Юрий Лотман - Комментарий к роману А С Пушкина Евгений Онегин
И знали ль вы до сей поры
Что просто - очень вы добры?
(VI, 615).
Одновременно перед ней должна была раскрыться пропасть между Онегиным и окружающим его обществом. (Ср.: Макогоненко Г. "Евгений Онегин" А. С. Пушкина. М., 1971, с. 174). Вполне вероятно (хронологически это подтверждается), что к этому моменту относились и сюжетные замыслы, которыми П поделился на Кавказе с друзьями летом 1829 г. М. В. Юзефович вспоминал: "...он объяснял нам довольно подробно все, что входило в первоначальный замысел, по которому, между прочим, Онегин должен был или погибнуть на Кавказе, или попасть в число декабристов" (Пушкин в воспоминаниях современников, т. 2, с. 107). Следует отметить, что воспоминания Юзефовича отличаются большой точностью и осведомленностью. Так, он задолго до пушкинистов отверг версию Анненкова о так называемых "стихах Ленского" - произвольной попытке связать с текстом EO некоторые пушкинские элегии (см.: Оксман Ю. Г. Легенда о стихах Ленского. (Из разысканий в области пушкинского печатного текста). - Пушкин и его современники, XXXVII. Л., 1928, с. 42- 67). Юзефович говорит о "декабристском" варианте сюжета как об уже отвергнутом к лету 1829 г.
В окончательном тексте седьмой главы победил другой вариант трактовки образа героя - острокритический, разоблачительный, раскрывающий его связь, а не конфликт со средой и эпохой и поверхностный эгоизм.
Тексты альбома Онегина (VI, 614-617) близки к ряду непосредственных высказываний П и имеют лирический характер. Ср.: "...и не спорь с глупцом" - "И не оспоривай глупца" ("Я памятник себе воздвиг нерукотворный..." III, I, 424); "Цветок полей, листок дубрав..." и далее
Свою печать утратил резвый нрав,
Душа час от часу немеет;
В ней чувств уж нет.
Так легкой лист дубрав
В ключах кавказских каменеет
(II, 1, 266);
"Мороз и солнце! чудный день..." - "Мороз и солнце; день чудесный" (III, 1, 183).
Отказавшись от включения в роман альбома, П переработал XXII строфу.
Первый вариант:
Хотя мы знаем что Евгений
Издавна чтенье разлюбил
Однако ж несколько творений
С собо[й] в дорогу он возил
В сих избранных томах
Пожалуй [?] Вам знакомых
Весьма не много [Вы б] нашли
В дальнейшем характер образом изменен. Второй вариант:
[Хотя] мы знаем что Евгений
Издавна чтенья разлюбил
Лю[бимых] несколько творений
Он по привычке лишь возил
Мельмот, Рене, Адольф Констана
Да с ним еще два три романа
В которых отразился век
[И] современный человек
Юм, Робертсон, Руссо, Мабли
Бар[он] д'Ольбах, Вольтер, Гельвеции
Лок, Фонтенель, Дидрот,Ламот
Гораций, Кикерон, Лукреций
(VI, 438).
библиотеки был коренным
Изображен довольно верно
С своей безнравственной душой
[Честолюбивый и [сухой]
Мечтанью преданной безмерно
С мятежным сумрачным умом
Лиющий [?] хладный яд кругом
(VI, 438-439).
5-6 стихи имели варианты:
Творца негодного Жуана [вариант: "глубокого Жуана"]
Весь Скот, да два иль три романа
(VI, 439).
Первоначальный вариант библиотеки Онегина подчеркивал широту его интересов и резко противоречил характеристике интеллектуального кругозора героя в первой главе. Обращает на себя внимание и то, что библиотека, которую Онегин возил "в дорогу", имела философский и исторический характер. Юм Дэвид (1711-1776) - англ. философ и историк. Онегин, вероятно, читал его исследование "История Англии от завоевания Юлия Цезаря до революции 1688 г."; Робертсон Вильям (1721-1793) - англ. историк, в библиотеке П имелся французский перевод его труда "История царствования императора Карла V" (1769), который, видимо, он и имел в виду в данном случае, хотя возможно, что Онегин читал французский перевод "Истории Шотландии" Робертсона. Интерес к истории Англии и Шотландии мог быть вызван у него Вальтером Скоттом. Труды Робертсона были широко популярны в декабристских кругах. А. Бестужев опубликовал перевод отрывка "Характеры Марии Стюарт и Елизаветы (из Робертсона)" - "Соревнователь просвещения и благотворения", 1824, ч. 26, с, 222-229. Споры по вопросам, поднятым в основных философско-публицистических трактатах Руссо (см. с. 194), Онегин, как это видно из второй главы, вел еще с Ленским. M а б л и Габpиэль-Бонно (1709-1785) - франц. философ, утопический коммунист, автор полемических сочинений против физиократов. Возможно, именно эта сторона воззрений Мабли заинтересовала Онегина, читавшего Адама Смита (см. первую главу) и пользовавшегося физиократическим термином "простой продукт". Мабли был также автором ряда исторических трудов. Его книгу "Размышление о греческой истории" перевел Радищев (1773); д'Ольбах - Гольбах Поль (1723- 1789) философ-материалист, автор трактата "Система природы" (1770), П считал его типичным мыслителем XVIII в.
Барон д'Ольбах, Морле, Гальяни, Дидерот,
Энциклопедии скептической причет
(III, I, 219).
Вольтер Франсуа Друэ(1694-1778) - франц. писатель, драматург, философ и публицист. Был автором ряда исторических трудов. "Историей Карла XII" (1731) Вольтера П пользовался в то же время, когда работал над седьмой главой (в связи с сочинением "Полтавы"). П назвал Вольтера "наперсник государей, идол Европы, первый писатель своего века, предводитель умов и современного мнения" (XII, 80). Гельвеции Клод Адриан (1715-1772) - франц. философ-материалист, автор трактатов "О человеке" (1773), "Об уме" (1758) и др. П называл Гельвеция "холодным и сухим" (XII, 31). Локк Джон (1632-1704) - англ. философ, один из основоположников сенсуализма. Фонтенель Бернар Бовье (1657-1757) - франц. философ-скептик, автор "Разговоров о множестве миров" (1686), русский перевод которых (А. Кантемира) в XVIII в. был запрещен синодальной цензурой. Дидpот (вернее, Дидро) Дени (1713-1784) франц. философ, руководитель "Энциклопедии". П исключительно точно охарактеризовал эволюцию философских воззрений Дидро в послании "К вельможе": "То чтитель промысла, то скептик, то безбожник" (III, I, 218). Ламот - вероятно, Ламотт Гудар Антуан (1672-1731) - франц. литератор, появление его имени в этом ряду труднообъяснимо. Гораций - см. с. 176. Кикеpон - Цицерон Марк Туллий (106-43 до н. э.) - римск. оратор и политический деятель. У П встречается в EO и написание Цицерон (VIII, 1,4), Приведенная в седьмой главе транскрипция имени, - возможно, указание на чтение Цицерона в подлиннике, а не во французском переводе. Если учесть, что в первой главе автор крайне уничижительно отозвался о латинских знаниях Онегина, то это делается особенно интересным. Лукреций Кар (98-55 до н. э.) - римск. философ-материалист и поэт.
Смысл составленного П перечня знаменателен, прежде всего, обширностью, а также ориентацией на философскую, историческую и публицистическую литературу и почти полным отсутствием художественных произведений. Бросается в глаза архаичность состава: в списке нет ни одного писателя XIX в., современника П и Онегина, нет таких естественных, казалось бы, имен, как Б. Констан, Гизо, Прадт (Гизо, Вальтер Скотт, Беранже, а в черновиках Прадт будут даже в дорожной библиотеке графа Нулина). Онегин предстает как любитель скептической и атеистической философии, погруженный в XVIII в.,характеристика неожиданная и интересная, особенно если учесть, что в другом варианте П подчеркнул связь героя с XIX столетием.
Следующий вариант библиотеки дал Онегину полное собрание новейших и чисто литературных произведений: поэмы Байрона, "Мельмот-скиталец" (см. с. 213), "Рене" Шатобриана, "Адольф" Б. Констана, "весь Вальтер Скотт" (среди зачеркнутого есть и "Коринна" Ж. Сталь) (VI, 439) - почти исчерпывающий список вершинных явлений европейского романтизма первой четверти XIX в.
В окончательном тексте XXII строфы все перечисление было заменено ссылкой на Байрона ("Певец Гяура и Жуана") и обезличенным указанием на "два-три романа, В которых отразился век". Эта последняя характеристика исключала "Мельмота-скитальца" и романы Вальтера Скотта, заставляя полагать, что в кабинете Онегина Татьяна читала "Рене" Шатобриана и "Адольфа" Б. Констана.
Библиотека Онегина должна была раскрыть перед Татьяной его душевный мир. Колебание П между "библиотекой XVIII в." и современными книгами, возможно, объясняется строками из "Романа в письмах": "Чтение Ричардс.[она] дало мне повод к размышлениям. Какая ужасная разница между идеалами бабушек и внучек. Что есть общего между Ловласом и Адольфом?" (VIII, I, 47 - 48). Ту же мысль высказал Вяземский в предисловии к своему переводу "Адольфа" (сам Вяземский, посвятив этот перевод П, свидетельствовал о многочисленных своих беседах с автором EO об "Адольфе"; возможно, что совпадение мыслей -их результат): "Адольф в прошлом столетии был бы просто безумец, которому никто бы не сочувствовал". Значение "Адольфа" для характера Онегина не только в том, что современный человек показан в романе Констана эгоистом, но и в разоблачении его слабости, душевной подчиненности гнетущему бремени века. Титанические образы привлекательного романтического зла, которые "тревожат сон отроковицы" (III, XII, 6), сменились обыденным обликом светского эгоизма и нравственного подчинения ничтожному веку. О значении "Адольфа" для творчества П см.: Ахматова А. "Адольф" Бенжамена Констана в творчестве Пушкина. - Пушкин, Временник, 1, с. 91-114.