных людей, слышал Николай ту же самую формулу: «Сталевар должен быть…» И выяснилось, что он должен быть находчивым, решительным, памятливым, напористым, пытливым, до педантичности дисциплинированным. Шаг за шагом, случай за случаем жизнь подтверждала справедливость этих требовании. И безжалостно отодвигала в сторону тех, кто этим требованиям не удовлетворял.

Так вот на глазах у Николая отодвинула она в сторону Петра Еськина, который заменил у мартена ушедшего в армию сталевара Валентина Попова. Не слушалась печь Петра Еськина, потому что не хватало ему точности, решительности да и дисциплины. А если человек сам собой не научился управлять, то уж мартеном управлять он никак не научится… Именно Петра Еськина и сменил Николай, когда цеховое начальство поняло, что надо спасать печку от ненадежных рук.

Впрочем, произошло это уже тогда, когда к Николаю Арзамасцеву не только пригляделись, но и основательно подучили его.

2. На чем основано о доверие?

Поначалу Николай даже обижался на Левченко, который заваливал его все новыми и новыми поручениями, отнимавшими уйму времени. У других парней оставалось время пошататься по городу. Николаю почти всегда было некогда.

Лишь много позже, когда на сталеварской практике группу разбили на бригады и в своей бригаде Николай был назначен старшим, он вдруг обнаружил, что к нему Левченко наведывается реже, чем ко всем остальным.

Вначале опять же полыхнула чуть не детская обида, а потом по-взрослому понял: «Да ведь он мне просто доверяет!..»

Этому доверию — уже двадцать лет! Борис Константинович Левченко уезжал в Египет, готовил там кадры для Хелуанского металлургического комбината, вернулся в Северский и давно уже работает контрольным мастером в том самом мартеновском цехе, где сегодня плавит сталь кавалер ордена Ленина сталевар Николаи Григорьевич Арзамасцев. И как раз та смена, где работает Левченко, принимает и печи и плавки смены Арзамасцева. Принимает на ходу, как и водится во всех мартеновских цехах. Сплошь и рядом Борису Константиновичу приходится проверять именно ту сталь, которую варил Арзамасцев.

— Это всегда хорошая сталь! — говорит Левченко. — Арзамасцев передает плавки без отклонений от технологии. И наш сталевар Иван Яковлевич Кравчук, принимая у Арзамасцева печь, вполне спокоен. Между ними — полное доверие! Я это называю порядочной передачей плавки. Николай никого и ни в чем не подводит. А доверие только на этом и может быть основано!

3. «Это придет само»

Вести плавки учили Николая три сталевара — в разное время и по-разному… И то, чему они его научили, слИ’ лось у него в один стиль. Уже его собственный стиль!

Его первым учителем в цехе был немолодой сталевар Сергей Незаметдинов. Он не мог научить теории — теорию сталеварения Николай с самого начала знал лучше. Незаметдинов был практиком — спокойным, основательным и очень требовательным.

В те годы, когда Николай работал у Незаметдинова вторым подручным, Северскому заводу остро не хватало электроэнергии, и порой без нее оставалась экспресс-лаборатория мартеновского цеха. А это значило, что подручному надо бежать с кубиком стали в центральную лабораторию, долго ждать там анализа, бежать через ползавода обратно… Почти полчаса уходило на такой анализ. Вместо трех-пяти минут в экспресс-лаборатории. А ведь печь горит, сталь варится, и через полчаса она уже не совсем такая, какой была, когда брали этот кубик для анализа.

Сергей Незаметдинов настолько тонко чувствовал и понимал свою печь, что мог выпустить плавку без такого запоздалого химанализа, и сталь у него выходила в полном соответствии с заданием. Как говорят сталевары — точно попадал в допуски.

Николай все пытался понять, как это происходит, каким шестым чувством определяет бригадир точный состав кипящей стали. Даже впрямую спрашивал.

А Незаметдинов толком не мог объяснить. Он порой и сам этого не понимал.

— Ты смотри, — говорил он. — Запоминай. Все запоминай! Даже цвет пламени. Он ведь меняется… Ты работай — а это придет само. Ко мне само пришло.

Как все молодые, Николай был нетерпелив. Он не хотел ждать, пока «придет само». Он искал ответы в книгах и журналах. Закончив школу ФЗО, пошел в школу рабочей молодежи, затем — на курсы повышения квалификации. К нему ЭТО пришло намного раньше, чем к самоучке Незаметдинову.

Но ведь и время не стоит на месте. Экспресс-лаборатория северских мартенов давным-давно не останавливается из-за нехватки электроэнергии…

4. Занозистая печка

Вторым учителем Николая в цехе был Валентин Попов, окончивший северскую школу ФЗО всего на год раньше Арзамасцева. Правда, окончил ее Валентин блестяще — первый и единственный получил при выпуске сразу 10-й рабочий разряд (это при 12-разрядной сетке!). А Николая Арзамасцева, как и многих других хороших учеников, выпустили с 9-м разрядом.

В феврале 1957 года Валентин Попов создал первую на Северском заводе комсомольско-молодежную бригаду и пригласил в нее Николая первым подручным.

Печка молодым сталеварам досталась тяжелая — третий мартен: капризный, неустойчивый, буйный. Он шел горячо, грел металл быстро, но при доводке стали до точного состава происходило бурное, стремительное вскипание, расплавленный шлак поднимался очень высоко, пробивал насыпанные подручными ложные пороги из доломита, отбрасывал заслонки и огненными ручьями хлестал на рабочую площадку через все три окна мартена.

Происходило это почти при каждой плавке.