Марк Хукер - Толкин русскими глазами
Pukel-men. Толкин указывает на происхождение этого названия от слова puck — которое "обозначает проказливого духа или одного из мелких домовых, леших и т. п." в фольклоре Англии, Уэльса, Ирландии, Норвегии и Исландии. В древнеанглийском оно было известно как pыca. Двухметровый невидимый кролик Харви в одноименном фильме (Юниверсал, 1950 г.), с Джимми Стюартом в главной роли, был puka.
В валлийском языке есть два слова, родственных puca: pwcca и bwcca. Обозначают они, по существу, одного и того же духа: в кельтских языках зафиксирован сдвиг согласных "Р>В". Одна из основных характерных черт bwcca — он перестукивается по ночам. В корнуэльских оловянных рудниках, по преданиям, жили гномы — buccas (позже название их было переделано на английский лад — нокеры (knocker (англ.) — стучащий)), которые с помощью стука предупреждали шахтеров о надвигающемся обвале или указывали им на залегающие поблизости рудные жилы. Перестукивание в темноте — настолько распространенная характеристика духов, что она входит в состав голландского названия полтергейста — klopgeest. В голландском языке kloppen — глагол, означающий стучать или производить глухой шум. Слово полтергейст, пришедшее в русский и английский языки из немецкого, также первоначально означало духа, который "перестукивается в ночи". По-немецки poltern — стучать, греметь, барабанить. Подобные духи стали источником для общеизвестной молитвы из старой корнуэльской литании233 об избавлении от обычных в былые времена ночных страхов, которые для многих воплощались в перестукивающихся во тьме духов:
"From ghoulies&ghosties&long-legged beasties,&things that go bump in the night. Good Lord, deliver us!" ("От чуда и юда, от леших оттуда и тех, кто шуршит во тьме, о Господи, сохрани нас!" — Пер. автора). Лингвистическая связь между валлийским pwcca/bwcca и русским словом пукать ясно прослеживается благодаря значению, которое это слово имело в XIX столетии — "хлопать, щелкать; лопаться со звуком; стрелять" (Даль, III. 537). В современном языке его употребление редуцировалось до значения "производить неприличные звуки", оставив все свое пугающее прошлое слову пугало.
Толкин также замечает, что производными от puck часто "называют безобразного урода". Описание внешности Pukel-men вполне этому соответствует. Он предоставил переводчику самому решать, сохранить ли корень Pukel или "заменить на аналогичный (желательно родственный) с таким же смыслом".
Бобырь/Уманский опустили этот эпизод вкупе с содержащимся в нем названием.
В своем примечании К&К объясняют это название, интерпретируя Pukel-men как людей-гоблинов, приводя этимологию и ссылаясь на Пака (Puck) Шекспира из пьесы "Сон в летнюю ночь" и персонажа Киплинга из сборника сказок "Пак с холмов Пука" как на примеры употребление слова puca в английской литературе (К&К ВК.605). В тексте, однако, К&К демонстрируют свои глубокие познания в фольклоре, используя для перевода этого названия архаичное слово шишига.
В начале XVII века в России шиш было название, применяемое к бродягам и ворам. К XIX столетию шиш и все производные от него — шишига, шишиган, шишко, шишкун, шишок — были обобщенным названием всех видов нечистой силы, населявшей лес, воду, овины и бани. В те времена, увидев, что вихрем пыль по дороге подняло столбом, люди говорили: "шишига свадьбу играет" (Даль, IV.636). Шишига — очень подходящее название для Pukel-men, не только с точки зрения фольклора, но еще и потому, что точно так же, как puck, оно иногда применялось по отношению к маленьким, уродливым людям.
У Грузберга более буквалистский подход. Он транслитерировал Pъkel по принципу "как пишется" и перевел men: Пукель-люди. Александрова, к сожалению, удалила — людей и оставила русских читателей с одной двуязычной кашей, а функция автоматического пояснения, встроенная английский текст диска, не содержит никакого определения Pъkel — men.
Кистяковский и ВАМ также транслитерировали Pъkel, но по принципу "как слышится". ВАМ транслитерировала его как пуколы. Для современного русского читателя, если название пуколы вообще будет с чем-то ассоциироваться, то вероятнее всего напомнит современное значение глагола пукать. Несомненно, именно поэтому, Кистяковский удвоил букву «к» в своей версии — Пукколы желая заставить его звучать как иностранное, и помешать читателю искать русский корень в названии. Удвоение букв довольно редкое явление в русском языке. В своей «Энциклопедии» Королев следует за Кистяковским.
Грузберг избежал интерференции слова пукать, поскольку к тому моменту, как это название впервые встречается в повествовании, его читатели уже знают, что Грузберг транслитерирует все названия, и не ищут русских ассоциаций.
Волковский следует примеру Кистяковского, но добавляет приложение, чтобы затем пояснить, кто такие Пукколы. Он называет их Пукколы-Пузаны (В ВГ.98). При следующем их появлении, он делает Pъkel — men истуканами (В ВГ.99), а когда они появляются в третий и последний раз, редуцирует их до каменных пузанов (В ВГ.170). Таким образом, Волковский отделяет Pъkel-men от их былой славы и изображает их значительно более беспомощными и жалкими, нежели у Толкина.
Немирова пытается перевести это название, но эта попытка уводит ее в другую сторону. Она называет их Пучеглазами (Н ВК.58). Толкин описывает глаза Pъkel — men как "темные провалы, которые печально взирали на проходящих" (R.80). Провалы глазниц были единственными чертами лица, оставшимися у статуй, все остальные уже стерлись. Немирова правильно переводит эту часть описания, в результате чего создает логическое противоречие: статуи со стершимися чертами лица не могли иметь выпученных глаз.
В своей самиздатовской версии Г&Г избежали проблемы, связанной с названием Pъkel-men, полностью опустив это название. В печатной версии Pъkel-men были восстановлены, но в значительно упрощенной форме, как идолы, в результате чего этот образ существенно обедняется. Ср. версию Г&Г с Толкином:
Всадники не обращали на идолов внимания, а Мерри разглядывал скорбные силуэты статуй с любопытством и почти с жалостью (Г&Г ВК.61, 830).
Дж. Р. Р. Т.: Всадники их едва замечали. Они называли их Пукель-людьми и почти не обращали на них внимания: в них не осталось ни силы, ни ужаса. Но по мере того, как их силуэты скорбно вырисовывались в сумерках, Мерри пристально вглядывался в них с удивлением и жалостью (R.80).
У Яхнина аналогичный подход. Он описывает Pъkel — men сначала как "сидящие фигуры", затем как "каменные изваяния", и в третий раза как «истуканы» (Я ВК.54–55). Яхнин также перестраивает текст, существенно его обедняя, и смещая интерес Мерри на историю строителей дороги, по которой они проезжают.
Всадники не обращали внимания на безобидных истуканов, которые, по преданию, колдовской силы не имели. Но Мерри разглядывал их с интересом, прикидывая, из какой же седой древности дошли эти посланцы далеких предков (Я ВК.55).
Мастерство Яхнина как рассказчика очевидно в том, как он рисует читателю эту сцену, но его изложение столь же очевидно показывает, что это не перевод.
Radagast. Толкин не сопроводил это имя никакими указаниями в своем "Руководстве, из чего следует, что, по мнению автора, его надлежит транслитерировать. Неудивительно, что все переводчики (и «Хоббита», и ВК) именно так и поступили. Ведь Радегаст — это имя божества, заимствованное непосредственно из русской мифологии. Только неизвестный переводчик отрывка из «Хоббита», напечатанного в журнале «Англия», транслитерировал это имя как Рэдегаст. Все остальные, вероятно, распознав, что это за имя, написали Радагаст. Это не единственное заимствование Толкина из наследия славянской старины — имя Боромир также славянского происхождения (см. главу "Shadowfax").
Радегаст — божество бранной славы и войны северных славян — входил в пантеон богов, несколько напоминающий толкиновский пантеон в «Сильмариллионе». Так же, как Айнур — порождение мысли Эру, Единого, что в Арде зовется Илуватаром (S.15), Сварожичи были детьми Единого бога Сварога (рог, ср. рог изобилия). Кроме Радегаста Сварожичами были: Дажьбог, солнце; Перун, бог грома и молнии; и Велес, бог животных, который мог оборачиваться медведем, и потому отчасти наводит на мысль о Беорне.
Имя Радегаста интерпретируется как долгожданный гость (рад и гость), но при этом изображали Радегаста вооруженным с ног до головы, с круглым щитом, украшенным бычьей головой — символом беззаветной отваги, правой руке, и с боевой обоюдоострой секирой — в левой. Статуи показывали его сидящим верхом на белой лошади, а в святилище Радегаста всегда держали самых лучших коней. Почитатели и жрецы Радегаста верили, что бог ездит по ночам верхом, и если поутру видели, что какой-то конь утомлен более прочих, то догадывались, что Радегаст именно его отличил и выбрал для своих незримых поездок. Коня — божественного избранника отныне поили чистейшею водою, кормили отборным зерном и украшали цветами.
Шлем Радегаста был увенчан фигуркой петуха с распростертыми крыльями. Славяне полагали, что петух олицетворяет огонь, и в качестве такового петух считался лучшей жертвой, способной задобрить верховное божество — Сварога, создателя огня и отца солнца. Существовало народное поверье, что петушиный крик на рассвете знаменует конец правления злых сил тьмы, которые господствовали в мире от заката до рассвета. Петух на шлеме Радегаста призван был предостеречь силы зла, что их время на исходе, и вселить страх в их сердца.
