Л. Сурис(ред.) - Политический сыск, борьба с террором. Будни охранного отделения. Воспоминания

Политический сыск, борьба с террором. Будни охранного отделения. Воспоминания

П. П. Заварзин Жандармы и революционеры

Настоящий труд посвящается моей жене Екатерине Прокофьевне Заварзиной

Предисловие

В России, до революции 1917 года, заметную роль в истории русской государственности играла борьба правительственной власти с различными революционными партиями и группами. Сущность этой борьбы мало известна беспартийной публике, а враждебное к ней отношение революционеров освещало ее тенденциозно и неправильно в широких слоях русского общества.

Вопрос о необходимости такой борьбы разрешается, казалось бы, тем фактом, что невероятное крушение огромной страны, со всеми ее духовными и материальными ценностями, совершено именно теми людьми, против которых в свое время были направлены усилия охранительных учреждений России. Быть может, многие законы в России и были несовершенны, но обязанность розыскных отделений сводилась к охранению существующего государственного строя, а изменение законов лежало на обязанности иных учреждений.

Борьба с различными революционными партиями и группами велась на основании законов, а потому говорить о произволе как основе деятельности исполнительных органов не приходится. Но не в защите или критике моя задача. Я хотел бы, по опыту и воспоминаниям, изложить сущность того, что еще так недавно вызывало пристрастную критику революционных и левых общественных кругов как в России, так и вне ее.

Весь революционный мир, которому приходилось скрывать большую часть своей деятельности в подполье от преследования власти, зная технику политического розыска, был организован для борьбы с ней и для работы к достижению своих целей. Широкие же круги общества были совершенно в стороне от политической жизни, ею не интересовались или легко поддавались впечатлению, что революционеры не столько опасны для существующего государственного строя, сколько являются жертвами произвола и отсталости. Мало кто вдумывался в то, что розыскной государственный аппарат боролся с очень сильным, организованным и опытным противником, который притом имел то преимущество, что, не стесняясь никакими законоположениями, поставил своего врага вне закона, тогда как охранительный аппарат власти должен был действовать в строгих рамках, предусмотренных законами, хотя эти законы и не могли, конечно, предвидеть всех особенностей такой борьбы.

При Временном правительстве, в 1917 году, двери секретных учреждений были для всех настежь открыты, но и тогда имевшиеся в них данные были использованы преимущественно революционерами, и в особенности коммунистами. Последние поэтому в совершенстве ознакомлены со всеми розыскными приемами, и «секреты», изложенные в моих очерках, явятся таковыми главным образом для беспартийной массы читателей. Меж тем при современном росте коммунизма, каждому некоммунисту полезно некоторое знакомство с розыскной работой, ибо часть интеллигенции и буржуазии всего мира уже вошла в сферу наблюдения коммунистов, раскинувших сети розыска и осведомления от центра в Москве до коммунистических ячеек по всем странам земного шара.

Ко дню революции я имел уже почти двадцать лет службы в Отдельном корпусе жандармов и в должностях начальника розыскных отделений в Кишиневе, Гомеле, Одессе, Ростове-на-Дону, Варшаве, Москве и других местах, что дает мне возможность ознакомить читателя с теорией и техникой розыска.

Относиться к розыску можно различно, но отрицать его необходимость приходится ныне менее, чем когда-либо, почему он и существует во всех государствах Старого и Нового Света без исключения. Смешение понятия о розыскных органах, бывших в России до революции, с большевистской Чека и нелепость выводов о тождественности этих учреждений заставляет меня остановиться и на этом вопросе.

Под понятием «политический розыск» подразумеваются действия, направленные лишь к выяснению существования революционных и оппозиционных правительству партий и групп, а также готовящихся различных выступлений как то: убийств, грабежей, называемых революционерами «экспроприациями», пропаганды, шпионажа в пользу иностранных государств и организации всевозможных выступлений, нарушающих порядок и экономическую жизнь страны. Розыск по политическим преступлениям одно, а возмездие по ним совершенно другое, почему никаких карательных функций у политического розыска не было, а осуществлялись они судебными или административными инстанциями. Чека же является универсальным учреждением розыска, дознания, вынесения приговоров и приведения их в исполнение. Фактически Чека даже не учреждение для осуществления означенных функций, а просто партийное постановление, имеющее целью террор как средство уничтожения буржуазии, кадрового офицерства и, в частности, офицеров Отдельного корпуса жандармов, из коих в живых осталось менее десяти процентов. Что же касается смертных приговоров до революции, то они выносились судом всегда за преступления, связанные с убийствами, причем приведение их в исполнение производилось тоже без участия и даже ведома розыскных органов.

Вообще, роль чинов Корпуса жандармов была значительно менее той, которую им приписывали, и деятельность розыскных органов заканчивалась гораздо ранее самого решения дела.

Во всяком случае, злой воли и злоупотреблений со стороны руководителей розыскных учреждений не констатировано даже следственной комиссией Временного правительства. Продолжавшееся несколько месяцев изучение этой комиссией агентурного и другого материала, находившегося в Департаменте полиции и в подчиненных ему органах, не дало никаких улик, которые могли бы послужить основанием для привлечения к судебной или иной ответственности хотя бы одного жандармского офицера. Это обстоятельство настолько веско, что обвинение розыскных органов в злостной провокации и прочих преступлениях лишается даже тени обоснованности.

В заключение можно провести полную аналогию между беспомощностью русской государственной власти в борьбе с революционерами и слабостью власти культурных государств почти всего мира в борьбе с коммунистами. Коммунисты бьют по головам, выворачивая все препятствующее им, как ураган вырывает деревья с корнями, тогда как правительства, нанося удары перифериям, оставляют и даже охраняют очаг коммунизма в лице коммунистического правительства СССР, являющегося исполнительным органом III Интернационала1.

Париж

1929

Глава 1. Последние дни Императора Александра III

Как и все офицеры Отдельного корпуса жандармов, я начал свою службу в строевой части, где скоро обстоятельства столкнули меня с тем особым миром, в котором мне было суждено провести впоследствии почти 20 лет, сделавшим меня близким свидетелем событий крупного значения.

Государева рота 16-го стрелкового Его Величества полка в августе 1894 года получила приказ отправиться в Ливадию, Крымскую резиденцию Государя. Полк этот входил в состав 4-й стрелковой бригады, покрывшей себя славой в Русско-турецкую войну, заслужив название Железной Бригады. Квартировала бригада в Одессе, а во время пребывания царской семьи в Ливадии наша рота, которой Государь состоял шефом и числился в ее списках, несла внешнюю охранную службу дворца. Ротой в то время командовал капитан Сперанский, а пишущий эти строки был в ней командиром полуроты.

Нам было известно, что у Императора Александра III болезнь почек и что по предписанию врачей он должен провести некоторое время на юге.

Пошли приготовления к предстоящей ответственной службе: усилились строевые занятия, производилась проверка знаний солдат и умения их давать правильные ответы на предлагаемые по воинским уставам вопросы, осматривалось оружие, прилаживалось снаряжение, парадные мундиры и проч.

Наконец настал день выступления. После молебна на полковом дворе предшествуемая знаменем рота, с хором полковой музыки, двинулась к гавани для посадки на пароход. Молодцевато проходили стройные ряды стрелков; их молодые цветущие лица невольно привлекали внимание прохожих, вызывая похвальные отзывы. Рядом, зная свое место, бодро бежала ротная собачка Жучка, неизменный спутник роты и любимица солдат. Наконец посадка на пароход, последние приветы толпы провожающих, и под звуки народного гимна пароход ушел в спокойное море, отражавшее молочным цветом раннее прохладное утро.