Джош Вайцкин - Искусство учиться
Он играл белыми, что давало небольшое преимущество (право первого хода), особенно с учетом характера матча. Я готовил очень много дебютов для белых, поэтому, получив черные фигуры, чувствовал себя менее уверенно. Он начал игру предельно агрессивно, бросив в очень опасную атаку на мои позиции центральную пешку. Я применил индийскую защиту. Но такой комбинации мне не приходилось раньше видеть. Он делал ходы очень быстро, играя с устрашающей уверенностью, поэтому с самого начала я оказался в невыгодной ситуации. Фаланга его фигур под предводительством центральной пешки угрожала разрушить мою позицию, отбрасывая ее назад, хотя игра едва началась. Он буквально источал самоуверенность и как будто насмехался надо мной, намекая, что мне нечего делать за его шахматным столом.
Мои шансы с самого начала казались призрачными. Разыгрывая миттельшпиль, я потерял пешку, а затем пытался ограничить инициативу Джеффа путем размена некоторых фигур. Это было довольно рискованно; если у вас меньше фигур, то их дальнейший размен увеличивает преимущества соперника (представьте, в чем разница между соотношением 5 к 4 и 4 к 3 или 3 к 2, 2 к i и, наконец, i к о — по мере того как фигуры покидают доску, небольшое материальное преимущество становится подавляющим). Но я всегда любил эндшпиль, поэтому стремился к нему как к своему спасению. Когда мы разменяли ферзей, Джефф чуть не зарычал от удовольствия. Он был самым настоящим убийцей и держал меня за горло.
Прошло три часа с начала игры; турнирный зал опустел, и наша игра приближалась к концу. Мы остались вдвоем, но вокруг телевизионной камеры в холле, транслировавшей ход матча, собрались сотни людей. Они напряженно следили за развитием событий и гадали, кто же станет чемпионом, а кто потерпит поражение. Тишина в зале казалась мне удушающей — возможно, такой была и моя позиция. У меня оставался конь и пять пешек против слона и шести пешек соперника. Казалось, исход партии предрешен. Отчаянно пытаясь найти путь к спасению, я вспомнил свою борьбу с демонами после прошлогоднего проигрыша в последнюю минуту. Но придумать ничего не удавалось. Я вышел в ванную и заплакал. Затем умылся, собрался с духом и вернулся к игре.
Казалось, я заблудился в густых джунглях, застрял в густом подлеске, обессилев от голода и потери крови, как вдруг в чаще забрезжил луч света. Никогда не забуду свои чувства в тот момент, когда я понял, что шанс на спасение есть. В шахматах игрок иногда чувствует, что в позиции что-то есть, и только потом понимает, что именно. Кожа внезапно покрывается мурашками, чувства невероятно обостряются, как у хищников, чующих опасность или добычу. Интуиция подсказывает, что выход есть и его надо только найти, и разум включается в поиски. Я начал анализировать позицию. Очень медленно в мозгу созрел план. Необходимо разменять коня и оставшиеся пешки для того, чтобы создать позицию, при которой на доске останется только два короля — абсолютно парадоксальная идея. Я нашел невероятный для моего возраста способ спасти игру; в конце концов, я и сам не знаю, как мне это удалось.
Игра закончилась ничьей, и я стал чемпионом страны в своей возрастной группе. Выйдя потрясенным из турнирного зала, я был ошарашен радостными воплями и приветствиями огромной толпы детей и родителей, захваченных драматическими событиями в зале. Один из судей, международный гроссмейстер, спросил, почему в миттельшпиле я принял определенное решение, но я понятия не имел, о чем он говорит. Шахматы остались в каком-то другом мире. Эмоциональный накал момента потрясал. Я увидел, как из толпы детей выскользнул Джефф и подошел к отцу, а тот оттолкнул его холодным взглядом. Это было отвратительно.
Глава 3. Два подхода к обучению
Наверное, вы уже поняли, что мир юношеских шахмат — убийственный мир. Каждый год тысячи девочек и мальчиков ставят все на карту, и каждый верит в то, что сможет стать лучшим.
Слава — очень мощный стимул. Но мечты неизбежно развеиваются, сердца разбиваются, надежды большинства участников не оправдываются, поскольку на самом верху места очень мало. Конечно, примерно ту же картину можно видеть в любой сфере деятельности, где происходит борьба амбиций. Спортсмены в Малой лиге мечтают играть за свою команду в Высшей лиге. Ребята, бросающие мяч в кольцо на школьном дворе, мечтают быть похожими на Майка[7]. В мире актеров и музыкантов тоже властвуют завышенные ожидания, острая конкуренция и очень мало реальных возможностей.
Спрашивается: во-первых, какими особыми качествами обладают те, кто сумел воспользоваться немногочисленными возможностями и достичь вершины? А во-вторых, зачем это делать? Для чего стремиться к совершенству, если в конце пути, скорее всего, ждет разочарование? С моей точки зрения, ответ на эти вопросы можно найти, применяя хорошо продуманный подход, поощряющий гибкость, способность выявлять связи между разнообразными занятиями и стремление получать удовольствие от своего дела. Большинство мотивированных людей, молодых и старых, неверно выбирают подход к обучению — и, глубоко разочарованные, они оказываются на обочине, в то время как продолжающие добиваться успеха твердо держатся своего пути.
Специалисты в области возрастной психологии провели широкое исследование влияния подхода к обучению на способность учиться и усваивать материал. Ведущий исследователь в области возрастной психологии доктор Кэрол Двек указывает на различие между двумя концепциями интеллекта: теорией заданности и теорией приращения. Дети, которых родители или учителя научили мыслить в духе теории заданности, склонны использовать такие обороты, как «у меня к этому талант», и приписывать успех или провал врожденным, не поддающимся развитию способностям. Они считают свои способности к тому или иному виду деятельности или науке заданной и неизменной величиной. Дети, наученные мыслить в духе теории приращения, используют другой подход — назовем их сторонниками теории обучения. Они склонны высказываться примерно так: «Я это усвоил, потому что упорно трудился» или «Мне следовало приложить больше стараний». Ребенок, воспитываемый в духе этой теории, считает, что при условии упорного труда можно освоить даже трудный материал, что, шаг за шагом приращивая свои знания, новичок может достичь уровня мастера.
Исследование доктора Двек показало, что сторонники теории обучения имеют гораздо больше шансов повысить уровень своей компетентности, в то время как сторонники теории заданности более склонны отказаться от попыток добиться поставленной цели. Дети, ассоциирующие успех с упорным трудом, попав в сложную ситуацию, демонстрируют ориентацию на овладение необходимыми знаниями в отличие от детей, считающих себя просто умными или глупыми, а также способными или неспособными на что-то. Вторые ориентированы на выученную беспомощность[8].
В одном на удивление глубоком исследовании с группой детей было проведено интервью, и в зависимости от результатов их разделили на сторонников теории обучения и сторонников теории заданности. Детям предложили решить ряд простых математических задач, с которыми все они успешно справились. Затем им предложили ряд очень сложных задач — слишком сложных для их возраста. Стало ясно, что сторонники теории обучения скорее взволнованы шансом отличиться, в то время как сторонники теории заданности обескуражены. Комментарии варьировались от «Ребята, ну теперь-то уж точно стоит постараться!» до «Я не настолько умен, чтобы с этим справиться». С этими задачами не справился никто из участников эксперимента, но очевидно, что при этом они приобрели совершенно разный опыт. Тем не менее самым интересным оказался третий этап исследования: всем детям еще раз предложили решить простые задачи, аналогичные тем, которые предлагались на первом этапе. Практически все сторонники теории обучения легко справились с заданием, а вот сторонники теории заданности были настолько подавлены своим провалом на предыдущем этапе, что многие из них не сумели справиться с легкими задачами. Их уверенность в себе оказалась подорвана.
Очевидно, что результаты детей никак не связаны с их интеллектуальным уровнем. Очень способные дети, воспитанные в соответствии с теорией заданности, оказываются намного менее стойкими в ситуации вызова, чем далеко не такие способные дети, воспитанные в духе теории обучения. По сути дела, наиболее способные дети больше всего страдают от чувства беспомощности, поскольку им необходимо поддерживать свой перфекционистский имидж и добиваться результата, а в ситуации вызова очень легко потерпеть поражение. Как человек, наблюдавший за очень многими талантливыми юными шахматистами, могу подтвердить справедливость вышеприведенных утверждений: некоторые очень одаренные шахматисты плохо переносят прессинг и хуже восстанавливаются после поражения.
