Николай Горчаков - Режиссерские уроки К. С. Станиславского
Б. Н. Ливанов. Не очень. Мы думали о влечении любовном друг к другу.
К. С. Одно не мешает другому. Пройдите еще раз сцену и в репетицию встречи Дон Жуана и Шарлотты включите любовный текст Муаррона и Арманды по Булгакову.
Б. Н. Ливанов. Ох, и задаст нам за это Булгаков!..
К. С. Это я беру на себя. Начинайте. Начните с пустяков. Шарлотта боится Дон Жуана. Арманда должна играть это абсолютно искренне, перевоплотившись в робкую деревенскую девушку. Прекрасной игрой она действует и на Муаррона. Он погладил ей руку. Сначала как Дон Жуан. А через секунду уж захотелось погладить как Муаррон — Арманду. Есть поглаживание руки ради поглаживания, а есть любовное поглаживание. Потом Муаррон рассмешил чем-то Арманду. Потом стал показывать, как Дон Жуан обнимал Шарлотту, и совсем не так обнял Арманду. Репетируйте без ложноклассического пафоса. Репетируйте по-нашему, по-хорошему. Если Арманда — хорошая актриса, она хорошо играет. Я думаю, что с нашей точки зрения у Мольера был хороший театр. В очень многом реалистический, а иногда и тонко-психологический, например, «Тартюф», «Мизантроп», «Мещанин во дворянстве», «Скупой». Борис Николаевич, переплетите ваши режиссерские указания любовной паутиной. Если нужно напевать песенку, напевайте ее талантливо, искренне, чтобы Арманда могла заслушаться прийти в восторг от таланта Муаррона. Зритель должен поверить, что вы оба талантливые актеры во всем, даже в мелочах. Начинайте!
На этот раз сцена была сыграна Ливановым и Степановой с настоящим вдохновением и озорством расшалившихся талантливых актеров. Станиславский с громадным удовольствием следил за их импровизацией и несколько раз повторял шепотом: «Как досадно, что Булгакова нет…» Внезапно, в разгар любовного дуэта, он опять остановил актеров, но с привычной для него оговоркой.[70]
К. С. Остановитесь, застыньте, слушайте меня, но не бросайте найденное самочувствие, задачи и образы. Увлекитесь среди самых горячих переживаний текстом подлинных строк Мольера. Читайте в два голоса монолог Дон Жуана, увлекитесь им, как актеры, все равно какие: Степанова и Ливанов или Муаррон и Арманда! Монолог ведь действительно прекрасен. Если вам это удастся сделать искренне, вдохновенно, с темпераментом, нам сейчас же передастся, что гений Мольера был таков, что даже в ту минуту, когда два молодых негодяя Арманда и Муаррон собираются обмануть его доверие, они невольно подчиняются его таланту. Если поняли меня — начинайте. Возьмите любовную суматоху несколько выше. Возьмите разбег к тому моменту, который я вам наметил!
Волнение присутствующих на репетиции передалось Степановой и Ливанову и заразило их. В любовной сцене Ливанов, начав уговаривать Арманду словами Дон Жуана: «По-вашему, я такой дурной человек, что могу обмануть вас…», перешел на центральный монолог роли: «Я объявляю себя блюстителем общественной нравственности, ни о ком не скажу никогда доброго слова, а возведу в образец добродетели самого себя! Лицемерие теперь модный порок, а все модные пороки идут за добродетель!..» и с присоединившейся к нему Степановой действительно с громадной силой произнес этот замечательный, обличительный текст и закончил его своей импровизацией: «А хорош наш старик! Правда?»
«Мольер — гений», — со слезами на глазах ответила ему Степанова. «А Муаррон еще лучше», — на полной наглости отвечал Ливанов — Муаррон, обнимая Арманду. «Нахал, мальчишка, тебя следует высечь, что ты делаешь?» — уже по тексту Булгакова отвечала Степанова, и они оба скрылись, как и полагалось по пьесе, за ширмами.
Константин Сергеевич был очень доволен!
— Все, все это передайте Булгакову. Это ужасно досадно, что он не видел сегодня этой сцены. При повторении это может не удаться. Вы чувствовали гений Мольера, который заставил даже наших безобразников прекратить их любовные шалости. Вот это атмосфера дома Мольера. Взлеты гения и любовные вздохи за ширмой. Прошу не прерывать репетицию.
В комнату Мольера входит Бутон — Яншин, верный слуга.
— Михаил Михайлович, — говорит Константин Сергеевич, — идите, как вы пришли с рынка, с корзинкой овощей, с рыбой в кармане. Французы питаются преимущественно рыбой. Входите просто, не подозревая ничего, что тут могло произойти. Вероятно, у вас в руке письмо или еще что-то, что оправдывает, почему вы прямо с рынка прошли в эту комнату, а не на кухню. (Яншину, который немедленно, следуя его указаниям, выходит на сцену.) Я немного продирижирую вами, а вы оправдывайте то, что я вам буду говорить, и переводите в действие: хотел положить письмо на стол, но запнулся за какой-то предмет из бутафории, которую молодые люди не убрали за собой. Выругался про себя: «Вечный беспорядок, ноги переломать можно». Увидел всю обстановку репетиции: раскрытую брошенную книгу, шпагу Муаррона, плащ, опрокинутое кресло. Кресло хотел поставить на место и вдруг заметил шарф или платочек Арманды. «Что-то тут дело не чисто», — подумал. Еще раз оглянулся. Снял сабо, поставил корзину с овощами на пол, тихо пошел за ширмы подглядывать. Слугам это разрешается. Прислушался около ширм, стал их тихо отодвигать. Никого. Это и для зрителя добавочный эффект. Ведь мы видели, как они туда скрылись. Где же они? Оказывается, за ширмами потайная дверь в комнату Муаррона. Покачал головой — уж лучше бы им находиться за ширмами. Пристроился к двери, слушает, заглянул в скважину и… тут уж сами решайте, что сделаете, но почти в ту же секунду услышал, как хлопнула входная дверь. Восклицает по тексту роли: «Боже мой! Я не запер ее! Это он!» Кинулся вон из комнаты и сейчас же вернулся: забыл надеть сабо. Но надевать их некогда. Текст: «Он уже на лестнице». Кинулся к двери комнаты Муаррона, бешено колотит в дверь. Мгновенно появилась физиономия Муаррона — парик на сторону, жабо торчком. Текст Муаррона: «С ума сошел!» Ответ Бутона: «Он идет!» И входит Мольер. Михаил Михайлович, вы сыграли прекрасно. Запомните, если можете, всю линию. Если что забудете, сверьте с записью Николая Михайловича. Не выходите из образа и самочувствия. Виктор Яковлевич, продолжайте сцену.
Станицын уже стоял в дверях комнаты-выгородки, давно предчувствуя этот приказ Станиславского, больше всего стремившегося не упустить раз найденное в данную репетицию творческое самочувствие актеров.
Станицын — Мольер появлялся в дверях, молча осматривал комнату, очевидно, он не подозревал того, что случилось в его отсутствие. После первого акта проходило десять лет, и Мольер выглядел усталым и постаревшим. Станицын репетировал, разумеется, без грима, но слова А. П. Ленского о том, что гримировать надо не лицо, а душу, могли быть целиком отнесены к нему в этот день. Заботы, мрачные мысли, тяжелая походка, расстегнутая случайно пуговица у ворота рубашки, растрепавшаяся прядь волос — все говорило нам о тяжелом внутреннем состоянии Мольера.
Вот он молча подходит к столу — своему столу, за которым он творит свои бессмертные произведения. Садится, задумывается, медленно раскрывает тетрадь, собирается с мыслями, берет перо в руки. Из одной двери подглядывал за ним Бутон, из другой — Арманда. Зрителю было ясно по знакам, которыми они обменивались за спиной Мольера, что другого выхода из комнаты Муаррона не было. Или Бутон должен был отвлечь, увести из комнаты хозяина, или Арманда должна была рискнуть пробраться за спиной мужа через комнату к выходу.
Что-то зашумело и упало в комнате Муаррона. Мольер стремительно обернулся. Мелькнуло платье Арманды, ахнул за дверью в передней Бутон. Еще ничего не подозревающий Мольер встал, пошел к входной двери и вытащил оттуда Бутона. «Что тебе здесь надо?» — «Корзину забыл». — «Корзину?» — и Мольер только теперь обратил внимание на сабо и корзину с овощами посередине комнаты. В это время у притолоки своей комнаты появлялся якобы беззаботно насвистывающий что-то Муаррон. Проницательным взглядом смотрел Мольер на Бутона и Муаррона, а затем без слов устремлялся в комнату Муаррона. Вслед за ним туда же бросался и Муаррон.
Отчаянный возглас Арманды, звук пощечины, гневные крики Мольера, растрепанный, с разорванным камзолом вылетающий из своей комнаты Муаррон, его парик, летевший через всю сцену за ним, и, наконец, задыхающийся у притолоки двери с безумными глазами Мольер — такова была «пауза», раскрывшая вероломство Арманды.
Затем следовало объяснение Муаррона и Мольера, изгнание Муаррона из дому, раскаяние Мольера, примирение его с Армандой, сумевшей оправдаться в его глазах. Нужно сказать, что первые две «паузы» — приход Бутона и Мольера — у Булгакова в пьесе были не разработаны, но Константин Сергеевич в одну из встреч со мной, прослушав отчет о только что закончившейся репетиции, набросал яркую картину этих ремарок, раскрыв их в целый ряд действий. На следующий день я рассказал рисунок этих пауз актерам, и мы их постарались осуществить как можно точнее.
